В эти минуты он вышел из принятой роли и стал самим собой — незначительным королем перед лицом значительного, но все же королем.

— Ваше величество, — холодно сказал Генрих, — я не могу принять приказ совершить убийство. Почтение к человеческой жизни внушает мне, что никто не вправе отнимать жизнь у другого.

Темные итальянские глаза Генриха III сузились. Этот стоящий перед ним человек с гордо поднятой головой, с твердым, ясным голосом, в котором звучит решимость, — определенно не тот легкомысленный Генрих Наваррский, что проводил время в погоне за юбками и, казалось, рад был забыть свое маленькое королевство, не появляясь в нем уже несколько лет.

Генрих Наваррский понимал, что глупо было срывать с себя маску. Но бывают случаи, когда избранная роль требует невыполнимого. Убийство — невыполнимо.

— Вашему величеству, — отрывисто сказал он, — придется поискать наемного убийцу в другом месте.

Поклонившись и не дожидаясь разрешения удалиться, он вышел из покоев короля.


Марго с Франциском слушали рассказ Генриха.

— И будьте уверены, — закончил он, — король подыщет убийцу, если не в одном месте, то в другом.

Франциск кивнул.

— Мать встанет на его сторону.

— Как всегда, — добавила Марго.

— Вам здесь небезопасно.

— Всем нам, — напомнила Марго.

— Клянусь Богом, — воскликнул Франциск, — он у меня за это поплатится!

— Первым делом, — сказал Генрих, — нужно обрести положение, позволяющее заставить его поплатиться.

— Обрету.

— Вам нужно поскорее убраться отсюда, — сказала Марго.

— Нам всем это нужно, — ответил Генрих. Подумал, как долго может он в Наварре оставаться королем для своих подданных, не видя их уже несколько лет. Посмотрел на Марго — она союзница его и младшего брата, но что это за жена, которая меняет любовников одного за другим? И, если на то пошло, что он ей за муж? Они пара, вполне подходят друг другу; самая пылкая пара по Франции, но оба расходуют свой пыл не в супружеской постели. Неважный брак. Ему казалось, что если он больше никогда не увидит Марго, то не особенно пожалеет об этом. Только бы избавиться от всей этой манерности французского двора. А что до Шарлотты, эта забава стала ему надоедать. Мадам де Сов женщина красивая, опытная, но он один из многих, ждущих ее благосклонностей. Хорошо бы иметь славную беарнскую любовницу, принадлежавшую ему, и только ему. Да, он с удовольствием покинет французский двор.

— Вам обоим определенно, — сказала Марго, — и тут я постараюсь помочь.

«Уж не стремится ли избавиться от меня?» — подумал Генрих. Это было вполне вероятно.

— Послушай, — продолжала она, обращаясь к брату, — тебе разрешают брать карету и ездить к любовнице. Войдя в ее дом, сразу же выходи через заднюю дверь, там будут наготове лошади. Садись в седло и скачи прочь, а карета пусть остается на месте. До утра твоего бегства не обнаружат. А к утру ты будешь уже далеко, лови тебя тогда.

— План хороший, — согласился Франциск.

— Превосходный, — усмехнулся Генрих. — Ты будешь далеко и не сможешь разделять со мной благосклонность этой дамы.

Марго бросила на них сердитый взгляд.

— Бросьте свои глупости. Не забывайте, речь идет о ваших жизнях.

Соперники, прищурившись, посмотрели друг на друга, потом рассмеялись. Любовные дела всегда были для них чем-то вроде игры.

Они обнялись.

— Жаль, я не могу взять тебя с собой, старая кочерыжка, — сказал Франциск. — Мы нашли бы для соперничества другую даму.

— Обо мне не печалься, — улыбнулся Генрих. — Помни, что я буду получать двойную долю.

— До того дня, — раздраженно сказала Марго, — когда тоже устроишь побег! Не забывай, ты легко можешь подвергнуться той же опасности, что и мой брат.

Марго, разумеется, была права. Но первому предстояло бежать ее брату, затем наступал черед Наваррского.


Король с матерью, узнав о побеге Франциска, пришли в ярость.

— Его привезут ко мне живым или мертвым! — вскричал Генрих III. — Я покажу ему, как идти против меня.

Встревожился он не на шутку. Во дворце Франциск представлял собой только затаенную угрозу, а бежав, стал по-настоящему опасен. Король понимал, что его брат отправился к гугенотам поднимать восстание.

— Надо не спускать глаз с Наваррского, — сказала королева-мать.

Король согласился, вспомнив, с каким негодованием отверг Генрих предложение убить герцога Анжуйского, его брата.

— И с моей сестры, — добавил он.

Из-за бегства брата Марго оказалась под пристальным наблюдением; Генрих тоже. Но он знал, что ему нельзя медлить с побегом, и строил тайные планы.

А потому все больше предавался утехам с Шарлоттой. Складывалось впечатление, что он только этим и занят.

В заблуждение оказалась введена даже королева-мать. Шарлотта уверяла ее, что надежно держит в руках этого незначительного короля.

Верный конюший Генриха Агриппа д'Обинье, человек строгих принципов, поэт, историк, вдохновенно увековечивающий происходящие события, так возмущался безответственностью своего короля, что взял на себя задачу отчитать его.

— Как вы можете оставаться здесь, — укоризненно спрашивал он, — когда нужны своему королевству? Как можете проводить время с женщиной, которая, говорят, предпочитает вам других любовников?

При этом Агриппа понимал, что вряд ли кто из других монархов разрешит своему подданному разговаривать в подобном тоне. Может, потому он и служил Генриху так верно. Пусть его король волокита, беззаботен и пассивен, но по крайней мере он не заблуждается относительно себя и выслушивает критику окружающих, хотя толку от нее мало.

— Ты забываешь, Обинье, — ответил он с улыбкой, — что я здесь пленник.

— Пленник! Другие бежали из тюрем. А теперь в руках у них оружие. Люди, знающие вас с младенчества, отдались под начало герцога Анжуйского. Но какая может быть вера в подобного вождя? Возглавить их, сир, ваша задача, но в своей безответственности вы предпочитаете быть слугой здесь, а не повелителем там, вас презирают, хотя должны бояться.

Генрих неспешно, дружелюбно улыбнулся.

— Терпение, добрый Агриппа. Потерпи еще немного.

Что этот Наваррский за король? — удивлялись все при дворе.

Генрих продолжал вести беззаботный образ жизни, но все полагали, что рано или поздно он последует примеру младшего брата Марго. Может ли король быть так безразличен к своему будущему, как Наваррский? Что с его королевством? Неужели он надеется удержать то немногое, что имеет, если не приложит к этому усилий? Он наверняка строит какие-то планы. Не слишком ли наиграна его беззаботность?

Генрих понимал, что бежать ему будет сложнее, чем Франциску. Он не сможет оставить карету возле дома любовницы и выйти к приготовленным лошадям через заднюю дверь.

Чтобы иметь возможность привести свой план в действие, ему надо было как-то успокоить подозрительность окружающих.


Екатерина Медичи собиралась вместе с королем на молитву в Сен-Шапель, когда им доложили, что Наваррский бежал. Лицо Генриха III исказилось от гнева, но королева-мать лишь рассмеялась.

— Далеко ему не уйти, — сказала она. — Мы отправим гвардейцев по всем дорогам, ведущим на юг; будь уверен, его скоро вернут обратно.

Отдав распоряжения, она вернулась к сыну и продолжила разговор о Наваррском:

— Никуда он не убежит. Слишком уж беззаботен и не пускается на хитрости, как твой брат. Вздумал ускакать среди дня, когда его отсутствие тут же заметят!

— Пока Наваррский при нас, его можно не опасаться, — сказал король, ему вспомнился смелый отказ Генриха от убийства.

— Нельзя показывать, что нас взволновало его исчезновение, — сказала Екатерина. — Едем в Сен-Шапель, как собирались.

По пути в церковь сын и мать узнали от сопровождающих, что во дворце судачат о бегстве Наваррского и размышляют, чем явится оно для дела гугенотов, поскольку его обращение в католичество никто не воспринимал всерьез.

— Сам он, — сказала Екатерина, — как вождь наших врагов нам не страшен. Но нельзя, чтобы из него сделали символ. Гугеноты не забыли, что он сын своей матери — хоть и очень не похож на нее.

Выходя из Сен-Шапель, король с королевой-матерью увидели всадника. Он был один, и они не сразу узнали в нем Генриха Наваррского. Со смехом, озорно блестя глазами, он поклонился.

— Я слышал, вы разыскиваете одного человека, — произнес Генрих во всеуслышание, — поэтому возвращаю его вам.

К дворцу он ехал между Екатериной и королем, весело болтая, словно был очень рад их обществу; и они не могли скрыть облегчения.

— Не понимаю, почему вы с такой готовностью поверили в мой отъезд, — сказал он.

— Ходили слухи, будто ты уехал к Франциску, — пробормотал король.

— Ха, — засмеялся Генрих, — при желании это было б нетрудно.

— Мы быстро бы вернули тебя.

— А тут я вернулся сам… да, в сущности, никуда и не уезжал. С какой стати? При вашем дворе мне многое доставляет удовольствие.

Король с матерью-королевой уверились, что у него нет намерения покинуть двор и начать войну. Политические интриги не для него. Он предпочитает будуарные.

В глубине души Генрих был очень рад. Он произвел нужное впечатление. Бегство было немыслимо; теперь напряженность ослабнет, и можно будет подумать о побеге всерьез. А пока они по-прежнему должны считать его беззаботным волокитой.


В апартаментах, прилегающих к покоям короля Наваррского, собралось несколько человек, по правую руку от Генриха сидел верный Агриппа д'Обинье. Они обсуждали, как через несколько дней им вырваться из Парижа и отправиться на юг.

Генрих в общих чертах обрисовал простой план. Он скажет, что едет в Санли на охоту, а чтобы полностью усыпить подозрение, пригласит с собой герцога де Гиза. В Санли они улизнут от него и будут скакать всю ночь. Вот и все. Никто его не заподозрит.