Несчастный болезненный Франциск II, ничего не разумевший в делах государства, прожил недолго, и занять престол наступил черед Карла, в сущности, Екатерины Медичи: Карлу было тогда десять лет, и правила за него мать. Испорченный, психически ненормальный, Карл IX стал скверным маленьким королем; шептались, будто он такой потому, что мать нарочно воспитала его слабым, неспособным править, чтобы самой властвовать над ним и, соответственно, над Францией. Удивительно ли, что Марго с детства не могла избавиться от страха перед матерью?

Если мать спросит: «Гиз твой любовник?», что ей ответить? Правду: «Да. Мы с ним много раз предавались любви, и каждый раз восхитительнее предыдущего!» Что за этим последует? Станет ли мать, прекрасно знавшая, что у нее были и другие любовники — первого она завела еще двенадцатилетней, — изображать ужас? Или, глядя ничего не выражающими глазами, примется говорить о благости девственности, о необходимости хранить невинность до брачного ложа, а ее внезапный хриплый смех, конвульсивное подергивание губ будут наводить на мысль, что, даже проповедуя добродетели целомудрия, она тайком наслаждается, живо представляя, как ее дочь занимается любовью?

А если нагло соврать? Заявить: «Нет, любовниками мы не были, но хотим пожениться». Что тогда? Расхохочется мать издевательски и влепит пощечину? Примется выкручивать руку? Приблизит свое наводящее ужас лицо и громко произнесет: «Выкладывай правду, девчонка, не то выпорю тебя сама»?

Почему же молодая, сильная женщина позволяла так обращаться с собой чуть ли не старухе? Ответить на этот вопрос — значит понять загадку, которую представляла собой Екатерина Медичи. Марго, самая смелая и безрассудная женщина при дворе, испытывала перед ней такой же страх, как последняя служанка, и объяснить этого не могла.

Раздумья ее прервало появление младшего брата. Когда юный принц обнял сестру, служанки отошли в сторону. Марго и Франциск Алансон были очень привязаны друг к другу; они росли вместе со своим братом Анжу (его при рождении назвали Эдуардом Александром, но мать давно сменила это имя на имя Генрих в честь покойного мужа), но объединились против него — главным образом потому, что он был любимчиком матери.

Герцога д'Алансона окрестили Эркюль [10], но его все звали Франциском. Имя, полученное при крещении, он терпеть не мог, потому что на Геркулеса отнюдь не походил. Очень смуглый, рябой после оспы недоросток с наростом на носу, он мечтал быть высоким, красивым; младший — он жаждал быть старшим. Поскольку был слаб и считал, что при других обстоятельствах мог бы вырасти сильным, очень завидовал тем, кто, по его мнению, отличался силой; и высшим удовольствием для младшего принца было напакостить людям, невольно заставлявшим его мучительно завидовать. Злейшим врагом Франциска Алансона был не король — кто мог бы завидовать несчастному полубезумному Карлу IX? — а средний брат Анжу. Если у Карла IX не будет сына, Анжу предстояло стать следующим королем Франции, Генрихом III. Он был любимчиком матери, и та во всем его поддерживала. Поэтому младший брат ненавидел среднего с такой лютостью, какую могла внушить только зависть.

Но Марго он любил — сестра всегда заступалась за него, баловала, лелеяла — и видел в ней союзницу.

— Милый брат! — воскликнула она, обнимая Алансона.

И опустила к нему глаза, потому что была выше ростом.

— Я пришел предостеречь тебя, — прошептал тот. — Отошли этих женщин, поговорим без помех.

Высвободясь из его объятий, Марго отпустила служанок, и, когда за ними закрылась дверь, он сказал:

— Матери донесли о тебе и Гизе.

Марго постаралась не выказать испуга. Она всегда стремилась выглядеть одной из тех немногих, кто не боялся Екатерины.

— Она вызывает меня к себе. Неужели из-за этого?

— Наверняка. Гиз может поплатиться за это жизнью.

— Нет!

— Не будь слишком уверена в этом, сестра.

— Я уверена! Они не посмеют. Ты слышал, как люди приветствуют его на улицах? Вспыхнет мятеж. А кардинал Лотарингский? Неужели он будет сложа руки смотреть, как убивают его племянника? А все Гизы?

— Дело будет сделано быстро, и все тут.

— Я предупрежу его.

— Да, сестра, предупреди. Если он хочет сохранить жизнь, ему надо будет очень беречься.

Марго в отчаянии молитвенно сложила руки.

— Франциск, братик, как безысходно быть принцессой королевской крови и подвергать опасности человека, которого любишь.

— Возможно, не будь ты принцессой, он бы не любил тебя.

— Не будь ты моим дорогим братиком, я бы ударила тебя за эти слова. Генрих де Гиз и я созданы друг для друга. Если б даже я была простой трактирной прислужницей, то это ничего бы не изменило.

— Только тогда все было б проще.

Марго, не обратив внимания на слова брата, продолжала:

— И если бы он был простым солдатом…

— Ты все равно взяла бы его в любовники. Знаю. Сестра, ты грезишь, и я предостерегаю тебя. Матери все известно. Догадайся, откуда. Это проделка нашего братца Анжу.

— Я начинаю его ненавидеть.

— Начинаешь! Нужно было это осознать много лет назад; тогда твоя ненависть была бы так же сильна, как моя. И остерегаясь, ты не допустила бы, чтобы его болонка выследила, с кем ты встречаешься, и сообщила хозяину.

— Значит, ему сказал де Га?

— Кто же еще? Он исполняет обязанности шпика и болонки.

— А потом братец сообщил все матери, потому она меня вызывает?

— Я предостерегаю тебя, сестра.

— Нужно предостеречь моего дорогого Гиза. Франциск, прошу тебя, отправляйся немедленно к нему. Расскажи о случившемся. Мне надо идти к матери. Скажи моему милому, пусть спрячется и даст мне знать, где он. Я буду приходить к нему. Франциск, сделай это для меня.

— Сделаю все, что смогу, Марго. Ты же знаешь, я всегда готов помочь тебе.

Она со слезами обняла его.

— А возвратясь, скажешь мне, где он. Передай, что я буду с ним. Братик, чем же мне отблагодарить тебя?

Темные глаза Алансона повлажнели от волнения, брат и сестра обнялись. Потом он сказал:

— Мы держимся вместе, Марго, и всегда будет так. А теперь не заставляй мать дожидаться.


По пути к покоям матери Марго твердила себе, что будет смелой, но, когда предстала перед Екатериной Медичи, душа ее дрогнула.

Королева-мать восседала, держа округлые белые руки — единственную свою красоту — на коленях, рядом с ней сидел король Карл IX. Хотя ему шел только двадцать третий год, его лицо уже покрылось морщинами, как у старика, лишь прекрасные золотисто-карие глаза сияли по-детски восторженно. Контрасты его лица поражали многих. Взгляд ярких глаз создавал впечатление уверенности и целеустремленности; рот и подбородок были плачевно слабыми. Орлиный нос придавал лицу выражение силы; редкие волосы постоянно были всклокочены. Ростом он был высок, но сутулился, голова его не держалась прямо, и шея казалась кривой. Но в лице юного короля было и нечто привлекательное — желание, даже стремление быть великим, и вместе с тем в нем временами проглядывало выражение и тайного страха. Испуг был особенно заметен, когда Карл оставался в обществе матери, а с тех пор, как он вступил на трон, мать неотступно находилась при нем. Кто-то из придворных сказал, что король напоминает собачку на поводке — идет, куда поведут. Поводок находился в руке Екатерины Медичи и был хоть невидим, но до того крепок, что бедный тщедушный Карл не мог его разорвать.

Екатерина улыбалась. В отличие от сына на ее лице не было ни морщинки; очень полная, держащая руки на коленях, она выглядела самоуверенной и довольной. Оливковый цвет лица, почти не тронутого оспой, оттеняла черная вдовья вуаль, отброшенная со лба назад и каскадом ниспадающая на плечи.

Марго поцеловала брату руку и сделала реверанс перед матерью, чувствуя, как круглые глаза Екатерины проникают ей в душу. Карл любезно улыбнулся; обычно он был настроен дружелюбно, и опасаться его следовало только во время приступов неудержимой ярости.

— Вы меня вызывали, мадам?

— Совершенно верно, дочка. Присаживайся. — Екатерина внезапно разразилась смехом, которого многие боялись до смерти. — У тебя виноватый вид. Какие тайны скрываешь, а? Рассказывай, ты уже не ребенок, а, по общему мнению, женщина, притом не лишенная привлекательности… так что я пойму.

— Мадам… — начала Марго.

Но королева-мать подняла руку.

— У нас с королем есть для тебя приятный сюрприз. Не так ли, ваше величество?

Карл виновато улыбнулся, в его золотисто-карих глазах появилось легкое сочувствие.

— Надеюсь, Марго, ты сочтешь его приятным.

— Еще бы! Конечно, сочтет. На коленях будет благодарить нас за такого жениха.

Марго приподнялась, но мать взмахом руки снова усадила ее на место.

— Ишь, как обрадовалась! — негромко произнесла Екатерина. — Теперь тебе, дочка, не терпится услышать о своем счастье. Не будем томить тебя неведением. Когда ты была маленькой, ваш дедушка, Франциск I, показал твой портрет дону Себастьяну Португальскому. Увидев его, дон Себастьян попросил дозволения оставить портрет себе, ложился с ним спать и не хотел расставаться ни на минуту. А теперь ему хочется получить и оригинал.

— Покинуть Францию! Уехать в Португалию? — промямлила Марго.

Екатерина пожала плечами.

— Дорогая моя, такова судьба всех принцесс. Я покинула Италию и уехала во Францию в более юном возрасте, чем ты сейчас. Твоя сестра уехала в Испанию. Почему бы тебе не уехать в Португалию?

— Я хочу остаться во Франции. Хочу жить с…

— С кем? — резко спросила Екатерина.

— Со своей семьей.

— Жаль будет расставаться с нашей Марго, — мягко произнес Карл, он видел, как расстроена сестра, и глаза его наполнились сочувствием. Принцы счастливее принцесс. Сам он женился не по собственному выбору, но ему повезло — жена оказалась покладистой и не устраивала сцен. Елизавета Австрийская Карлу нравилась, но сердце он отдал Мари Туше, любовнице, дочери провинциального судьи. И часто думал, что без нее жизнь ему была бы не в жизнь. Это был замечательный союз. Утешения он искал у Мари, когда бремя власти — под гнетом матери — становилось слишком утомительным. Мари отличалась от королевских любовниц; правда, Карл IX и сам не походил на других королей Франции. Мари была не требовательной, не стремящейся к власти, согласной жить незаметно, дожидаясь, когда он оторвется от дел, чтобы успокоить его, словно супруга провинциального торговца. И родила ему сына, а с женой у них была дочь — принцесса Мария-Елизавета. До чего он был бы счастлив, если б мог жениться на Мари Туше, жить с ней в уединении, быть, к примеру, юристом, как ее отец, а не королем! Поэтому Карл сочувствовал сестре, любящей одного человека и принуждаемой к браку с другим, — ей предстояло расстаться не только с любовником, но и с родным домом, с той жизнью, которую вела до сих пор.