— Это очень по-взрослому, — подняв бровь, замечает Лина, а я показываю ей язык.

— Прости меня… ты права, — произношу негромко, после нескольких секунд тишины; затем перевожу взгляд на дверь, за которой сейчас находились мужчины, — Я очень люблю своего мужа и понимаю, сколько хлопот ему доставила…

— Главное, больше не доставляй, — на этот раз бурчит Лина, затем вновь косится на живот, — ну, помимо очевидных.

— Просто иногда мне приходит мысль…

— Какая мысль, Мила? — медленно переспрашивает подруга, настороженно глядя на меня.

— А что, если бы в тот раз… я забеременела?

Странный звук шлепка заставляет меня обернуться и посмотреть на Лину.

Интересно, на её лбу появится синяк?..

— Я серьёзно… если бы Глеб не… прервал половой акт, — начиная неистово краснеть, всё тише бормочу я, — то сейчас бы у нас была его частичка… его продолжение… — совсем стихаю.

— Я, наверное, не должна этого говорить, но раз уж тут такой особый случай… — Лина вновь качает головой и медленно выдыхает, а затем поднимает на меня взгляд, — Мила, ни один из наследников счета в швейцарском банке НИКОГДА не заведёт ребёнка до вступления в определённый возраст. Это правило, прописанное в завещаниях их отцов. Никто из них НИКОГДА не подвергнет себя опасности, остаться без наследства. Все последующие наследники должны быть рождены в браке, от, угодной главам семейств, девушки. Говорю не за всех богатеев, а за всех своих знакомых, имеющих счёт с семью нулями. В долларах, естественно. В том числе и за Глеба. И за Бесова, которому насрать на это наследство, пардон за мой русский — само вырвалось. И за Макса.

— Мужчины охотно делятся с тобой своими секретами, — замечаю с лёгким недоверием.

— Я верчусь в этом обществе с детства, — Лина смотрит на меня взглядом «да, я профи»; затем хмурится, — а откуда вообще эти мысли о ребёнке Глеба?.. Ты какую книгу читаешь?!

— Хорошую, — пряча от неё свои глаза, бормочу в ответ.

— Сожги, — с лютым выражением на лице произносит подруга.

— Я подумаю над твоими словами, — «успокаиваю» её, ощущая, как пропадает тяжесть с сердца.

Выходит, если бы Глеб хотел, он бы позволил мне попробовать забеременеть — естественно, что я не ожидала, что это могло произойти с первого раза. Но Глеб этого не хотел. Нет, он хотел совсем другого.

Почему-то действительно становится легче.

Даже смешно…

Наверное, это всё гормоны.

— У тебя отличный мужчина, Мила. Хватит в этом сомневаться, — негромко произносит Лина, открывая дверь в коридор.

Впереди начинает маячить свет из гостиной с черно белой фотографией молодого красивого мужчины в углу…

— Я и не сомневаюсь, — произношу негромко, начиная неспешно идти к своему мужу, — как ни странно, я очень четко осознаю, что он — это лучшее, что могло со мной произойти.

— Говоришь, как отец Глеба, — фыркает Лина.

Фыркаю в ответ. Мы останавливаемся в проёме двери, глядя на то, как двое наших самых любимых мужчин негромко беседуют о чём-то, неспешно поглощая салат и закуску. Собираться в этот день стало нашей традицией… В прошлом году с нами была Таня, но её весьма активное общение с отцом Глеба явно пришлось не по душе импульсивному Бесову — потому в этом году брат пришёл без сестры. Но это не значило, что я не позвоню девушке сегодня вечером и не спрошу, как она себя чувствует. Все мы изменились за это время. Все мы стали чуть ближе друг к другу.

И теперь, глядя на то, как Лёша что-то спокойно говорит моему мужу, я задумалась о том, кем мы были, и кем мы стали.

И кем могли стать.

— Мне кажется, я знаю, о чём ты думаешь, — негромко произносит Лина, прислонившись к косяку.

— Давай, добей меня своими умозаключениями, — тихо бурчу я, впрочем, начиная улыбаться.

— Сейчас ты думаешь, какая ты неудачница, что не стала кем-то другим, верно? — словно скучая, протягивает подруга.

— Почему ты так думаешь? — удивленно смотрю на неё.

— Ну, ты могла бы стать акулой бизнеса, останься ты в подчинении у Глеба — у тебя были все задатки. Могла бы стать рок звездой, судя по Лёшиным отзывам о тебе и о твоём тембре… я-то, видишь, не настолько музыкальна, мне судить сложно. А в итоге ты — жена Вознесенского с маленьким Вознесенским у себя в животе. Своей, возможно, головокружительной карьере ты предпочла семью — причём сделала это неосознанно. А микрофону предпочла телефон, с потерянными людьми на другом конце провода. И теперь, оглядываясь на все свои потенциальные возможности, ты, наверное, грустишь…

— Нет, — качаю головой, находя взглядом любимую светлую голову, — нет, — повторяю, встречая тепло карих глаз.

Всё, о чём она говорила… все те возможности, которые она перечислила… всё это было будто бы не про меня. Будто это звучали отголоски какой-то давно забытой, прошлой жизни…

Я провела рукой по животу, прислушиваясь к маленькой хрупкой жизни внутри меня.

— Нет? — немного недоверчиво, но при этом, словно с каким-то внутренним одобрением моего ответа, переспрашивает Лина.

— Нам двоим пришлось через столько всего пройти… Столько всего испытать… Но он никогда не переставал улыбаться и никогда не переставал поддерживать меня — даже когда я сама того не хотела… Может быть, он ангел?

— Нет, он просто влюбленный в тебя дурак, — философски заключает Лина.

— Тогда я счастлива… — улыбаюсь, глядя на ответную улыбку, засветившую мне с любимого лица, — с ангелом было бы сложно жить… крылья, нимб, все дела… ну, ты знаешь.

— Ага, я-то знаю. Только у меня были бы другие проблемы: копыта, рога, изо рта огонь…

Усмехаюсь, смотрю на подругу.

Я рада, что мы все друг у друга есть.

Я рада, что в своё время мы нашли друг друга.


И я всегда буду помнить, кто всех нас объединил…

Конец