Но когда после возвращения Милы начался новый этап «завоевания», на этот раз уже с участием Бесова, о котором Макс узнал слишком поздно, Вознесенский не выдержал. Последней каплей стал разговор у неё на кухне, когда Мила призналась, что лишь притворялась девушкой Глеба, и что совершила ту единственную ошибку под влиянием алкоголя. Макс видел, что творилось с ней, когда он забирал её из резиденции мэра, и помнил выражение её лица, когда она рассказывала о случившемся ночью… То, что он обнаружил в её глазах, заставило его в корне пересмотреть свою позицию в этом запутанном многоугольнике. В её глазах не было любви к Глебу, как не было её в её голосе, как не было её в её словах. Это меняло всё.

Но, даже понимая это, Вознесенский не мог не мучиться чувством вины перед другом и вновь корил себя за двуличие и за ложь. Нет, он не был хорошим человеком: он был нетерпеливым, он был ревнивым, он был эгоистичным — он привёз её сюда, чтобы скрыть ото всех, чтобы наслаждаться ею в одиночку. И он не мог и не хотел больше стоять в стороне, наступая на горло своим чувствам.

Он был влюблен.

Но, конечно, не торопился рассказать об этом всему свету. Для начала об этом должна узнать она. Хотя, даже здесь он не собирался торопиться: он знал, что на неё давить нельзя, потому давал ей возможность отдохнуть от всего — от суеты, от людей, от города, от её дурацкой маленькой съемной квартиры.

Но он скажет, обязательно скажет ей обо всём, когда придёт время. Не «его» время, Её время. Он скажет ей, когда она готова будет услышать.

Мужчина услышал шаги за спиной и развернулся к подошедшей девушке с кружкой горячего какао. Глаза Милы нужно было видеть. Она даже не сразу протянула руки за сладким и немного терпким напитком (Макс добавил в него кусочки горького шоколада, немного перца и корицу), всё ещё не веря, что это — ей.

— Замёрзла на улице? — с улыбкой спросил Макс, протягивая кружку ей прямо в руку.

Мила взяла, понюхала, недоверчиво посмотрела на мужчину.

— Откуда ты знаешь, чего я хотела? — удивленно спросила она.

— Не трудно догадаться, чего хочет девушка, после получасового забега в сугроб, — заметил Вознесенский и кивком предложил попробовать.

Мила сделала глоток… и ещё более недоверчиво посмотрела на Макса.

— Там что… перец? — спросила она, — И настоящий шоколад?

— Оба эти ингредиента были добавлены мной, помню точно, — не переставая улыбаться, ответил тот, — тебе нравится?

— Очень. Это… это неожиданно, — наконец, резюмировала Мила и сделала ещё пару глотков.

— Голодная? — спросил мужчина, наблюдая за тем, как забавно девушка греет свои ладошки о горячую кружку.

— Наверное, больше да, чем нет, — отозвалась Мила, — А ты не знаешь, что это был за пёс на улице?

— Пайк? Это венгерская овчарка наших соседей — они только приехали. Видел, вы подружились.

— Как можно не подружиться с этим милахой? — с улыбкой спросила девушка, — Я даже не знала, что такие породы существуют. Он такой… огромный! И такой добрый!

— Любишь больших собак? — с интересом спросил Макс.

— Не знаю. Наверное, да. У меня никогда не было домашнего питомца, но, глядя на Пайка, я начала мечтать его завести… — протянула Мила, присаживаясь на стул.

— Тогда тебе должен понравиться мой оболтус, — усмехнулся блондин.

— У тебя тоже есть собака? — глаза Милы засияли, — И такая же большая?!

— Больше, — кротко ответил Макс, — У меня ньюфаундленд.

— Боже! Это те собаки, что могут тащить на себе огромные грузы, а также они плавают отлично и спасают людей в воде? У них ещё интеллект какой-то запредельный для собак? — с трепетом произнесла Мила, глядя на Макса, как на хозяина Бога, не меньше…

— А ещё у них ласковый характер и очень милая мордаха, — хмыкнул Макс, — но в общем — да, ты перечислила характеристики ньюфаундленда.

— Я хочу посмотреть! — выпалила Мила, затем как-то резко засмущалась, — В смысле, может, у тебя есть фотографии твоего пёсика? Я бы с удовольствием посмотрела.

— Думаю, я познакомлю вас, — с загадочным видом произнес Вознесенский, стараясь спрятать улыбку.

— Правда? — искренне радуясь, спросила Мила.

— Правда, — кивнул Макс и всё же улыбнулся — широко и весело, — Уверен, мой оболтус тебе понравится.

— А как его зовут?

— Кристофер. Можно Сэр Кристофер.

— Ты серьёзно? — Мила подняла бровь.

— Я зову его Крисом или оболтусом, но мама и сестра млеют от полного имени. Так его ещё при рождении назвал хозяин его отца — а он канадец. Мы не стали менять имя, чтобы не путать щенка, — пояснил Макс, — но, поверь, как только ты увидишь его, ты поймёшь, к чему такие церемонии.

— Он настолько благороден ликом? — усмехнулась девушка.

— Скажем так… не обделён внешностью. И умеет привлекать девушек, — хмыкнул Макс и поймал на себе странный, но при этом — заинтересованный взгляд Милы.

Интересно, о чём она подумала?..

— Так ты… зовёшь меня в гости? — через несколько секунд молчания спросила та, опустив взгляд на дно стакана.

— Ты и так у меня в гостях, — спокойно заметил Макс, в глазах которого плясали искорки веселья, — так что будем называть это… продолжением общения.

— Ты слишком добрый со мной, — сказала Мила, вновь отводя взгляд.

— Потому что приготовил тебе какао? Или потому, что пообещал познакомить со своим псом? — Макс смотрел на неё смешливо, но теперь в его глазах застыло напряжение.

Правда, это напряжение было не замечено Милой, которая уже успела вновь уйти в свою хандру.

— Пожалуйста, не надо грустить, — Макс сам не понял, как оказался рядом с девушкой, да ещё и обнял её лицо ладонями, — Тебе очень идёт, когда ты улыбаешься.

— Вечно улыбаться тоже не получится, — с какой-то странной, невесёлой улыбкой ответила та.

— Получится. Просто рядом с тобой ещё не было человека, который бы поставил целью побуждать тебя улыбаться, — ответил Макс.

— Такие разве существуют? — подняв бровь, усмехнулась Мила.

«Существуют», — про себя подумал Макс, но вслух ничего не сказал.

Рядом с ним она будет улыбаться. Всегда.

— Так что там, ты говоришь, на обед? — она сделала шаг назад, освобождаясь из его рук и прошла к раковине — помыть кружку.

— А чего ты хочешь? — тут же спросил Макс.

— Я хочу, чтобы ты перестал хоть на секунду думать о том, чего я хочу, — улыбнулась Мила, — Это… — она замялась, пытаясь найти слова, а её глаза вдруг смущенно забегали из стороны в сторону, — это не очень привычно для меня, — наконец, нашлась она, — да и не хочу я садиться к тебе на шею! Ты меня и привёз, и накормил вчера, и одел-обул, и позволил испортить идеальный вид вашего сада моим неидеальным изображением ангела и не долепленным снеговиком, и какао мне сварил… Короче, обед я буду готовить сама! Возражения не принимаются!

— Как скажешь, — развёл руки в стороны Макс, — кухня твоя.

Мила уверенно кивнула, принимая его отступление, а потом неуверенно поинтересовалась:

— А продукты можно все брать?

— Нет, можно брать только приправы и сковородки, — с вежливым выражением на лице произнес Макс.

Мила фыркнула и отмахнулась. И вскоре с головой погрузилась в недра холодильника. В этот момент в кармане мужчины завибрировал телефон, и он отошёл в гостиную, к самому окну, чтобы иметь возможность смотреть на порхающую по кухне Милу и одновременно вести телефонный разговор без вероятности быть услышанным.

— Да? — негромко сказал Макс, приняв звонок от Лины.

— Она у тебя? — спросила та без предисловий.

— Да, — чуть улыбнувшись, ответил мужчина, глядя на светловолосое чудо, в данный момент выбирающее мясо из нескольких упаковок.

— Я всегда знала, что она тебе нравится, — неожиданно сказала Лина, вынуждая Вознесенского нахмуриться и отвернуться к окну.

— Это было так заметно? — через несколько секунд молчания спросил он.

— Ты уверен, что умеешь контролировать себя и свои эмоции, но меня не обманет твоя вечная маска весельчака и души компании, — вновь удивила его подруга детства, — Когда ты собираешься сказать Ему?

— С чего ты взяла, что я буду перед ним отчитываться? — спокойно спросил Макс, внутри которого всё натянулось от напряжения.

— Брось, Макс, он твой друг. И мой друг, как бы странно это ни звучало. И он действительно что-то испытывает к Миле, — Вознесенский словно почувствовал, как Лина закатывает глаза, говоря ему всё это, — Уверена, ты только и делаешь, что занимаешься самобичеванием за свою симпатию к ней, пока улыбаешься всем в лицо.

— И когда ты успела так хорошо меня узнать? — не без сарказма спросил Вознесенский, вновь разворачиваясь лицом к кухне.

— Да было, кажется, десятка два лет, — в тон ему протянула Лина, затем её голос вновь стал серьёзным, — Ты отличаешься от нас, Макс. Тебе не нужно никому и ничего доказывать, у тебя есть всё, что тебе нужно, и главное — у тебя нет потребности самоутверждаться за счёт кого-либо. А ещё — ты в ладу сам с собой, — ну, в этот момент мужчина готов был поспорить с подругой детства, но удержался, желая услышать, что она скажет — до конца, — Поэтому без всякого сомнения я готова сказать, что благословляю тебя и твои начинания — тем более, ты так долго скрывал свои чувства, НО!

И вновь Макс готов был откомментировать услышанное, однако, замолчал, так и не начав.

— Я слушаю тебя, — спокойно проговорил он, ожидая продолжения.

— Ты должен поставить Глеба в известность. Не как соперника, но как друга.

— Уверен, ему это не понравится, — невесело усмехнулся Макс, глядя на медленно падающий с неба снег.

— Думаю, твоя уверенность или неуверенность в этом вопросе не столь важна. Важно, чтобы ты смог донести до Глеба, что не он один имеет право на чувства, — отрезала Лина, вынуждая мужчину удивленно поднять бровь.