Неужели до конца дней она обречена тоскливо мечтать о человеке, которому совершенно не нужна? С тихим вздохом она села на отодвинутый для нее лакеем стул, сожалея о заведенной ею же глупой традиции сидеть справа от мужа. Сейчас ей очень хотелось, чтобы их разделял длинный стол.

Джефри откашлялся и расправил плечи. Ему необходимо было так много сказать ей, но не в присутствии слуг. Ожидая подходящей минуты, он изучал свою юную жену, пока ей наполняли тарелку, изысканно раскладывая еду.

Роза больше не была похожа на ребенка, которого он когда-то знал, и он печально размышлял о том, кто же эта элегантная юная дама. Волосы, раньше свободно спадавшие до талии, уложены в гладкую строгую прическу, какую носила лишь она одна. Модные платья восхитительно сидели на стройной девичьей фигурке. Возможно, впервые Джефри осознал, что если раньше Роза была хорошенькой, очень хорошенькой, то теперь она стала ослепительной красавицей. Наконец ее завтрак был подобающим образом сервирован, и Джефри резким взмахом руки велел слугам покинуть столовую. Оставшись наедине с женой, он снова откашлялся, вдруг растерявшись и не зная, что сказать.

Роза с трудом проглотила кусочек тоста. Не желая начинать утро со взаимных упреков и обвинений, она с нетерпением ждала, когда муж уйдет. Однако когда она потянулась к вазочке с джемом, его длинные пальцы сомкнулись на ее запястье, заставив посмотреть ему прямо в глаза. Роза не смогла выдержать его напряженный взгляд и опустила глаза на изящные пальцы, ласкающие тыльную сторону ее ладони.

— Пожалуйста, взгляните на меня, Роза, — тихо сказал Джефри, чуть притягивая ее к себе. — Я должен извиниться… Я искренне сожалею о моем вчерашнем поведении. Если это вас хоть немного утешит, сегодня я очень страдаю от похмелья. Я… я понимаю, что это не оправдание, но вчера в клубе я связался с сильно пьющей компанией и выиграл проклятые билеты на тот фарс в Хеймаркетском театре. Некоторые выпили гораздо больше и начали подшучивать надо мной из-за большого количества поклонников моей жены. Они даже начали намекать, что я рогоносец, и со стыдом признаюсь, что вызвал их на дуэль. Не волнуйтесь, — Джефри поднял руку, увидев, как Роза охнула от ужаса, — мой вызов не приняли, поскольку я очень меткий стрелок.

— Полагаю, это несколько облегчает положение, — согласилась Роза и мягко высвободила руку из ласкающих пальцев. Их прикосновение слишком волновало ее, а ведь она полагала, что больше не любит мужа.

Джефри неохотно отпустил ее ладонь, нервно повертел чашку на блюдце и возобновил свою покаянную речь.

— Я решил пройти до театра пешком, надеясь, что свежий воздух прочистит мозги, но алкоголь окончательно лишил меня рассудка. Иначе это объяснить невозможно. Я пришел в ярость и обозлился на вас, дорогая, незаслуженно обвиняя в пренебрежении и неприличном поведении. Счел вас причиной испытанного мною унижения. И… полагаю, захотел в ответ вас унизить. Я заглянул к некоей даме полусвета, которую знал прежде, и привел ее в театр. Однако этот поступок лишь усилил мое чувство стыда и унижения. Я распрощался с дамой, не прикоснувшись к ней, клянусь вам, но вместо того, чтобы вернуться домой, в собственную постель, как продиктовал бы здравый смысл, отправился к «Бруксу». Там я вел себя крайне предосудительно и оскорбил всех собравшихся…

— О, Джефри… — начала Роза, но он жестом остановил ее.

— …после чего Милти силой отвел меня в сторону и велел ехать домой. Я вызвал его на дуэль, на что он ответил: «Боже милостивый, конечно же нет!» — и я понял, что большее унижение уже невозможно. Но потом… — Джефри печально покачал головой, — что же я сделал, придя домой? Оскорбил вас совершенно непростительным образом. Слава Богу, в конце концов, я настолько вывел из себя нашего невозмутимого, величественного Хэмфри, что он отправил меня спать, как непослушного мальчишку. Понимаю, что не имею права просить вас о прощении, но я очень, очень сожалею о случившемся. Пожалуйста, скажите, что прощаете меня, милая Колючка.

Суровые серые глаза встретились с нежными карими, и бедная Роза влюбилась в своего мужа еще больше, чем когда-либо. Видя нежность в его глазах, она подумала, что обвиняла его в холодности и черствости несправедливо. Просто он очень сдержан. В глубине его глаз пряталось… что? Тоска?

Искреннее сожаление о том, что сделанного не воротишь? Сейчас Джефри был похож на маленького мальчика, понимающего, что вел себя плохо, и искренне раскаивающегося в этом.

— Конечно, я прощаю вас, — сказала она и добавила, не удержавшись от легкого упрека: — Но, знаете ли, вы ужасный человек.

— Как я и сам понял, к своему глубокому сожалению, — признал Джефри, лишь немного успокоенный ее прощением. Затем, пытаясь хоть как-то наладить отношения, спросил: — А каковы ваши планы на сегодняшний день?

Роза заглянула в ласковые карие глаза с золотистыми искорками, безотрывно смотревшие на нее с выражением… чего? Что бы там ни было, это выражение сильно отличалось от обычного.

— Я собиралась на прогулку с лордом Филпотсом, — она заколебалась, — но, если вы возражаете, я не…

— Нет-нет, — рассмеялся Джефри. — Милти — самый прекрасный человек на свете и истинный друг нам обоим. Еще раз умоляю, простите мою вчерашнюю ревность.

Ревность? Роза взглянула на мужа с искрой надежды.

— Да, но…

— Вы же знаете, каковы мужчины, — пошутил Джефри. — Когда дело доходит до их жен, они ведут себя, как собака, у которой отнимают кость.

— Ах! — тихо сказала Роза. Не на такое объяснение она надеялась, но все же, если подумать, в нем можно найти что-то хорошее.

— Мы поедем вместе на сегодняшний бал?

Роза утвердительно кивнула, и Джефри поднялся из-за стола. Он потянулся к ней, собираясь нежно взъерошить волосы, но застыл сконфуженно, его рука повисла над аккуратно причесанной головкой. Он неожиданно наклонился и легко поцеловал ее в щеку.

— До вечера, — сказал он, выходя из столовой.

Когда прибыл Милти, ошеломленная маркиза все еще прижимала пальцы к щеке и мечтательно смотрела на дверь. Поспешно извинившись, Роза побежала одеваться и вскоре вернулась в бордовом бархатном пальто с капюшоном, отороченным мехом, и огромной муфтой на лебяжьем пуху. Потрясенный Милти разразился восторженными комплиментами.

Мрачный, черно-серый Лондон почти целиком погрузился в клубящийся туман, гораздо более стылый и промозглый, чем ожидала Роза. Милти усадил ее в коляску и надежно укрыл их обоих меховой полостью.

— Такой ужасный холод. Что, если мы ограничимся короткой прогулкой по Сент-Джеймскому парку? А затем вернемся на Лестер-стрит к камину и пуншу с печеньем? — предложил Милти, лавируя в плотном потоке экипажей. — Боюсь, Джефри оторвет мне голову, если я позволю вам простудиться. Именно этим он пригрозил мне, когда выходил из дома.

— Мне вполне тепло, благодарю вас, — с улыбкой успокоила его Роза.

Джефри высказал заботу о ее здоровье! Надежда, вспыхнувшая после утренних признаний мужа, охватила ее с новой силой. Неужели ее грезы станут явью! Она снова коснулась щеки, улыбаясь своим мыслям.

Лорд Филпотс раздраженно фыркнул и подстегнул свою беспокойную упряжку, освобождая место для маневра большой дорожной карете.

— Черт побери, в Лондоне тьма народу, а сегодня, словно половина его обитателей решила переехать с места на место. Остается только удивляться, почему в такую погоду им не сидится дома у камина.

Роза подумала, что, вероятно, глядя на них, пассажиры других экипажей говорят то же самое, но только с улыбкой кивнула Милти. Ее мысли были заняты другим. Она вспоминала каждое слово, каждую перемену на лице Джефри, отыскивая подтверждение своим надеждам. Когда они, наконец, достигли Сент-Джеймского парка, Милти погнал лошадей быстрее, срезая углы. Пока лошади еще не вспотели, Роза потянула Милти за рукав.

— Нельзя ли на минутку остановиться? Может, вон там? — спросила она, указывая на небольшой холм над парком. — Мне бы так хотелось просто посидеть тихонько.

— Конечно, но только на минутку. Чертовски холодно здесь, — согласился Милти, повернув упряжку к холму и взглянув на спутницу. Роза сидела тихо, погрузившись в свои мысли. Ему не хотелось ее тревожить, но он промерз до костей и мечтал о согревающем пунше. Милти окинул взглядом пустынный парк. Туман приближался к ним, бледными клубящимися призраками выползая из-за деревьев. Унылые лужайки тянулись от холма до серого королевского дворца в дальнем конце парка, таинственно прекрасного в сгущающейся пелене.

Роза глубоко вздохнула. Милти вздрогнул и повернулся к ней.

— Послушайте, Роза, вы еще не нагулялись? Не могу вспомнить другой такой скверный день… впрочем, нет, постойте… да, я вспомнил денек похуже. Действительно ужасный! Полагаю, вы слышали, как я кувырнулся и упал ничком к ногам леди Джерси? Это была последняя капля… а началось все с бешеной скачки в Элленсберг. Но добрая старушка Мэри… даже Джефри похвалил ее выносливость. Подозреваю, он не думал, что моя старушка…

— Что? — бесцеремонно прервала его Роза. Слово «Элленсберг» дошло до ее сознания. Резко повернувшись, она посмотрела на лорда Филпотса. Уж не ослышалась ли она?

— Мэри. Вы помните мою серую кобылу? Она у меня с детства… конечно, обычно я не беру ее, когда предстоит долгая, тяжелая скачка. Просто так случилось, что в тот день я был на ней. Но, как я уже упомянул, Джефри глазам своим не поверил, когда она взлетела на тот последний холм перед Элленсбергом… во время нашей погони за вами.

Словно ледяная рука сжала горло Розы.

— Вашей погони за мной?

— Разве я не сказал вам? Наверное, нет, хотя собирался… — Милти задумчиво погладил подбородок. — Должно быть, вылетело из головы, когда я распластался перед леди Джерси. Будь я проклят, мог совсем памяти лишиться. Такие неловкие случайности очень ранят самолюбие…