— Я думаю иначе. Снимайте лиф.

— Нет! — взвизгнула Шэрон, побелев от гнева и страха. Она отскочила от него, как будто расстояние могло ее спасти.

Но он приближался к ней… шаг за шагом. И вместо ответа прижал пистолет к ее лбу. Шэрон задрожала, почувствовав холодную сталь, и невольно скосила глаза на длинное тускло-серое дуло. Слезы страха потекли по ее щекам, она судорожно вздохнула.

— Нет, пожалуйста! — вскрикнула она, все еще пытаясь пятиться. — Зачем вы делаете это? Разве я до сих пор вам не помогала?

— Но даже с вашими куриными мозгами пора понять, что этого недостаточно. Я лишен дома. Я лишен титула. У меня нет денег. И все из-за этого мерзавца Эдерингтона. У него тысячи и тысячи фунтов, а мне нужны какие-то сотни. Но вы же не думаете, что он отдаст мне хоть самую малость? Отдаст Шенстон? Нет, черт побери! Но, клянусь Богом, я получу его! Повторяю, снимайте лиф, или я сорву его с вас.

Шэрон взглянула в блеклые безжалостные глаза и поняла, что он выполнит свою угрозу или сделает что-нибудь похуже. Повернувшись к нему спиной, она дрожащими пальцами затеребила застежки. Стянув лиф с плеч, она позволила ему упасть до талии.

— Что вы собираетесь делать со мной? — взмолилась она.

— И это тоже, — потребовал он, указывая пистолетом на ее сорочку. — Оголитесь передо мной. И повернитесь!

Сорочка последовала за лифом, и Шэрон скромно прикрыла руками обнаженную грудь. Медленно повернувшись, она униженно склонила голову. Никогда она не думала, что первым мужчиной, увидевшим ее обнаженное тело, будет вор и убийца.

Его холодный взгляд рыскал по ее телу.

— Ага, именно то, на что я надеялся. Родимое пятно! И очень характерные родинки, там и там, — дуло пистолета, холодное и смертоносное, коснулось каждой отметинки, заставив Шэрон вздрогнуть и отшатнуться. — Теперь слушайте меня и запоминайте. Вы выполните все мои приказы, или я раструблю всему свету, что вы были со мной в самых близких отношениях. Я смогу обрисовать каждую из этих особых примет, — его пистолет снова ткнулся в упомянутые пятнышки на нежной коже, — а ваша мать не посмеет отрицать их существование. Вас заклеймят как хеймаркетскую шлюху, каковой вы, собственно, и являетесь, насколько я знаю. Если моя история станет всеобщим достоянием, не видать вам титула как своих ушей. Теперь одевайтесь!

Шэрон стремительно отвернулась и натянула сорочку, пока он не передумал и не набросился на нее. Элмо Сьюэлл обошел дрожащую девушку, с отвращением оглядывая ее с ног до головы. Затем он покачал головой и, грубо расхохотавшись, ушел, хлопнув дверью. Лицо Шэрон горело от унижения и ярости. Она медленно застегнула лиф дрожащими заледеневшими пальцами.

— Будь ты проклята, Роза Лэм! Если бы ты осталась в своей жалкой портняжной лавке, я бы теперь была маркизой Эдерингтон, — прошептала она. Слезы бессилия катились из ее глаз. Она промокнула их носовым платком и торжественно поклялась, глядя в зеркало на свое отражение: — Клянусь, как только я покончу с тобой, Рози, то выйду замуж за первого же богатого человека, который сделает мне предложение. Затем, с помощью его денег, я сотру Элмо Сьюэлла с лица земли и сделаю это как можно мучительнее для него.

Глава двенадцатая

Опера уже началась, когда Роза вошла в свою ложу. Расправив юбки из тафты, она со вздохом опустилась в парчовое кресло. Довольная тем, что избавилась от шумной компании, обычно окружавшей ее в новой жизни, она надеялась обрести покой в звуках музыки. Милти, сопровождавший ее, казалось, чувствовал ее меланхолию и молча сел рядом. Ему было мучительно больно видеть ее печальное личико и неулыбающиеся розовые губки. Не будучи искушенным в запутанных сердечных делах, он тем не менее ясно видел то, к чему был слеп Джефри. Эта милая девочка безнадежно влюблена в мужа и чахнет от его пренебрежения. И, Милти был почти уверен, Джефри тоже влюблен в нее, только не хочет признавать это.

Вначале маркиз повел себя так легкомысленно, что даже самые близкие ему люди были ошеломлены. Однако то, что казалось веселой шумной игрой, обернулось очень печально для всех. Милти не знал, что произошло между Джефри и Розой, что привело к такому взаимному непониманию, но он готов был держать пари на свой новый роскошный жилет на лебяжьем пуху, что только недоразумение разделило эту пару. И, как только Джефри вернется из своей несвоевременной поездки в Ирландию, Милти собирался разрядить атмосферу, каким бы назойливым его ни сочли. Ирландия! Охота! В это время года? Упрямый дурень наверняка сидит сейчас перед дымящим камином, дрожа на сквозняке, но упрямство не позволяет ему вернуться к комфорту Лестер-стрит, 1, поговорить напрямик с женой и разгрести, наконец, неразбериху, в которую превратилась его жизнь после свадьбы.

Больше всего Милти тревожило то, что малютка Роза может перенести свои нежные чувства на одного из бесчисленных кавалеров, непрерывно вертящихся вокруг нее. Он перевел взгляд со сцены на Розу в потрясающем темно-синем платье, усыпанном блестками. Никогда еще в высшем свете не было столь популярной женщины, тем более такой, которая не замечала, что привлекает всеобщий интерес. Роль ее кавалера повышала статус самого Милти. В благодарность за это — кроме всего прочего — он с радостью взял на себя миссию отвлекать внимание Розы от других мужчин до той поры, когда Джефри образумится, вернется к семейному очагу и начнет заботиться о счастье жены.

В зале зажегся свет, и начался антракт. Роза, еще зачарованная музыкой, рассеянно смотрела на толпящихся внизу людей.

— Послушайте, Роза, не присоединиться ли нам к этому сборищу, чтобы узнать последние новости? — предложил Милти.

Как больно ему было смотреть на ее тоскливое одиночество! Сегодня она выглядела очень печальной малышкой.

— О, Милти… — Роза подняла на него огромные молящие глаза, — вы не очень обидитесь, если я просто посижу здесь? Честное слово, сегодня мне не хочется ни с кем общаться. Вероятно, мне следовало остаться дома, но…

— Сидеть в четырех стенах? Ни в коем случае! — воскликнул Милти, содрогаясь от одной этой мысли. — Надо появляться в свете, деточка. Хотя у меня тоже бывают дни, когда… э… не хочется никого видеть. Ну, хорошо, я принесу нам шампанского, а вы пока посидите здесь. Я мигом вернусь и расскажу обо всех, на кого наткнусь по дороге.

Болтовня Милти рассмешила Розу, что бесконечно обрадовало его.

— Прекрасно, Милти, — она нежно положила ладонь на его рукав, — и благодарю вас. Вы самый замечательный друг, какого только может пожелать женщина.

Расплывшийся в улыбке, возбужденный Милти, спотыкаясь, вышел из ложи. Роза только головой покачала: ну до чего же неуклюжий! Да уж, он наткнется на множество людей, и в самом буквальном смысле слова. Как убедить его отказаться от этих нелепо высоких каблуков и того, что она называла боевой раскраской? На самом деле он очень привлекательный мужчина и пользовался бы успехом у дам, если бы только умел преподнести себя в более выгодном свете.

— Леди Уайз, я вижу, вас бросили. Ваш кавалер сбежал? Или просто потерялся в этой толпе?

Неприятный голос Шэрон Бартли-Бейкон проник в сознание Розы. Вот уж с кем ей меньше всего хотелось встречаться! Но, увы, ее соперница уже усаживалась в кресло, только что покинутое лордом Филпотсом. Роза удивленно подняла брови, увидев, что жеманную блондинку сопровождает весьма привлекательный молодой человек. Она никогда раньше его не встречала, хотя могла бы поклясться, что знает всех мало-мальски заметных представителей бомонда.

— Нет, мисс Бартли-Бейкон, я сама выбрала уединение… сегодня музыка для меня важнее светской болтовни, — заявила Роза, надеясь этим прозрачным намеком отправить Шэрон втыкать словесные иголки в другую несчастную жертву. Однако Шэрон только уселась поудобнее, как будто намереваясь оставаться в ложе весь антракт. Роза смирилась, подавив вздох.

— Позвольте представить вам месье Анри Бонэра. Насколько я понимаю, он был знаком с вашей подругой из ателье. Когда я об этом услышала, то сразу решила, что и вы захотели бы с ним познакомиться. — Раскрыв веер, чтобы использовать его как ширму, она наклонилась к Розе и доверительно зашептала: — Боюсь, он еще не получил трагических известий о кончине мадам Говард, и я думаю, такое лучше услышать не от совершенно посторонних людей.

Роза пристально посмотрела на Шэрон, но не смогла различить ни насмешки, ни злобы на красивом лице. Неужели это правда? Повернувшись к джентльмену, Роза увидела самые невероятно синие глаза, какие ей когда-либо доводилось встречать. Белое тонкое лицо было почти женственным, густые черные ресницы оттеняли нежную кожу под глазами.

— Месье Бонэр, я рада познакомиться с вами. Пожалуйста, садитесь. Это правда, что вы знакомы с моей дорогой Лафи?

Анри Бонэр откинул фалды безупречного фрака и элегантно уселся под настенным канделябром, считая, что свет свечей очень выгодно подчеркивает его напомаженные черные локоны.

— Да, именно так. Она моя родственница с материнской стороны. Мама послала меня убедить Лафи вернуться на родину.

— О Боже! Тогда вы действительно не знаете, — сказала Роза, печально качая головой. — Мне очень жаль, месье Бонэр, но… — она порывисто положила ладонь на его руку, — дорогая Лафи скончалась… от воспаления легких… в самом начале этого года.

— Какое горе, — сказал Анри, печально отводя взгляд и опуская голову, и сжал ладонь Розы, словно скорбь разрывала его сердце.

Роза озабоченно склонилась к столь явно страдающему юноше. Говорят, что французы более чувствительны, чем уравновешенные англичане. Она не знала ни одного француза, кроме Лафи — а Лафи, бесспорно, была весьма эмоциональна. Роза могла помочь юноше лишь сочувственными словами.

— Она мучилась недолго. И я была с ней до самого конца. Мне очень, очень жаль, месье. Она была для меня самым дорогим другом.