– Что вы от меня хотите? – хрипло проговорила она.

– То же, что и вы – чтобы его библиотека была построена так, как нужно. Так, как хотелось бы ему.

– Если вы с Грейс будете поступать по-своему, она вообще может быть не построена, – отрезала Корделия. – Помните, как мыс Кеннеди снова был переименован в мыс Канаверал после того, как та женщина во Флориде распустила язык? Люди тогда очень возмущались.

Нола помолчала и сказала:

– А что, если никто не узнает… что это мой проект?

– Если вы работаете в этой фирме, это нельзя будет сохранить в тайне.

– А если я не буду в ней работать?

– Что вы хотите сказать?

Сначала Нола не знала, что ответить. Потом заговорила снова:

– Я могла бы взять неоплачиваемый отпуск. На несколько месяцев, пока вы не получите недостающие деньги.

Она подумала о Дэни и Таше и о деньгах, которые сэкономила, чтобы заплатить за учебу в частной школе. И почувствовала почти физическую боль – придется залезть в отложенные деньги. Но в конечном итоге все это делается и для них. Эта библиотека будет их наследством, и она научит детей им гордиться.

– Я не могу позволить вам сделать это. Не хочу нести ответственность за то, что вы не будете работать.

– Нести ответственность вас никто не просит. Это ведь моя идея. Мне нужно от вас обещание, что когда у вас будут деньги, вы начнете работать именно с моим проектом.

Она ждала ответа затаив дыхание, и слова Корделии заставили ее выдохнуть воздух из легких.

– Вам нужны мои обещания? Нет, я не могу дать их вам. – Глаза Корделии сверкнули. – Это… Это похоже на какой-то жуткий кошмар. Я не знаю вас… и не хочу знать!

– Вам и не нужно знать меня, – настаивала Нола. – Просто знайте, что если ни в чем другом, то хоть в вопросе о библиотеке мы с вами заодно. Мы обе хотим, чтобы она была построена.

– Вы не можете представить… – начала было Корделия.

– Нет, могу! А вот вы не можете представить, что это для меня значит. Всю жизнь я выдавала себя за кого-то другого… Но эта библиотека скажет, чьей дочерью я являюсь на самом деле.

После долгого молчания Корделия сказала:

– Хорошо… Я подумаю об этом…

– Вы дадите мне знать о своем решении, прежде чем уедете в Блессинг?

Нола вынула из сумочки и вложила в руку Корделии свою визитную карточку, на которой был также и номер ее домашнего телефона.

– Я уезжаю на следующей неделе… К тому времени я сообщу вам о своем решении. – Корделия опустила карточку в карман пальто и сложила руки на груди. Упавшим, почти тоскливым голосом она добавила: – Знаете, он на самом деле любил меня.

В душе у Нолы таилось много горечи, но в этот момент ее заслонила искренняя симпатия к женщине, сидевшей рядом с ней.

– Я знаю, – ответила она.


Когда позвонила Сисси – она звонила каждый вечер со времени приезда Корделии, – та была не расположена говорить с ней или с кем-нибудь другим. Несмотря на то, что она долго принимала душ, прикладывала холодную повязку ко лбу и проглотила три таблетки тайленола, голова просто раскалывалась от боли.

Едва она успела произнести: «Привет», как Сисси заговорила, задыхаясь и бессвязно бормоча:

– Мама, он ушел! Бич… Он говорит, что хочет ра… развестись со мной! – Всхлипывая и шмыгая носом, Сисси все же сумела выговорить главное. – Он переехал к этой… этой шлюхе. К-клянусь, она переспала со всеми му… мужчинами в Б-Блессинге. О, м-мама, это так унизительно!

Корделия едва сдержалась, чтобы не повесить трубку. Сисси была словно пятилетний ребенок, которому никак не придет в голову, что у других людей тоже бывают неприятности. Прежде чем выплеснуть на мать все свои несчастья, не стоит ли поинтересоваться, как та себя чувствует?

– Но не так унизительно, как провести остаток жизни в браке с этим болваном!

Корделия потуже завязала пояс на купальном халате и опустилась на диван в кабинете Уина.

Она представила себе Бича и его подружку-блондинку в бельевой комнате… Потом перед глазами возникли Джин и Маргарет, занимающиеся любовью или тихо беседующие по вечерам; Маргарет в купальном халате, наливающая ему рюмку виски, которую он любил выпить перед сном. Корделия крепко зажмурила глаза, чтобы отогнать эти видения.

Сисси умолкла на миг, и на международной линии остались слышны лишь писк и щелчки. Потом раздался вопль Сисси, от которого у Корделии чуть не лопнула барабанная перепонка.

– Ма-а-а-ма! Как ты можешь так говорить! Он ведь отец твоих внуков!

– Тем хуже! Ты прекрасно знаешь, что я всегда была о нем невысокого мнения. Когда ты привела его к нам домой, я сразу поняла, что это пустой человек. А его хвастовство!

– Ты считаешь Бича лжецом?

– Ну, если он не лгал тебе, когда лечил триппер, тогда я не знаю, кто, по-твоему, может считаться лжецом.

– Я просто не могу поверить в то, что слышу. Я убита горем, а ты ведешь себя так, будто уход моего мужа – самое лучшее, что могло со мной произойти! Неужели тебя это не волнует?!

Голос Сисси зазвучал трагически-обиженно, и в каком-то озарении, снизошедшем на нее помимо ее воли, Корделия увидела все глазами Бича – хныканье Сисси могло измучить его, как мухи могут довести корову до бешенства.

Корделия глубоко вздохнула.

– Ну что ты, Сисси, конечно, это меня волнует.

– Нет, не волнует! Ты сама сказала, что никогда не любила Бича! Поспорим, ты пойдешь сейчас к Грейс и вы будете хохотать до колик надо мной!

Дочь сорвалась, и в таком состоянии ничто не могло остановить ее.

– Сисси, ты не понимаешь, что говоришь. Корделия чувствовала, что вот-вот ее голова расколется пополам.

– Если я не могу рассчитывать даже на малейшее сочувствие со стороны своей ма…

– Прекрати! – вскричала Корделия. – Прекрати немедленно!

В наступившей тишине телефонная линия гудела, как огромный рой насекомых. Африканская маска с веревочными тесемками, свисающими, как грязные волосы, взирала гневно со стены, словно обвиняя в чем-то. И все же Корделия не ощущала себя виноватой. Она чувствовала себя… хорошо. Она должна была сказать Сисси то, что думала еще много лет назад.

Сисси опять разразилась рыданиями, и это напомнило Корделии, как сильно дочь нуждалась в ней.

– Я только хотела, чтобы ты мне помогла! – завывала Сисси. – Ох, мама, я не з-знаю, что де-е-е-лать.

Корделия поняла, что впервые с того момента, когда она родила – в один из самых жарких дней в истории Манхэттена – девочку весом четыре в половиной килограмма, которую назвала Кэролайн в честь ее бабушки по материнской линии, ей больше не хотелось опекать младшую дочь.

– Тебе придется подумать самой, – сказала она мягко.

– Ты хочешь сказать?..

– Да. Пора самой решать, что делать.

– Но как же я?..

– О, ты выживешь, Сисси. Это точно.

– Что ж, спасибо и на том! Корделия услышала щелчок в трубке.

Она почувствовала себя виноватой. Она была излишне сурова. Это встреча с Нолой Эмори сделала ее раздражительной! Может быть, следует если не взять свои слова обратно, то хотя бы смягчить удар? Конечно, Сисси нужно стать самостоятельной. Но Корделия должна успокоить ее: мать всегда будет с ней и будет любить, несмотря ни на что.

Она подняла трубку, но не успела набрать первую цифру, как послышался мужской голос, заставивший ее вздрогнуть. Затем заговорил Крис, но более мягко и нерешительно.

– Джек, моя мама у тебя? – Крис говорил по параллельному телефону из спальни. – Я звонил домой, но она не отвечает. Я подумал, может, она у тебя?

– Честно говоря, Крис, я не видел ее уже несколько дней. – Голос Джека звучал напряженно и печально. – Я могу тебе чем-нибудь помочь? У тебя все в порядке?

– Да, конечно. – По голосу Криса можно было понять, что все было совсем наоборот. – Ты, наверное, слышал… я собираюсь теперь жить у папы.

Наступила короткая неловкая пауза, потом Джек сказал:

– Нет, я об этом не знал. Но уверен, что твоя мама будет по тебе скучать, ты ведь знаешь, что дороже тебя у нее никого нет.

Внезапно перед глазами Корделии появился Джек, энергично расправляющийся с едой в ресторане, как паровоз, которому необходимо пожирать уголь, чтобы мчаться по рельсам дальше. Не красавец в общепринятом смысле слова. Но, за исключением Уина, она никогда не доверяла мужчинам, наделенным чем-то большим, чем обычная привлекательная внешность – мужчинам, которые притворяются, что разглядывают витрины магазинов, а сами тайком восхищаются своим отражением. Если бы Джек Гоулд прошел мимо магазина, он бы подумал прежде всего, сколько стоит его арендовать, кому он сдан и нельзя ли использовать его в своих интересах.

И все же во время того напряженного ужина она ощутила его доброту и великодушие. Заметила его нежную заботу о Грейс, разглядела, как он улыбался ее подруге Лиле, разговаривая с ней так, будто она была одним из его приятелей в издательстве. А теперь он старался изо всех сил уладить ситуацию с Крисом.

– Я знаю, что мама любит меня, – услышала Корделия слова внука. – Нечего мне напоминать об этом.

– Эй, не бросайся на меня – я просто думаю, что для тебя лучше.

– Наверное, самое лучшее для меня – жить с обоими родителями.

– Крис, это вряд ли произойдет, – ровным голосом произнес Джек.

– А почему ты так в этом уверен? – Голос Криса сорвался, в нем прозвучали высокие, почти женские нотки. – Спорим, ты не знал, что отец провел ночь с мамой? Что скажешь об этом?

О, Крис! Корделия прикусила губу, чтобы не вмешаться в разговор.

После долгого молчания Джек заговорил снова:

– Если это правда, твоя мама и я обсудим эту проблему.

Чувствовалось, что Джек потрясен до глубины души, однако он вел себя с Крисом достойно. Восхищение Корделии поднялось еще на одну отметку выше.

– А ты что, мне не веришь?

– Этого я не говорил.