- Надеюсь, что в этот раз мы сделали ребенка, - скажет потом Лесли.

- Как? Опять?

- Да, - ответит она, нежно целуя его после страстных объятий.- Я хочу иметь дюжину детей с тобой, для тебя. Две дюжины. Сотню.

- И всех за одно утро? - смеялся Джино.

- В любое утро. Или ночь, или вечер.

- Если я не начну торопиться, чтобы попасть на работу, мы не сможем прокормить и тех троих, что у нас уже есть, - говорил он, гладя ее. - Я люблю тебя трогать.

- И никогда не переставай, - отвечала Лесли. - Я бы умерла, если бы ты не захотел меня трогать.

- Ты - это все! - говорил Джино. - Все, чего я хочу.

А когда Джино уходил, Лесли Донати оставалась со своей бело-голубой кухней, где на подоконнике цвела красная герань, бледно-желтой ванной и гостиной с камином, полом из сосновых досок и ковром ручной работы. Трое ее детей были пухленькими, жизнерадостными и редко плакали, за исключением тех случаев, которые Лесли называла "легкими вспышками латинского темперамента".

- О, Джо, - скажет она (или "О, Марк", или "О, Джули), - ты опять начинаешь проявлять свой латинский темперамент. Да? Хорошо. Ну, давай. Продолжай, теперь погромче. Раз, два, три. Давай!

И в большинстве случаев дети начинали смеяться и обнимать ее пухлыми рученками.

Лесли Донати часто говорила себе, что у нее есть абсолютно все, чего бы она могла пожелать. У нее был прекрасный дом, и она знала, что ее любят. Семья мужа обожала ее, а сам Джино восхищался не только ее телом; ему было приятно находиться рядом с ней, говорить с ней, быть там, где была она. Он был добрым и нежным, любящим отцом и хорошо обеспечивал семью.

В первый год после их женитьбы Джино оставил Этвиллскую транспортную контору и вошел в дело с отцом и братьями. Теперь он был полноправным партнером в фирме "Донати и сыновья - Оптовая торговля фруктами и продуктами", и очень хорошо зарабатывал. Он мог позволить себе немного побаловать жену, доставить ей удовольствие.

Только одного он не мог понять - неослабевающей любви Лесли к матери, Анжелике, и сестре, Алане. Единственное, из-за чего Джино и Лесли спорили друг с другом, но всегда один из них вовремя останавливался, чтобы спор не вышел из-под контроля. Однако отношение Лесли к матери и сестре всегда оставалось тем, что разделяло их, в чем они не могли достичь полного согласия.

- Послушай, милая, в этих двоих нет ничего хорошего. Ни для тебя, ни для меня, ни для детей. Даже для самих себя. Они ни к чему не пригодны. Посмотри, как они ведут себя.

- Дорогой, ты не понимаешь...

- Ты чертовски права, что я не понимаю! И больше всего не понимаю, как ты можешь защищать их. После всех гадостей, которые они тебе сделали. Не знаю, как ты выносишь их присутствие.

- Джино, это моя мать и моя сестра.

- Да, я знаю. Но любой прохожий на улице, которого ты никогда не видела, лучше бы отнесся к тебе.

- Ты не понимаешь...

Конечно, он не понимает, думала Лесли. Да и как ему понять?

Семья Донати была полной противоположностью семье де Монтиньи, а она была той меркой, по которой судил Джино.

Лесли улыбалась. Семья Донати - это было что-то необыкновенное, удивительное и теплое, и так тесно связанное, как пальцы на руке. Джулия Донати обожала своего большого веселого мужа Джузеппе и своих сыновей Марчелло, Джино, Роберто, и своих дочерей - Софию и Адриану, а все они, в свою очередь, смотрели на Джулию, как на единственную в мире личность, вокруг которой вращаются Солнце и Луна. Донати пели, смеялись, плакали и спорили с грубокой яростью и хорошим чувством юмора. Когда Анжелике де Монтиньи не удалось поссорить свою дочь и Джино в то памятное Рождество, она смирилась с поражением, но предприняла атаку в новом направлении.

- Эти итальянские семьи все одинаковы, - говорила Анжелика. Они вечно грызутся друг с другом.

- Они очень дружны, - отвечала Лесли, стараясь не поругаться с матерью.

- Как отвратительно все это, - продолжала Анжелика, - все эти спагетти, сыр, чеснок, оливковое масло. Здоровые толстые мужчины и неаккуратные неряшливые женщины. Ты воспитана не так, Лесли. Поверь мне, тебе очень быстро все это надоест.

После серии таких выступлений Лесли отказалась обсуждать с матерью семью Донати. Она поняла бессмысленность стараний убедить Анжелику в том, что существует большая разница между семьей Донати и семьей в итальянской комической опере с толстыми животами и ужасным акцентом. Джулия часто готовила итальянские блюда, но она также с редким талантом умела жарить бифштексы на углях и кукурузные початки. Родив пятерых детей, Джулия Донати прекрасно влезала в плятья двенадцатого размера. А обе ее дочери, София и Адриана, были обладательницами талий в двадцать два дюйма, отчего их подруги не итальянки зеленели от зависти.

Нет, не было никакого смысла спорить с Анжеликой с ее ограниченным взглядом и неприкрытой ложью.

Самая большая ложь, сочиненная Анжеликой, состояла в том, что Донати ни за что на свете не примут в свою семью не итальянку. Однако со дня их встречи с Джино, Лесли не видела от Джулии ничего, кроме доброты, и когда Джино объявил, что он собирается жениться на Лесли, Джулия заплакала от радости.

- Я позвоню твоей маме и приглашу ее на ужин. Мы должны отпраздновать это событие.

- Пожалуйста... - начала Лесли.

- Что, дорогая? - спросила Джулия.

- Она не придет, - сказала Лесли с несчастным видом. - И потом, я ей еще не сказала.

- Так скажи, - запротестовала Джулия. - Идите сейчас же вместе с Джино и скажите ей. А потом я позвоню твоей маме и приглашу ее на ужин.

- Пожалуйста, не надо, - ответила Лесли. - Я хочу сказать ей на Рождество. У нее в этот день всегда бывает вечеринка.

- Конечно, детка. Тогда ей и скажешь. А праздник устроим после каникул.

Но после ухода Лесли Джулия сказала мужу:

- Мне не нравится это, Джузеппе. Похоже, что она боится сказать своей собственной матери.

- Все будет в порядке, - спокойно ответил Джузеппе. - Мать согласится, как только поймет, что дети действительно любят друг друга.

- Джузеппе, - сказала Джулия, - у меня такое чувство, что миссис де Монтиньи не знает, что такое любовь.,

- Ерунда, - ответил ее муж, вновь погружаясь в чтение газеты.

Но после того как Джино привел Лесли домой на Рождество, никто в семействе Донати уже не сомневался, что чувство, которое испытывает Джулия, - не ерунда.

У Лесли начиналась истерика, когда она пыталась рассказать Джулии, что случилось на Рождество у Анжелики.

- Я показала ей кольцо, - плакала Лесли, - а она даже не посмотрела на него! Она называла Джино такими словами. Она сказала...

И пока Джулия старалась успокоить Лесли, Джузеппе пытался узнать о случившемся от сына.

- Но это чудовищно, - сказала позже Джулия. - Что же это за женщина, которая может так обращаться со своей плотью и кровью?

- Может быть, Джино стоит подождать, - ответил Джузеппе. - Если бы Лесли была совершеннолетней, может быть...

- Нет, - сказала Джулия. - Все это полное идиотство. Я позвоню миссис де Монтиньи и приглашу ее на ужин. Может быть, она, по крайней мере, объяснит нам.

Но когда Джулия позвонила и представилась, Анжелика холодно ответила:

- Извините, вы ошиблись номером.

- Я не ошиблась номером, - сказала Джулия мужу. - Она просто не хотела со мной разговаривать.

Джулия пыталась еще несколько раз поговорить с Анжеликой и, наконец, пошла к ней домой. Анжелика не пустила ее дальше входной двери. Она даже не пригласила ее войти в дом.

- Миссис Донати, нам абсолютно нечего сказать друг другу. Я хочу, чтобы ваш сын держался подальше от моей дочери.

- Но, миссис де Монтиньи, - возразила Джулия, - они собираются пожениться.

- Лесли - еще ребенок, - ответила Анжелика. - Она скоро забудет эту глупость.

- Но, пожалуйста, выслушайте меня...

- До свидания, миссис Донати, - сказала Анжелика и прикрыла дверь, еще Джулия услышала, как она закрыла ее на задвижку.

- Как будто я воровка! - кричала Джулия мужу. - Я говорю тебе, она заперла дверь, как будто я силой собираюсь войти в ее дом!

- Это пройдет, - сказал Джузеппе. - Попробуй еще раз. Напиши ей письмо и пригласи на ужин. Может быть, она придет.

И Лесли, и Алана ужасно удивились, когда Анжелика решила принять письменное приглашение Джулии Донати.

- Как странно, - сказала Анжелика. - Ужин. Я уже столько лет не слышала, чтобы так называли обед.

- Мне это не нравится, - призналась Алана Лесли. - Все это мне ни капельки не нравится.

Но в назначенный день Анжелика сделала великолепную прическу, свежий маникюр и надела черное платье, приготовленное для вечеринки с коктейлями у Милли Тэрнер. Она давно не выглядела так привлекательно и Лесли сказала ей об этом.

- Ну, конечно, дорогая, - ответила Анжелика, смеясь. - Я не хочу, чтобы эти Донати думали, что твоя мать - старая карга.

- Похоже, что все будет нормально, - сказала Лесли Алане перед выходом.

- Не рассчитывай на это, детка.

- Не глупи, Алана.

- Хорошо, милая. Надеюсь, что все пройдет благополучно.

- Конечно, - ответила Лесли.

Но почему же, удивлялась Лесли, садясь в такси с Аланой и Анжеликой, направляясь на ужин к Донати, у нее дрожат колени, а руки, одетые в белые перчатки, совсем влажные.

Гостиная дома Донати сверкала блеском и чистотой и, уставленная свежими цветами, выглядела великолепно.

Играла музыка. Но не итальянские песни о любви, которые так нравились Лесли и которые так часто заводила ей Джулия, а американская фортепианная музыка.

- А, миссис де Монтиньи, - сказал Джузеппе в своей самой располагающей и жизнерадостной манере. - Говорят, что я делаю лучшее мартини в Ливингстоне. Но я с этим не соглашусь, пока вы мне сами не скажете.

- Как это мило, мистер Донати, - ответила Анжелика очаровательно улыбаясь.