- Да! - всхлипнула Берта. - Накормим армию каких-то дикарей, а мои детки будут умирать от голода. Хватит! Не хочу больше слушать этот бред!
Она выбежала из кухни, и Арман услышал, как хлопнула дверь наверху. Он сидел как громом пораженный. Никогда за все прожитые годы он не видел, чтобы мать уединялась днем в своей комнате на втором этаже, кроме тех случаев, когда подходило время очередных родов. Он уставился на отца, уверенный, что Альсид сейчас бросится вслед, но отец стоял не шелохнувшись, вперив глаза в пол.
- Пойдем, Арман, - выдавил он наконец. - Нужно работать. Мы уже давно тут сидим, и остальные нас, должно быть, заждались.
Они вышли во двор; Зенофиль за ними. Впервые за всю жизнь Арман внимательно осмотрелся вокруг. Словно новыми глазами он увидел сочную зелень тучных лугов, золото пшеничных и кукурузных полей, а вдали - черные точки - головы своих братьев, с раннего утра работавших не покладая рук. Плодовые деревья ломились под тяжестью сочных фруктов. Арман невольно призадумался, почему он ни разу не остановился, чтобы полюбоваться на них весной, когда деревья усыпаны белоснежными цветами, а воздух напоен их ароматом.
Земля прогибалась под ногами, как губка, и Арман с трудом подавил желание нагнуться и пощупать руками пышную изумрудную траву. Он испытывал неловкость, чувствуя на затылке пристальный взгляд Зенофиля. Юноша знал, что на тучных пастбищах за усадьбой пасется скот, нежатся жирные бабочки, рыжие с белыми подпалинами, а на нижних выгонах, устроенных на заливных лугах, нагуливают жирок боровы и свинки, роют рылами коренья и похрюкивают от удовольствия.
Арману вдруг показалось, что его глаза разбились на множество ячеек, и поэтому он может одновременно видеть не только пшеничные и кукурузные поля впереди, но и животных на пастбищах, фруктовые деревья, увешанные плодами, виноградные лозы с тяжелыми гроздьями ягод, банки с консервами и соленьями в погребе, и даже деревянные стеллажи, ломящиеся от бутылок с вином. Стеллажи сколотил в свое время отец. Лицо обдувал знойный августовский ветерок, но Армен каким-то образом ощущал и жаркий дух кухонной печи в январскую стужу, и весеннее хлюпанье грязи под ногами.
Поля обагрятся кровью...
Арман стряхнул оцепенение и бегом бросился за дедушкой.
Grand-pere* **Дедушка (фр.).** ! - окликнул он.
Старик остановился и оглянулся.
- Что, Арман?
Арман мог без труда пробежать несколько миль, даже не запыхавшись, но, поравнявшись с дедом, вдруг почувствовал комок в груди, хотя пробежал лишь несколько десятков ярдов.
- У нас тоже будет война, Grand-pere?
Зенофиль ответил не сразу. Он внимательно смотрел на внука.
- Сегодня тебе исполнилось пятнадцать, - сказал он наконец. Невозможно представить, что ты еще мальчик - мне уже приходится задирать голову, чтобы посмотреть тебе в глаза. Он вздохнул и Арману снова показалось, что дедушка страшно постарел. Перед ним стоял глубокий старик. И это тоже невозможно было представить.
- Во время войны всякое может случиться, - произнес Зенофиль. Допустим, немцы захватят Францию. Кто тогда помешает им завоевать всю Европу? Возможно, я просто старый дурень, но мне кажется, что в том случае, если Франция достанется немцам, то с Европой будет покончено. И ничто тогда уже не спасет от оккупации единственный уцелевший островок - Англию.
- Но Англию уже много веков никто не завоевывал. Ты сам мне говорил.
- Всегда что-то случается впервые, - сказал Зенофиль. - Не забывай я же сказал: "Допустим". Так вот, допустим также, что немцы все же завоюют Англию. Ведь им уже не так сложно будет захватить Канаду, верно?
- Но за нами же стоят Соединенные Штаты, - возразил Арман.
Зенофиль сплюнул на землю.
- Соединенные Штаты. Ха! Нация пролетариев и лавочников. Нет, мой мальчик, не стоит полагаться на Соединенные Штаты. Янки в случае опасности попрячутся по норам и ни за что не высунутся, чтобы, не дай Бог, не подставить свою шкуру под пулю. Запомни: в Соединенных Штатах все совсем не так, как у нас. У них даже короля нет. У них свой президент, которого избирает народ, и если президент втянет свою страну в войну, он рискует, что на следующий срок его не переизберут. Так что не рассчитывай на Соединенные Штаты - они не станут спасать мир. Они заняты только своими делами.
- Вы идете? - позвал Альсид.
Арман поднял голову и увидел отца уже далеко впереди. Крупный черный силуэт на фоне яркой зелени и золота полей.
Поля обагрятся кровью...
А вдруг этот силуэт - вовсе не Альсид, а немецкий офицер?
Арман припустил во всю мочь и остановился только, добежав до своих братьев.
Вечером все мужчины Бержероны поехали в Сент-Терезу и уже в "Рыбаре" встретились со своими друзьями. Арман впервые оказался в деревне в будний день и с изумлением убедился, что улочки выглядят точь-в-точь, как в субботний вечер или в воскресное утро, с той лишь разницей, что не видно женщин, и единственный свет пробивается из окон таверны. Те же самые завсегдатаи "Рыбаря" сидели за теми же столами, только не слышно было звонкого смеха и песен, громких выкриков и прибауток, и - Арман знал наверняка, - сегодня никто не станет махать кулаками.
Бержероны расселись за длинным столом, вскоре к ним подсели друзья и знакомые. Морис Леме, владелец "Рыбаря", сдвинул столы вместе, и все оказались уже за одним столом. Разговор шел только о войне и Франции. Арман и его братья сидели, набрав в рот воды, и слушали, о чем говорят взрослые.
Странная способность одновременно видеть и ощущать то, что происходит в разных местах, не покидала Армана. Он следил за старшими братьями, в особенности за Эдуардом, и обратил внимание, что Эдуард поднес ко рту стакан вина и залпом осушил его. Арман видел, как задвигался его кадык, видел огромную ладонь, в которой утопал стакан, и вдруг совершенно отчетливо увидел Эдуарда, лежащего на обагренном кровью поле с перерезанным горлом и сжимающего в кулаке уже бесполезное ружье.
Но ведь в Канаде не будет войны, подумал Арман. Мы останемся на ферме, чтобы заготавливать еду и поставлять провизию в армию, как сказал Grand-pere, и наши поля никогда не обагрятся кровью. Маман сегодня была просто не в себе.
Морис Леме наполнил всем стаканы, после чего сам сел за стол и присоединился к общей беседе.
Может быть, маман ждет очередного ребенка, подумал Арман. Да, конечно. Этим и объясняется ее вспышка.
Он улыбнулся, будто камень свалился с души.
Да, маман, конечно же, собирается снова рожать. И прежде забеременев маман в первое время бывала очень вспыльчива и раздражительна. Потом же, когда живот начинал расти, все проходило. Маман пела, смеялась и шила крохотные ночные рубашечки и распашонки из фланели, отец ходил гордый как петух, сестры кудахтали как наседки и хлопотали на кухне, а братья гоготали и подтрунивали над всеми.
- Ей-Богу, - уверяли братья, - всякий раз, как маман на сносях, мы худеем фунтов на двадцать. Жратвы, что нам готовят, хватило бы разве только послушницам женского монастыря.
Да, подумал Арман, маман в положении, этим и объясняется ее нервозность. Может быть, на этот раз она принесет им девочку, и счет сравняется. Шесть братьев и шесть сестер. Беспокоиться не о чем. Война не доберется до Канады.
- ...и хотя она была уже на восьмом месяце - на восьмом, представляете! - этот сукин сын изнасиловал ее.
Арман резко поднял голову и посмотрел в конец стола. Его дедушка слушал Луи Примо и согласно кивал.
- С немцами всегда так. Свиньи. Бешеные свиньи. Война делает их кровожадными.
- Зато мы все жмемся по углам, как трусливые бабы, - вставил вдруг Эдуард.
Впервые за вечер кто-то из молодых подал голос, и все собравшиеся повернулись и уставились на него.
- Тем более, - продолжил Эдуард, - что вы недооцениваете Францию. Никогда фрицам не покорить целую нацию, которая борется за правое дело.
- Ты еще ребенок, Эдуард, - холодно произнес Зенофиль. - Ты силен как бык, верно, но рассуждаешь - как младенец.
Эдуард вспыхнул, и Арман понял - брат уже жалеет, что открыл рот.
- Но Франция... - попытался было возразить Эдуард.
- Французы не созданы для войны, - сказал Зенофиль. - Французы созданы для любви.
- Да! - пылко поддержал Луи Примо. - Может ли кто-нибудь представить, чтобы француз набросился на ребенка? Или ударил женщину?
Внезапно Арману перестало казаться, что его мать ждет ребенка.
Какая участь ожидает маман и девчонок, если немцы захватят Канаду?
И снова, хотя Арман смотрел на мужчин, собравшихся вокруг длинного стола в "Рыбаре", он видел столовую в их доме. Еще нет девяти, за столом сидит маман с девочками. Она штопает одежду, а две его старшие сестры, Аурелия и Иветта, подрубают простыни, которые принесет с собой в новый дом Аурелия после того, как обвенчается с Омером Кормье. Адриенна, третья по старшинству, вышивает; иголка так и мелькает в ее руках, выныривая то с одной, то с другой стороны белоснежной ткани, натянутой внутри деревянного обруча. Адриена украшает розовыми цветами наволочки, которые тоже достанутся Аурелии. Две младшие сестренки, все их называют крошками, склонились над учебниками. У Армана защемило в груди, когда он представил себе восьмилетнюю Мишель и Марию, которой только недавно исполнилось семь.
Разговор продолжался, стаканы и кружки мелькали чаще и чаще, а в мозгу Армана роились обрывки фраз.
Свиньи. Ее изнасиловали, когда ей было только семь... Так, кажется, сказал Луи? Семь лет, и ее изнасиловал немец? Нет. Не может быть. Или - на восьмом месяце?
Маман!
Арман внезапно вскочил, опрокинув свой стакан и едва не свалив стол.
- В чем дело? - рявкнул Альсид.
- Я хочу пойти домой, - сказал Арман.
- Так уходи, - велел отец. - Только пойдешь один, потому что мы должны еще посидеть здесь.
Он отвернулся и возобновил беседу с Луи и Зенофилем, даже не проводив взглядом Армана, который зашагал к двери.
"Нет Адама в раю" отзывы
Отзывы читателей о книге "Нет Адама в раю". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Нет Адама в раю" друзьям в соцсетях.