- Пожалуйста, Улисс, - жалобно сказала Флоранс, - мы должны ему помочь. Она же протестантка, Боже мой! Придумай что-нибудь.

В конце концов было решено, что семья распространит версию, что Жорж уехал в Соединенные Штаты.

- Соединенные Штаты - большая страна, - произнес Улисс де Монтиньи. Даже Джошуа Клеменсу придется повозиться, чтобы разыскать тебя там.

Буквально за несколько часов Улисс договорился, что Жорж поедет в деревню Сент-Пьер, где проживал третий кузен Улисса по жене.

- Это подсушит соки в твоих яйцах, - сказал Улисс. - Деревня Сент-Пьер находится на краю земли и, если у тебя есть хоть капля мозгов, запомни, что ты там пробудешь не меньше девяти месяцев. Ты поступишь разумно, если найдешь там себе жену. Даже Джошуа Клеменс не сможет заставить тебя жениться на своей дочери, если ты уже женат. А теперь пошел прочь с моих глаз. Ты - темное пятно на нашем добром имени.

Сент-Пьер была типичной маленькой франко-канадской деревушкой и, пробыв там всего неделю, Жорж Монтиньи с трудом находил себе развлечения. В деревне был один магазин, одна пивная и одна католическая церковь, и местные жители были чрезвычайно замкнуты и подозрительны к чужим. Единственное, что спасло Жоржа от полного игнорирования, было то, что он приходился родственником уважаемому местному жителю. Третий кузен Улисса по жене был самым процветающим фермером в округе. Но всего ужаснее в Сент-Пьере, с точки зрения Жоржа, была женская половина населения. Все девушки были огромного роста, похожи на коров и работали в поле, причем у большинства из них были отвратительные черные усики над верхней губой.

Боже мой, думал Жорж, и из этих усатых свиноматок я должен выбрать себе жену? Нет, Господи помилуй, лучше я вернусь в Монреаль к старику и его дочери с лошадиной физиономией.

Он находился в Сент-Пьере около месяца, когда впервые увидел Симону Пишетт. Он столкнулся с ней в церкви, куда пошел в воскресенье утром, потому что ему абсолютно нечего было делать.

Симона была небольшого роста; головой она вряд ли достала бы ему до плеча. Старенькое платье туго обтягивало ее, и он мог видеть маленькие округлые груди, которые сильно разнились с огромным выменем, которым обладало большинство женщин Сент-Пьера.

Жорж пристально ее рассматривал. Нет, усов у нее не было. И она была молода, не старше пятнадцати-шестнадцати лет, подумал он, и девственница, в этом он был уверен. Жорж де Монтиньи почувствовал знакомое напряжение в паху, и ему пришлось поддерживать перед собой пальто.

- Dominus Vobiscum, - пел священник, в то время как Жорж прдвигался к третьему кузену Улисса по жене.

- Кто эта девушка? - прошептал Жорж.

- Симона Пишетт, - ответил кузен.

- А кто эти дети вокруг нее?

- Ее братья и сестры. Их мать умерла.

- А кто ее отец?

- Ш-ш-ш, - прошипел кузен, когда священник повернулся, чтобы благословить всех присутствующих.

- Идемте отсюда, - прошептал Жорж. - Я хочу, чтобы вы меня представили.

Через несколько минут на ступеньках церкви Жорж де Монтиньи был официально представлен Симоне Пишетт. Он пристально посмотрел ей в глаза, склонился к ее руке, и сказал, что счастлив с ней познакомиться.

Симона же, взглянув на него, сразу почувствовала, как тело ее вспыхнуло огнем. Менее чем за минуту она влюбилась в него полностью и бесповоротно.

- Дочь свиного фермера! - воскликнул Жорж, когда кузен Улисса рассказал ему про семью Пишетт. - Это невозможно.

Но буквально на следующий день он получил письмо от тетушки Флоранс, которая писала, что Джошуа Клеменс ни на мгновение не поверил в историю с отъездом Жоржа в Соединенные Штаты. Старик дошел до того, что связался с судовыми компаниями и, установив, что Жорж не вернулся во Францию, пришел к выводу, что он все еще находится в Канаде, и решил его разыскать.

"Если он найдет тебя и ты откажешься жениться на его дочери, - писала Флоранс де Монтиньи, - он убъет тебя. Так он сказал твоему дяде".

В ту же ночь Жорж позаимствовал у кузена лошадь с коляской и поехал к Симоне Пишетт. Он почувствовал запах фермы уже за полмили и ощутил спазмы в желудке от отвращения.

Но что ему было делать? Лучше Симона, чем Агата Клеменс. Его отец и мать обладали неистощимым терпением, но никогда не согласились бы принять в качестве невестки англичанку-протестантку. В материальном отношении Жорж полностью зависел от них; он никогда не учился зарабатывать на жизнь.

Через месяц Жорж и Симона поженились. Они венчались в церкви Сент-Пьера и, как положено у местных жителей, через девять месяцев и десять минут, у них родилась дочь. Ее нарекли Жозефиной. Когда ребенку исполнилось шесть недель, Жорж перевез семью в Соединенные Штаты.

Любое место, думал Жорж, любое лучше, чем эта вонючая свиная ферма. Даже Соединенные Штаты. Даже такой город как Ливингстон в штате Нью-Гэмпшир.

Теперь спустя годы Симона де Монтиньи смотрела на своего первого сына Этьена, который был на год моложе сестры Жозефины. Он выглядит точно как отец, подумала она. Но внутри он не похож на него. Его отец никогда бы не возразил против визитки. Он бы наслаждался каждой минутой в этой одежде. Симона вздохнула и продолжала шить платье, которое собиралась надеть на церемонию бракосочетания сына с Анжеликой Бержерон.

Нет, она не могла осуждать Анжелику, которая полюбила Этьена. Он так был похож на своего отца.

По случаю бракосочетания дочери Моника Бержерон впервые в жизни надела лифчик и пояс. Она сделала это без всякого раздражения, хотя и подумала, что эта суета немного непристойна для женцины ее возраста. Она также надела синее с белым платье из набивной ткани и маленькую белую шляпку с цветами, в которой чувствовала себя идиоткой. Но дочь сказала ей, что так полагается по правилам хорошего тона, а судя по всему, хороший тон с годами стал очень много значить для Анжелики. По крайней мере то, что она считала им. Хороший тон. Сама Моника считала, что ее дочь любит напускать на себя важность, чтобы произвести впечатление на сверстников.

Это все ее отец, думала Моника. Он вбил фантазии в ее голову. Ей нравилось думать о бархатных занавесках, устрицах на льду и мужчинах в смешных черых костюмах, разливающих холодное шампанское.

Моника Бержерон любила дочь не больше, чем раньше, и с годами, хотя обе они уехали из Эймити, она поняла, что знает о ней еще меньше, чем думала. Анжелика была неблагодарным испорченным ребенком, чьи дурацкие американские идеи были совершенно невыносимы, а во всем остальном девочка, которую очень трудно было заставить жить в согласии с матерью. С горечью и бешенством вспоминала Моника день четырнадцатилетия дочери. Тепеpь, когда бракосочетание совершилось, она смотрела на нее, танцующую с Этьеном, и зло усмехалась про себя. Она думала, сумеет ли Анжелика, будучи замужем, так свободно распоряжаться собой, как это ей удавалось, живя при матери.

Может быть, думала Моника, Этьен такой же дурак, как и все остальные мужчины.

Однако по поводу умственных способностей Анжелики сомнений не возникало. Она пристально смотрела Этьену в глаза, ее окружали звуки прекрасной мелодии "Голубого Дуная" и она радостно улыбалась.

Да, Этьен действительно погрыз удила до женитьбы, но теперь, когда он полностью принадлежит ей, все будет по-другому. Ей пришлось вытерпеть унижения, но это никогда не повторится. Она заставит его почувствовать, как он был неправ. Никто не имеет права унижать принцессу.

Анжелика улыбнулась. Это частично входило в ту систему, которая должна была превратить Этьена в то, что она собиралась из него сделать. На это уйдет время, но его-то как раз достаточно. Анжелике было всего лишь семнадцать лет.

Все отметили, как прекрасна была новобрачная. Стройная, хорошо сложенная блондинка, и эти необыкновенные глаза. Нет, Этьену просто повезло, что он отыскал такое сокровище.

Но если бы здесь был Зенофиль Бержерон, может быть, он единственный сумел бы заглянуть поглубже в эти необыкновенные глаза. Может быть, он смог бы заглянуть так глубоко, что заметил холодный блеск, спрятанный в них. Блестящий, как мишура, и холодный, как бриллиант. И, может быть, он произнес бы: "Бедный Этьен", - как много лет назад сказал: "Бедный Арман".

Симона де Монтиньи не смотрела Анжелике в глаза. Правду говоря, она вообще не смотрела на свою невестку. Она смотрела на сына, который был так похож на своего отца. Но слез на глазах Симоны не было видно, они только очень ярко блестели, когда она опустила взгляд на бокал с шампанским, так и не отпив ни глотка.

Жорж, подумала она, Жорж, где ты теперь?

Моника Бержерон стояла рядом с Симоной де Монтиньи и казалась выше, чем есть, рядом с маленькой Симоной. Она пыталась заглянуть в будущее. Свершилось, думала она. Теперь я буду жить в одном доме с ней и Этьеном, но теперь он будет считаться со мной. Интересно, как он со всем этим справится?

- Скорее, скорее, - позвал кто-то. - Анжелика собирается разбрасывать свой букет. Этьен де Монтиньи стоял внизу лестницы, наблюдая, как его невеста бросает вниз цветы. Затем она убежала переодеваться для свадебного путешествия. Брат Кристоф, который был его лучшим другом, хлопнул его по спине.

- Иди, жених, - сказал Кристоф. - Пора тебе снять этот пышный наряд, взятый напрокат.

- Иду, - ответил Этьен, однако обернулся и снова посмотрел на закрытую дверь комнаты, где переодевалась Анжелика. Скоро, подумал он, идя вслед за братом. Теперь очень скоро.

Глава вторая

Анжелика де Монтиньи отослала соих подружек, как только они помогли ей снять подвенечное платье и, едва они вышли, заперла за ними дверь. Теперь она медленно продолжала раздеваться, периодически останавливаясь, чтобы выпить шампанского. Кончив раздеваться, она пошла в ванную комнату и начала наполнять ванну.

Слава Богу, что у меня вьющиеся волосы, подумала она, когда стал подниматься пар. Она добавила в воду ароматной жидкости и погрузилась в ванну. Медленно и задумчиво.