— Да не девственница я! Господи! Что мне сделать, чтобы ты поверил?

— Ну... — его новая ухмылочка источает дьявольские намерения, когда он проходится языком по своим губам, чтобы увлажнить их, а затем закусывает нижнюю губу.

— Такого не будет, — заявляю я.

— Хорошо, — бормочет он.

— Я серьёзно. Я не собираюсь спать с тобой.

— Я же говорю «хорошо», Сидни, — смеется он, кивая головой.

— Нет, ты не просто говоришь «хорошо», ты говоришь — «хорошо», — перекривляю я его. — Но на самом деле ты имеешь в виду: «Без разницы, крошка, ты знаешь, что никогда не сможешь устоять перед моей гипнотизирующей сексуальностью».

Лотнер хохочет так, как будто это самая смешная шутка, которую он когда-либо слышал.

— Боже, Сидни, ты действительно вспыльчивый человек.

Лёгкий тёплый ветерок играет с моими волосами, когда мы набираем скорость и выезжаем из города. Сняв резинку с запястья, я завязываю свои дикие кудри в хвост.

— Мы можем закрыть окна, — предлагает Лотнер.

— Ни за что. Так как у нас не кабриолет, на котором можно было бы поехать на пляж, опущенные стёкла — это просто необходимость. И да, кстати, на какой пляж мы едем?

— Пока не знаю. Думал, что просто поедем за запад по Первому шоссе, а потом выберем, какие волны между шоссе и Санта Круз посмотрят на нас.

Плавно сменяющиеся пейзажи зелёных вершин и долин, усеянных красочными остатками весеннего цветения вдоль извилистой дороги, представляют собой захватывающее зрелище. Я видела океан бесчисленное количество раз, но меня всё равно охватывает волнение от головокружительного ожидания, когда мы въезжаем на бушующее побережье Калифорнии.

— Итак, Сидни, у тебя вообще есть фамилия или ты знаменитость, которой достаточно только имени? — бархатный голос Лотнера шумит у меня в ушах.

— Монтгомери, — усмехаюсь я, выглядывая в окно.

— Хорошо, Сидни Монтгомери, ты из Калифорнии?

Его официальный тон репортёра веселит меня.

— Иллинойс. За прошедший год после окончания университета я работала хаусситтером по всему миру. Мне удалось увидеть самые удивительные места, но, как я и сказала до этого, мне хотелось побыть с сестрой этим летом. Она работает массажистом в Лос-Анджелесе, и поэтому отпуск Тревора и Элизабет был очень кстати.

— Хмм... и в каком же университете ты получила диплом хаусситтера?

Он косится на меня и глупо ухмыляется, на что я закатываю глаза.

— Университет в Айове. У меня диплом бакалавра в области истории искусств, но для работы моей мечты требуется ещё немного отучиться и заплатить очень много денег, поэтому перед возобновлением учёбы я сделала двухлетнюю паузу, чтобы поднакопить.

Глядя на дорогу, он кивает.

— Да, это ужасно, сколько денег требуется, чтобы получить хорошую работу или работу мечты... — он смотрит на меня, подняв брови. — А работа мечты у нас это?..

Я не могу скрыть весь свой восторг и поэтому на лице появляется широкая улыбка.

— Смотритель в музее.

— Оу, так ты у нас любитель искусства?

— Необязательно искусства, в смысле, мне нравится рисовать, и я люблю фотографировать, но история искусства — это моя страсть. Я могу весь день заниматься исследовательской работой и не устать. Мои преподаватели говорят, что у меня есть способности к организации и что я знаю толк в уникальных вещах. И это немного иронично, потому что дома у меня вечный бардак. В любом случае, я поставила себе цель, что когда-то стану смотрителем и больше никогда не оглянусь назад.

Сняв шлёпки, я кладу ноги на приборную панель.

Лотнер молчит, казалось, он обдумывает всё то, что я ему сейчас сказала.

— А как насчёт тебя? Как так получилось, что у взрослого мужчины не нашлось дел получше, кроме как поехать в четверг на пляж с какой-то непонятной девушкой?

— Хороший вопрос. Ты права, тебя немного сложно... понять.

— Ой, заткнись! — я щипаю его загорелую руку. Когда он так дружелюбно улыбается, я могу только притворяться, что обиделась.

— Я сбежал. И буду отдыхать ещё как минимум недели полторы.

— Сбежал? Это как побег из тюрьмы или...

Он быстро протягивает руку и сжимает моё колено.

Из-за моего визга почти треснуло лобовое стекло. Он отпускает мою ногу, но жар от его прикосновения всё ещё остается на коже.

— Чтобы ты знала, я готовлюсь поступить в аспирантуру на педиатрию.

Я бы даже меньше удивилась, если бы у нашей машины выросли крылья, и мы бы полетели на Луну.

Лотнер игриво улыбается. Не высокомерно, а просто уверенно.

— Ты доктор? — я не могу ничего поделать со своими широко раскрытыми от удивления глазами.

— Да, — он снова косится на меня и закатывает глаза. — Не надо так удивляться.

Я перевожу взгляд на дорогу и вздыхаю.

— Хм, это...

— Восхитительно? Замечательно? Увлекательно? Изумительно? Чудесно?

Поджав губы, я качаю головой.

— Нет... я собиралась сказать неожиданно.

— Ох, хорошо. Терпеть не могу быть предсказуемым. Хотя, я немного разочарован из-за твоей реакции. Разве ты так и не разглядела, что я как не огранённый алмаз?

Я хохочу.

— Боже! Ты что действительно называешь себя не огранённым алмазом?

Он пожимает плечами.

— Конечно. Почему бы и нет? По крайней мере, я должен так себя называть, чтобы меня считали настоящей находкой.

Настоящей находкой? Это вообще возможно встретить две «находки» менее, чем за сутки?

Я скрещиваю руки на груди и наблюдаю за проносящимися за окном холмами.

— Ты, наверное, и так такой. Не то чтобы мне было дело до этого... Я не собираюсь никого «находить».

— Ну, тогда бы у тебя стало больше проблем. Все мы невинные рыбки, которых приманили соблазном.

Я фыркаю.

— Если ты считаешь себя приманкой, тогда я признаю, что ты умеешь смутить человека, ты проблема, ты плохие новости... но чтобы «соблазн»? Нет. Я охотно попадаю в сети, если сама к этому готова, но в ближайшее время такого не случится. Не хочу, конечно, выглядеть, как рак, который пятится назад, но у меня сейчас нет времени на «рыбака».

Он оглушительно смеется.

— Рак? Боже, Сидни, ты просто невозможна.

Меня омывает тёплой волной удовольствия. Лотнер не смеялся надо мной. Он понимает моё странное чувство юмора, и это относит его к маленькой, но особенной группе людей. Искренность обычно является только иллюзией для меня, но сейчас я как никогда чувствую себя настоящей, находясь рядом с ним.

— Не беспокойся, Сидни. Я тоже не ищу себе никакого отвлечения. У меня впереди три года рабочих недель с более чем пятидесятичасовой нагрузкой и большое количество вызовов. Кто-то вроде тебя будет не самым лучшим делом сейчас.

— Ауч! — я делаю вид, что обиделась, прижав руку к сердцу.

Он качает головой.

— Ты поняла, что я имею в виду. Женщины могут быть губительными маленькими соблазнительницами. И думаю, что именно такой ты и являешься под этим безупречным невинным образом девушки со Среднего Запада.

Теперь моя очередь смеяться.

— Неважно.

Я не могу понять, какой он внутри. Сначала он поражает своей эмоциональностью, говоря такие вещи, которые я слышала только в кино, а затем он снова самоуверенный и отстранённый.

— Ладно, что бы ты делал, если бы мы не познакомились вчера?

Он пожимает плечами.

— Ну, это легко. Я бы катался на серфе.

— Так ты не планировал этот день специально для меня?

— Не льсти себе. Как я и говорил, у меня много чего происходит в жизни. Нет времени для больших романтических жестов.

Оу, он сама деликатность.

Я задерживаю дыхание и закусываю нижнюю губу, чтобы не показать своей реакции на его слова. Он определённо является достойным соперником.

— А чем же тогда были галеты и чай этим утром? — я выгибаю бровь.

Продолжая смотреть на дорогу, он смеется.

— Завтраком.

— А цветы?

— Кратковременное помутнение рассудка, — он смотрит на меня, ухмыляясь. — Но меня это не беспокоит. Граница между безумием и гениальностью обычно размыта.

— Ага, именно так я и подумала, когда согласилась поехать с тобой сегодня.

Держа руль левой рукой, правую он кладет мне на подголовник.

— Это гениальное решение?

Я пытаюсь не смотреть на его огромную руку.

— Или безумие, — шепчу я, напряженная от его близости.

Остаток поездки проходит мирно. Никто из нас много не говорит. Но эта тишина не неловкая. Музыка громко звучит из колонок, и я понимаю, что мне хочется подпевать, но я не уверена в своих музыкальных способностях и не могу предугадать реакцию Лотнера. Наверное, это слишком «в своей тарелке». Прибрежная дорога шоссе номер один имеет захватывающий панорамный вид на Тихий океан. Белые гребни волн разбиваются о гладкие песчаные пляжи. Цапли и крачки копаются на мелководье. Рыбаки и парусники, находящиеся вдалеке, смешиваются с иногда появляющимися водными мотоциклами и парасейлерами. Неужели когда-то можно устать от этого вида?

Лотнер останавливается на ровной грунтовой площадке у подножия травянистого холмика.

— А что это за пляж?

Он отстегивает ремень безопасности и открывает дверь.

— Это наш пляж на сегодня.

Я слышу, как он открывает багажник, поэтому надеваю свои шлёпки и выхожу из машины.

Здесь больше нет никаких машин, а за холмом я не вижу пляжа, но думаю, что там тоже никого нет.

Когда я подхожу к нему, он отдает мне мою сумку, а сам берет кулер и два пакета из магазина «Хоул Фудс», которые лежат рядом.

— А нам разрешено здесь находиться? — я беру один пакет.

Лотнер поворачивается на все триста шестьдесят градусов.

— Похоже, на берегу всё чисто.

— Ха-ха, у меня нет никого, кто бы мог вытащить меня из тюрьмы, если нас арестуют.

Я пинаю пыль ногой за спиной Лотнера, пока он тащит кулер к холмику.