— Ммм... кто тебя любит?

— Ты юбишь меня, — говорит она и крепко обнимает за шею.

Лотнер мог быть моей зависимостью, но Оушен моя панацея от всего. Когда она в моих объятиях, всё снова магическим образом обретает смысл.

— Паа.

Я немного отодвигаюсь, чтобы увидеть её лицо.

— Что ты сказала?

Она улыбается.

— Паа.

— Паа, что? — я выгибаю бровь, не понимая, что она хочет.

— Паа, — снова говорит Оушен и указывает на дверь.

Поворачиваясь, я вижу Лотнера, стоящего в дверном проёме. На его лице играет улыбка, будто он только что выиграл в лотерею. Уверена, у себя в мыслях он точно её выиграл.

Это официальное заявление с горько-сладким привкусом: отныне она больше не всецело моя дочь.

— Да, милая, это твой папочка, — выдыхаю я и позволяю реальности этого события выбраться наружу.

Лотнер не спеша заходит в комнату и открывает жалюзи.

— У неё ушло меньше двух недель, чтобы так меня назвать. А через сколько она назвала тебя мамой?

Я закатываю глаза и ставлю Оушен на пол. Он берёт её на руки и подбрасывает в воздух, чем вызвает у неё громкий визг, за которым следует хихиканье.

— Ты только что украла моё сердце, — обнимает он её и целует в щеку.

Они оба украли моё ещё давным-давно.

— Я буду внизу. Мне нужно позвонить.

Он кидает Оушен на кровать и щекочет её.

— Мы найдём, чем заняться.

Этот момент такой горько-сладкий.

Дэйн не отвечает на звонок, поэтому я оставляю ему сообщение:

«Привет, извини, что не позвонила раньше. Мы нормально добрались, и я попробую позвонить тебе попозже».

Ослепительный поток голубых ирисов спускается по лестнице, когда я уже засовываю телефон обратно в сумку.

— Смотри! — Оушен протягивает футбольный мяч, размером с её туловище.

— Милая, он не будет хорошо кататься, когда ты его толкнёшь.

— Хах, твоя мама думает, что она здесь самая умная, — Лотнер ставит на пол Оушен, она бежит к дивану и плюхается на него, всё ещё обнимая мяч.

— Таидаун! — смеётся она.

Я поднимаю глаза на Лотнера.

— Кто-то расширяет её словарный запас ненужными словами.

— Ей придётся это знать, когда я возьму её на первую игру Стэнфорда этой осенью, — он включает телевизор и переключает на Дору (прим. пер. — в российской версии «Даша—путешественница»).

— Дора! — кричит Оушен, откидываясь на подушках.

— Что приготовим на обед перед тем, как пойдём смотреть фейерверк? — спрашивает Лотнер из кухни.

Я присоединяюсь к нему и сажусь за стол.

— Нам нужно заселиться в наш отель, то есть...

— Что? — недоумевает он, закрывая дверь холодильника. — Гостиница? Я думал, что вы остановитесь у Эйвери.

Я вожусь с волосами.

— Она в Вегасе.

— И вы приехали в Лос-Анджелес только из-за меня?

— Нет... то есть, отчасти, да. Я подумала, что нам нужно поговорить.

— В таком случае, вы не останетесь в гостинице. Ни за что. Вы останетесь здесь.

Он поворачивается спиной и снова открывает холодильник. Я поднимаюсь и встаю перед ним, положив руки на бока.

— Не думаю, что это хорошая идея.

Лотнер вытаскивает тарелки, ставит их на стойку и, наконец, поворачивается ко мне лицом.

— Почему?

— Ну, для начала хотя бы из-за того, что случилось немного раньше.

Коварная ухмылка появляется на его губах, пока он снимает с полки кастрюлю, отделанный железом чайник и подставки под тарелки.

— Понятия не имею, о чём ты говоришь.

Он выливает из стеклянной бутылочки в кастрюлю что-то похожее на мыло.

— Лотнер, ты чертовски хорошо знаешь, о чём я сейчас говорю. Тупая ухмылочка на твоём лице — тоже.

Включив плиту, он пожимает плечами.

— Просто я счастлив, что самая красивая девочка на планете, без обид... — он смотрит на меня и подмигивает, — назвала меня папочкой сегодня.

— Ты невыносим! — раздражённо взмахиваю я руками. — Ладно, мы останемся, но я буду спать с Оушен.

— Я тоже, — добавляет он.

— Нет, ты не тоже.

— Она будет есть куриный суп с тортильей или мне приготовить для неё что-нибудь другое?

— Она будет есть всё, если оно не будет слишком острым и если ты добавишь туда авокадо. А ЕЩЁ ты меняешь тему разговора.

Лотнер улыбается, протягивая мне авокадо.

— Извини, а о чём мы говорили? Потому что всё, что я слышал, это бла-бла-бла.

— У тебя скоро свадьба, — кидаю я ему в лицо, надеясь, что хоть это сделает его более серьёзным.

— У тебя тоже, — парирует он в ответ.

Сбивающая с толку ирония этого всего показывает, что он пытается победить меня в моей собственной игре. Он ведёт себя так, будто не признаёт того, что случилось между нами, что делает эту ситуацию менее правдоподобной для него. Он действует в моём стиле.

— Без разницы.

Я иду смотреть, как там Оушен и отменить бронирование номера.

Пока я разговариваю по телефону, Лотнер заходит в комнату, берёт Оушен, футбольный мяч и выходит с ней на улицу.

Через окно я наблюдаю, как она бегает с мячом, а он её догоняет. На этот короткий промежуток времени я позволяю себе представить, что этот мужчина на заднем дворе, мужчина, которого я люблю, мой. Представляю, как бы замечательно было не таскать на душе чувство боли и вины.

Лотнер смотрит на меня и машет, чтобы я вышла к ним. Я машу ему в ответ и киваю.

— Думай быстро, — говорит он и посылает мяч в моём направлении.

Я ловлю его и сбрасываю шлёпки с ног.

— Беги к мамочке! — кричит он Оушен, и она, семеня заплетающимися ножками, бежит ко мне.

Я прыгаю в противоположную сторону, но она быстро теряет интерес к этому, когда видит кучу бабочек, сидящих на кустах. Лотнер ухмыляется, наблюдает за мной и приседает, готовый атаковать меня.

Его ухмылка превращается в полноценную улыбку, когда он бежит в мою сторону. Я удираю от него, но он хватает меня за талию и тянет меня на землю так, что я плюхаюсь ему на грудь. Мяч выпадает из моих рук. Мне не следует чувствовать себя, как дома, в его объятиях.

— Кто теперь из нас победитель? — спрашивает он, тяжело дыша.

Я тянусь за мячом, но его длинные руки добираются до него первыми. Держа мяч в одной руке, Лотнер бежит в противоположную от меня сторону. Я кое-как поднимаюсь и бегу за ним. Оушен видит это и присоединяется к нам. Он позволяет ей поймать себя и драматично падает на землю. Я качаю головой и протягиваю ему руку. Он берёт её и позволяет мне думать, будто у меня достаточно силы, чтобы помочь ему подняться.

— Спасибо, — благодарит он.

Я закатываю глаза.

— Не за что. Ты сам поднялся.

— Нет, — его голос серьёзный, он кивает головой в сторону Оушен. — Спасибо за неё.

Я пожимаю плечами.

— Уверена, что однажды у тебя будет ещё больше детей, — говорю я, уставившись на свои пальцы на ногах; я вжимаю их в холодную траву.

— Надеюсь на это.

Его взгляд направлен на меня, когда я поднимаю на него глаза. Я слабо улыбаюсь ему, а потом смотрю на Оушен, которая катается по траве.

— Как ты понял, что она та самая?

— Кто? — спрашивает он.

— Эмма.

Он подходит и садится на ступеньку у крыльца, складывая руки на коленях.

— Не уверен как. Так много всего случилось в моей жизни. Но в какой-то момент я просто понял, что больше не чувствую себя одиноким, и она этому причина. Она дала мне надежду, когда я так нуждался в ней. Для меня это не была любовь с первого взгляда, но определённо особая дружба. Моё сердце снова что-то почувствовало. Я тонул, а она вытащила меня на поверхность, — он смеётся. — Она была непреклонна. Ей было неважно, сколько часов я находился в больнице, она меняла свои привычные планы, чтобы встретиться со мной. Даже не сосчитать сколько раз она тратила на дорогу сорок минут, чтобы провести со мной пять. Я пытался оттолкнуть её, чувствуя вину, что не могу уделять ей должного внимания, но она не отпускала меня. Серфинг, футбол, пикники... всё это нравится ей. Мой отец считает, что она моя женская версия.

Лотнер смотрит на меня. Я стою, сложив руки на груди.

— Она расстроилась, когда ты рассказал ей об Оушен?

Он качает головой.

— Не расстроилась. Возможно, разочаровалась. Она мечтала о том, как подарит мне моего первого ребёнка

— А что насчёт тебя? — я тяжело сглатываю.

— Жалею ли я о появлении Оушен? — спрашивает он, хмурясь.

— Не об Оушен. Я не это имела в виду. Расстраивает ли тебя и одновременно радует, что у тебя уже есть ребёнок, но ребёнок не от неё?

Оушен обнимает меня за ноги и смотрит на меня. Я улыбаюсь и поднимаю её на руки.

— Давайте есть, — улыбается Лотнер и оставляет мой вопрос без ответа.

— Ииии... смотри! — кричит Оушен от восторга, когда начинается фейерверк.

Нам открывается самый ошеломительный вид на него с террасы Лотнера.

Она залазит то на мои колени, то на колени Лотнера, пока, наконец, не усаживается на скамейку возле перил. Я стою у неё за спиной, мягко поглаживая её волосы.

Моё тело напрягается, когда Лотнер прикасается ко мне. Он обнимает меня за талию, прижимая к своему крепкому телу.

— Лотнер, — шепчу я.

— Шшш... — выдыхает он мне в ухо.

Оушен зачарована магическими огоньками, но я все ещё нервничаю от того, что она может повернуться и увидеть, как Лотнер прикасается ко мне, и это может сбить её с толку. Проблема состоит в том, что я хочу, чтобы он прикасался ко мне. Мне это нужно.

Сантиметр за сантиметром его рука опускается вниз по моему животу, направляясь между ног, под тонкую материю моего платья. И даже мои трусики не могут притупить те ощущения, когда его средний палец потирает мой клитор медленными уверенными движениями.

Святой боже... это ТАК неправильно, но так хорошо. Веки тяжелеют, и когда я моргаю, то вижу свой собственный фейерверк, одна великолепная вспышка за другой. Он подводит меня к собственному финалу.