Она с минуту изучала лицо Джона.

— Незажженную, Джон! — закончила она ободряюще. Так что и он нервничает, слава Богу!

Чип ходил узнавать новости в комнату, где производился подсчет.

— Ты пройдешь, Джон, я уверен в этом!

Самый воздух, казалось, был насыщен ожиданием. Только на лицах агентов выражалась непритворная скука. Духота становилась нестерпимой. Миссис Сэвернейк расстегнула пальто и усиленно обмахивалась веером.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы приехали, — сказал ей Джон, охваченный вдруг по непонятной ему причине чувством смирения. Он как будто только что понял, что эти выборы, так много значившие для него, не могли, собственно, иметь никакого значения для миссис Сэвернейк.

У нее тоже был немного утомленный вид. Но когда она улыбнулась ему, выражение усталости исчезло с лица.

Джон ненадолго позабыл о Кэрлью. Но сразу вспомнил и ощутил прежнюю тревогу, когда Уайльдной подошел с известием, что его вызывают из гостиницы к телефону.

— Каждую минуту могут огласить результат. Кончайте поскорее разговор и бегите обратно сюда, — напутствовал он Джона.

В телефон донесся голос мистера Кэрлью.

— Наконец-то! — сказал Джон. — Клянусь Богом, вы заставили меня пережить тяжелый час, сэр. Торопитесь же сюда. Мы ждем оглашения результата с минуты на минуту.

— Джон! — в голосе лорда Кэрлью слышалось непонятное волнение.

— Да, я здесь, сэр, слушаю! Алло! Мне надо идти.

— Джон, Кэролайн не приехала со мной.

— О, это ужасно досадно. Ей нездоровится?

Из зала за его спиной слышался глухой смешанный гул. И Джону до смерти захотелось узнать поскорее, в чем дело.

— Приезжайте как можно скорее, сэр! — крикнул он в трубку, когда в зале ясно послышался голос Уайльдноя. — Торопитесь, сэр!

Он повесил трубку и, выбегая, столкнулся в дверях с Уайльдноем.

— Вас спрашивает какая-то дама, мистер Теннент.

Джон узнал в подходившей к нему женщине горничную Кэро, француженку. Один быстрый взгляд в зал сказал ему, что сейчас будет объявлен результат подсчета.

— Здравствуйте, Сесиль! — сказал он. — У вас какое-нибудь поручение от мисс Кэрлью? Надеюсь, с ней ничего серьезного?

Француженка, тоненькая, черноглазая девушка, казалась очень взволнованной.

— Да, мсье… нет, мсье… — бормотала она, запинаясь. — Миледи не больна… но я с поручением от нее. Вот письмо. Мне приказано вам отдать его в собственные руки, оттого я пришла сюда.

Она скрылась раньше, чем Джон успел разорвать конверт.

Он ожидал слов любви, милой записочки с извинениями.

Но прочел:

«Дорогой Джон, сегодня утром я обвенчалась с Рендльшэмом. Победа на выборах утешит вас вполне, вероятно. Ваша деятельность всегда так много значила для вас! Рендльшэм любит меня так, как я хотела быть любимой, и как не любили вы. Боюсь, что я и сейчас еще не перестала сожалеть о вас.

Кэролайн».

Уайльдной выставил из-за двери пораженное, искаженное в волнении лицо.

— Двадцатью голосами, — пробормотал он. — Только двадцатью!..

Он вошел, хрипло повторяя эти слова.

— Двадцатью? Какими двадцатью? — спросил машинально Джон.

Уайльдной уставился на него почти злобно, и Джон молча последовал за ним в переполненный зал. Чип схватил его за рукав.

— Господи помилуй, что с тобой, Джон?! — зашептал он свирепо. — Через минуту будет выступать Мэйнс, а у тебя такой вид… такой вид… — он вдруг выпустил рукав Джона. — Джон, да ты, кажется, не слышишь, что я говорю?

— Слышу, — сказал почти громко Джон. — Кэролайн бросила меня. Сегодня утром обвенчалась с Рендльшэмом. Эта девушка, ее горничная, приходила сообщить мне.

— Кэролайн… бросила, — повторил, заикаясь, Чип. С минуту его глаза с горячим сочувствием изучали лицо Джона, потом он сказал ровным голосом: — Джон, послушай: ты проиграл. У Мэйнса на двадцать голосов больше. Он через минуту выступит с речью. Что бы ты ни переживал сейчас, возьми себя в руки и сделай все, что надо, ради Бога, ради меня, ради себя. Ступай поздравь Мэйнса, пожми ему руку, все смотрят на тебя. Джон, ты всегда был мужчиной!..

Движение в зале и на улице. Глухой говор перешел в шум. Мэйнс появился на балконе. Народ на улице разразился громким «ура». В комнате Джона оставался один только Уайльдной, исчезли куда-то даже миссис Сэвернейк и Туанета.

Джон вслушался в аплодисменты и крики. Он стряхнул с плеча руку Чипа и, перейдя улицу, вошел к Мэйнсу.

Мэйнс, окруженный своими сторонниками, тотчас заметил его. Джон подошел.

— С победой, Мэйнс! А ведь и я был близок к ней, а? Рад, что дал вам такую партию.

Он был бледен, как мел, но улыбался, и Мэйнс горячо пожал ему руку.

— Более достойного противника и желать нельзя, — сказал он. — И я уверен, что нам еще придется сражаться в Палате! Это только прелюдия!

Джон здоровался со знакомыми. У дверей заметил миссис Сэвернейк и Туанету, а за ними, в тени, виднелся лорд Кэрлью.

Он подошел прямо к нему, и они вдвоем вернулись в опустевшую комнату.

— Я побежден, сэр, — сказал спокойно Джон.

Лорд Кэрлью казался осунувшимся, постаревшим. Джону на миг стало ужасно его жаль.

Он сделал попытку смягчить явно испытываемую стариком муку.

— Я… Кэро прислала мне письмо через горничную… — начал он. Так об этом вы хотели со мной говорить, когда позвали меня к телефону?

Лорд Кэрлью подошел к нему совсем близко.

— Джон… — голос его обрывался, — Джон, я обесчещен. Я не знаю, какими словами мне попытаться просить у вас прощения за ту гнусность, которую проделала с вами Кэро. Одно могу сказать — мне стыдно, я чувствую себя опозоренным.

Джон мял в руках письмо. Ему вдруг страшно захотелось убежать, хотя все в нем возмущалось против этого дикого желания. Уйти, уйти куда глаза глядят, только бы остаться одному!

Он поднял голову и встретил усталый взгляд лорда Кэрлью.

— Я лучше пойду, — сказал он невнятно. — Видите ли… мне лучше побыть одному.

Он вышел с непокрытой головой. Улица кишела веселыми, орущими, хохочущими людьми. Дождь почти прекратился.

Узнав Джона, толпа приветствовала его дружескими ободряющими криками.

— В другой раз удастся!

— Первый блин всегда комом!

Он вышел за город, в поле, шел быстро, не замечая дороги. Снова полил дождь. Визитка, в которую Джон нарядился к обеду, промокла и тяжело обвисала на нем. Но он не замечал, что дрожит от сырости.

Он просто-напросто вышвырнут вон. И в такую минуту!

Вспомнил с горькой усмешкой, как тревожился весь день, не случилось ли чего с Кэро.

Остановился и долго стоял неподвижно под покрытым тучами, плачущим небом. С одной стороны преграждал путь забор, с другой — тянулась все та же унылая дорога.

Голова у Джона горела. Он запустил руки в свои густые волосы, чтобы немного охладить как будто сжатый раскаленным обручем лоб.

— Что я ей сделал? — шептал он про себя снова и снова. Словно какая-то язва разъедала ему душу. Хотелось сжать в руках тонкую шейку Кэро и сжимать ее до тех пор, пока она не испустит дух. Ярость сжигала его, как пламя.

Он ходил и ходил, бормоча что-то, мысленно разговаривая с Кэролайн, представляя себе, что будут говорить другие люди, когда завтра прочтут в газете.

— Я хотел быть ей добрым мужем, — сказал он громко и хрипло. — Я бы делал все, что ей хотелось.

Воспоминания, которые он вызывал, как будто насмехались над ним.

Боже! Вернуться в Лондон, смотреть в глаза людям, оказаться лицом к лицу со всем, что произошло! Даже с Чипом он не мог встретиться сейчас. Терзавшие его гнев и отчаяние заставляли без устали идти и идти, метаться без цели по полям.

Но вот из мрака вынырнула чья-то фигура. Джон услышал оклик Чипа.

— Черт возьми, чего тебе от меня надо? Зачем ты ходишь за мной по пятам?

— Хожу по пятам! Да я вот уже несколько часов ищу тебя! Там, на дороге, в миле отсюда я оставил свой автомобиль.

Говорить было не о чем. Что свершилось — свершилось, и было непоправимо.

Они долго брели, пока дошли до автомобиля, а когда уселись, машина отказалась двинуться с места. Чип долго и терпеливо возился с нею, исправляя что-то.

Джоном вдруг овладел приступ молчаливого смеха: он смотрел на озабоченное лицо Чипа, на струйки дождя, скатывавшиеся с полей его намокшей шляпы, на онемевшие пальцы, усердно что-то мастерившие. И неожиданно Чип начал говорить быстро, словно боясь, что его перебьют:

— Это хорошо, что ты смеешься, Джон. Посмейся — и забудь. Она большего никогда и не заслуживала. Я всегда это знал, только не мог сказать. Я знаю, тебе сейчас все ненавистны, а в частности, в эту минуту — я. Но это пустое. Одно важно: надо встряхнуться и жить дальше. Кэро хотела сбить тебя с ног. Она рассчитывала, что этот скандал, если ты будешь избран, сильно повредит тебе, если же нет, — то будет еще более тяжелым ударом в лицо. Я тебя спрашиваю — можешь ты жалеть, что такая женщина ушла от тебя? Можешь ли еще любить ее? Я бы не мог. Ее поступок сразу вылечил бы меня.

Джон принялся молча помогать ему. Они отвинчивали, чистили, ввинчивали снова — все напрасно. Автомобиль не двигался с места.

— Придется нам тащиться пешком, — сказал наконец Чип.

— Ты иди вперед, — хрипло произнес Джон. — Я тоже скоро приду.

Чип молча тронулся в путь. Джон подождал, пока его шаги затихли вдали. Он чувствовал, что не в силах выносить сегодня присутствие кого-либо из близких и знакомых людей. С уходом Чипа на дороге снова воцарилась настороженная тишина.

Джон уселся на переднее сиденье, положив голову на скрещенные на рычаге руки. Мелкий, но частый дождик поливал его. Мысли текли так же безостановочно и упорно, однообразно и бесцельно, как эти струйки.