До рези мне не хочется появляться перед господином, но в то же время я не собираюсь просто так прощаться с должностью. Пусть сначала докажет мой непрофессионализм.

Прихрамывая, осторожно двигаюсь из комнаты и понятия не имею, где искать Богдана в этом огромном особняке.

Спускаюсь на второй этаж и ноги, будто сами останавливаются напротив детской. Царёв не отдавал указа приступать к обязанностям и все же, я дотрагиваюсь деревянного полотна, открываю створку, хочу проверить как дела у малышки.

Оглядываюсь по сторонам, захожу в комнату, прикрываю дверь. У девочки послеобеденный сон, но внутри детской потемки. Портьеры на окнах завешаны и настолько плотные, что не пропускают и капельки солнца. У колыбели горит ночник, окутывая тусклым розовым светом маленький островок. Так тихо.

Я крадусь на цыпочках ближе к кроватке, склоняюсь, наблюдая за спящей Сашенькой в модной распашонке с принтом Фиксиков. Да, в силу профессии мне приходится изучать названия мультиков, сказки, особенно русских классиков, наизусть могу повторить.

Представляю, как с завтрашнего дня буду заниматься комфортом девочки. Кормить, играть, развивать. С чего же начать грядущее утро?

Я уже работала с детьми чужих людей. Даже рожала для чужих, не так давно. Боже. От накатившихся воспоминай, кажется, что становлюсь ровно такой же черной как пространство вокруг не тронутое дымкой светильника.

Опять мерещится та ночь, она обожженным клеймом навсегда отпечаталась в моем сердце. Ночь, когда я подарила неизвестному человеку дитя, в стенах роскошной клиники. Три триста грамм… сорок четыре и пять сантиметров…

Я наблюдаю за спящей Сашенькой, сильнее впиваясь пальцами в бортики колыбели.

Мне слышится женский голос главврача с ее излюбленной фразой << Вы всего лишь сосуд, милочка>>. Как сорока повторяла одно и то же.

Впрочем, со мной работали и специалисты. Я понимала, что такой способ зачатия в нашем мире - бизнес, помощь потенциальным родителям. Которые не могут или не хотят вынашивать самостоятельно. А меня жизнь заставила… Ведь я тоже ребенок пусть и совершеннолетний. Тоже росла с мамой, отцом. Потом они состарились и…

Запрокидываю голову и пытаюсь унять дрожь. Принимая решение пойти на суррогатное материнство, не осознавала, насколько это будет тяжело морально. Пожалуй, на сегодня достаточно воспоминаний, иначе опять придется выпить седативное.

Еще и расплакаться могу. Царёв не должен видеть меня в неподобающем настроении. Он и так нервный после возвращения из города, очевидно, случилось что-то из ряда вон выходящее. Или мужчина, как обычно, поцапался с конкурентами, а по стеночке ходить должны мы. Такое бывает в его сфере деятельности. Вдобавок фарс, о нем кричал Богдан, острой бритвой царапает душу.

А Сашенька проснулась и кряхтит. Я улыбаюсь, глядя на малышку со смешным пушком на голове. Протягиваю руки, дабы снова убаюкать ребенка.

- Восхитительно!..

И это говорю не я, твердый бас. Голос что ударяет по вискам током в стократной мощности.

На рефлексах отшатываясь от колыбели, оборачиваюсь на звук и только сейчас замечаю в дальнем углу комнаты Царёва. Точнее, его присутствие, ведь в темноте невозможно различить образ.

Удерживая равновесие, вытягиваюсь по стойке смирно и слышу медленные отчетливые шаги. А внутри буря разгорается. Через мгновенье щелкает выключатель, и детская заполняется ярким потолочным светом. Щурюсь, пока привыкают глаза, моргаю.

Богдан останавливается в шаге от меня как скола грозная. Он недовольно скрещивает руки на груди, а я вижу, что Царёв успел снять пиджак и поменять рубашку. Небрежно закатил рукава до локтей, обнажая разноцветную татуировку, которую в повседневности предпочитает скрывать.

С опаской поднимаю взгляд на его лицо.

Сычом на меня смотрит, недоверчиво. Кажется, Царёв пытался остудить свой пыл, умываясь под краном. У мужчины до сих пор влажные волосы, не в безупречной укладке, как всегда, а пальцами зачесаны назад.

- … И что же вы тут забыли, Валерия Михайловна? Разве я отдал приказ?

Давит, давит своим авторитетом Царёв. Будто я не нянька, а преступница. Удивляет, сражает меня практически наповал. Странно наблюдать его реакцию, но я пытаюсь искоренить конфликт еще на стадии зачатка. Поэтому улыбаюсь, говорю тише, ласково:

- Я всего лишь хотела проверить Сашеньку. Ведь сегодня она осталась без профессионального присмотра…

К сожалению, Богдан не оценивает моего поступка. Его губы не дрогнули в ответ. А может, я плохо знаю Царёва и ипостась миллионера, это вредина и зануда?

- Александра, – склоняется близко, его дыхание задевает щеку, - МОЮ наследницу, - акцентирует, - зовут Александра.

- Хорошо-хорошо!

Малышка хнычет, и мы оба замолкаем. Чисто на инстинктах слыша плач, я возвращаюсь к кроватке и все-таки беру на руки девочку. Прижимаю к груди, покачиваю. Искоса наблюдаю за Богданом, а сама заигрываю с АЛЕКСАНДРОЙ. Щекочу ее носик, корчу рожицу. Малышка Царёва находит меня смешной, прекращая истерику.

- У вас очень красивая дочь.

- Конечно!

Горделиво бросает Царёв, прослеживая каждое мое действо.

- На маму похожа, да?

Продолжаю легкий диалог, но мужчина отчего-то снова злится.

- На маму?!

Ох, как же Царёв напрягает пасть по-звериному. Рычит, рычит сквозь стиснутые зубы. А я оправдываюсь, чтобы не показаться глупой:

- Богдан Александрович, простите, но у вас глаза голубые, у доченьки серые. Вы блондин, а она темнее. И нос другой и губы…

Говорю и тут же захлопываю рот, наблюдая, как мужские скулы заливает румянцем. Царёв вскипает, однако, не желает кричать при ребенке. Сдерживается.

- Попросил бы вас… больше не затрагивать эту тему. Валерия. И учтите, по дому развешаны камеры, любое деяние как на ладони.

- В моей комнате тоже есть?

- В вашей нет.

- Тогда ладно, мне не жалко. - Расслабленно хмыкаю и уже начинаю привыкать к загадочным выкрутасам Царёва. Перевожу внимание на малышку, видя, как она задремала. – Папина, папина доча…

Осторожненько укладываю девочку обратно в кровать и решаю наябедничать Богдану чуть позже. Сегодня он явно на взводе. Нужно испариться поскорей с глаз долой.

Словно меня здесь не было, а появление только померещилось Царёву, разворачиваюсь и, прихрамывая, направляюсь вон.

- Постойте Валерия Михайловна, - в секунду настигает меня со спины и едва дотрагивается ладонью поясницы, - пройдемте в мою спальню.

Глава 7.

- А почему именно в спальню? Разве нельзя поговорить в кабинете?

Задыхаясь, шепчу. Но для Богдана мои намеки на несогласие не имеют значения. Ведь его рука напрягается, а напор усиливается. Царёв удерживает меня за талию, и пальцами давит под ребра, еще крепче прижимая к себе. Как подружку.

Он идет уверенно, но медленно, против воли тащит за собой. Подпрыгивая на здоровой и чуть касаясь пола больной ногой, стараюсь упираться. Мне совершенно не нравится эта идея.

- Потому что моя комната, Валерия Михайловна, гораздо ближе к детской, -все еще недовольно рявкает Богдан. – А сон у меня чуткий. Понимаете?

- Не совсем, но если хотите, я заварю вам пустырник!

Дергаюсь, пытаюсь оттолкнуться. Богдан, конечно же, не берет во внимание мою фразу и продолжает:

- Даже если глубоко-глубоко ночью, кто-то попытается прошмыгнуть по коридору незамеченным... И к его большому сожалению войти в детскую без надобности, я все равно услышу. Ясно?

- Ясно-ясно!

Панически взвизгиваю. Неужели в доме Царёва есть шпионы, и мужчина хочет сказать, чтобы я тоже была настороже? Матерь Божья!

От неожиданности я кричу вновь, когда Богдану надоедает бороться с моими суетливыми жестами. Он просто обхватывает меня рукой и отрывает от пола. Просто как мешочек в пятьдесят килограмм его возмущения.

Через секунду Царёв пинает темную дубовую дверь и затаскивает к себе в комнату. Громко хлопает створкой. Отшатываюсь и растерянно смотрю на Богдана. Что он задумал?

А в спальне Царёва очень-очень пахнет тем самым одеколоном, который мужчина постоянно использует. Я оглядываюсь, замечая роскошный интерьер в багровых тонах с позолотой и кровать. Огромную с тяжелым балдахином. Королевскую. Ничего лишнего и даже спрятаться негде.

Сглатываю, когда Царёв, будто разорвал меня на кусочки взглядом и теперь шаг за шагом приближается.

- Я вас предупредил.

- Всё понятно! Теперь, зная эту информацию, буду намного осторожней. Хитрее. Продуманней…

Но чтобы я не отвечала Богдану, он все расценивает как-то странно. Будто мы говорим на разных языках или слова долетают до слуха Царёва исковеркано.

А мне жутко и я по привычке трясусь. Вытягиваю руку между нами словно преграду. Мужчина замирает, когда моя ладонь полностью ложится ему на грудь.

- Вы должны мне рассказать Валерия… то, что с вами происходит недопустимо для работницы в моем доме.

Царёв берет мое запястье и отстраняет от груди, прекращая контакт. Если Богдан имеет в виду фарс, то откровенничать, точно не буду. Пусть принесет доказательства. Я готова зубами вгрызаться в предоставленную должность.

- Не знаю, о чем вы интересуетесь.

Господин ухмыляется, почти неосязаемо дотрагивается кончиками пальцев моего бедра.

- Это, - слегка надавливает. - Я видел, Валерия, гематому.

- Ерунда…

Стыжусь, но тоже натягиваю улыбку, дабы разрядить обстановку. Воздух будто сгущается и нагревается. Просторная комната становится слишком тесной для нас двоих.

- Вы подвергаетесь насилию? От кого терпите побои? Сожителя?

Мгновенно округляю глаза, в недоумении пялюсь на Богдана.

- Я упала, поскользнулась во дворе и ударилась о бордюр.