Но на этом журналюги не остановились, потому что спустя три месяца после рождения Александры рядом с Царёвым появилась Инна. Новая жертва.

Богдан холодно игнорировал эти слухи, в суд не подавал и не разгромил конторки журналистов к чертям собачьим. Догадываюсь, так ему посоветовали юристы, потому что несведущим людям бесполезно доказывать. Общественность воспримет любые действия Царёва, как заметания следов.

Кажется, одна я, дура набитая, верила Богдану и всячески отстаивала его права среди своих знакомых.

- Да как ты смеешь? Пострадавшая сторона здесь, я, Богдан Александрович. Ты хоть представляешь что я пережила за те девять месяцев? Негодяй!..-хочу кричать без устали, но слова болью оседают в горле. – Я не знала, что Александра моя дочь… Почему вы с доктором выбрали меня? Я же не состояла в базе. Таисия Павловна сама пришла к нам в дом.

- Ну… - Богдан касается моей спины, поглаживает, - ты весьма симпатичная девушка. Натуральная. В тебе есть особый шарм. Согласись, всю беременность ты была, как на курорте плюс получила вознаграждение, достойное. Я считал тебя аферисткой и мошенницей, думал, что ты явилась ко мне ради шантажа. Специально устроилась нянькой. Извини, Валерия. Теперь все по-другому…

- Извини?! Папа, - оборачиваюсь к замершему отцу, - ты слышал, что он говорит? - Отец никак не реагирует и мне снова приходится отстаивать честь в одиночку. - Ты пошел против закона и бога Царёв, в котле плавиться будешь, - со слезами на глазах замахиваюсь, дабы ударить мужчину по лицу. – Я заберу у тебя дочку!

Дергаюсь, но пощечина не долетает до Богдана. Он перехватывает мое запястье и будто звереет. В его глазах вспыхивает пламя, бешеное, смертоносное. Царёв крепко сжимает мою руку, и склонятся слишком близко, рычит мне в губы:

- Попробуй.

Ох, как мне страшно. По телу прокатывается колкая дрожь, но я не собираюсь уступать:

- Суд встанет на защиту матери.

- Сначала докажи, что вообще была в этой клинике и рожала. Кто твои свидетели? Родственники?

Конечно, он все просчитал. Царёву следует лишь щелкнуть пальцем, как все документы непостижимым образом исчезнут из клиники.

- Я сделаю анализ ДНК.

- Сомневаюсь, что тест окажется в лаборатории достоверным и окажется ли вообще.

Глава 18.

Накал и страсть между нами ползет до критической отметки. Когда речь заходит об Александре, в Богдана точно бес вселяется. Она очень дорога для него, сокровище. И я прекрасно понимаю его чувства.

От боли, которую причиняет мне Царёв, сжимая запястье, стискиваю зубы. Свободной рукой касаюсь его плеча и впиваюсь в кожу ногтями.

- Не запугивай, все будут кланяться перед тобой Богдан, но не я.

- Не боишься? Зря.

Мы смотрим друг другу в глаза неотрывно, кажется, если кто-то сейчас вздумает зажечь спичку, то все вокруг взорвется и останутся лишь руины. Царёв уже поделил меня на семь частей своим хладнокровным взглядом и каждую наказал по отдельности. С особыми ухищрениями.

Глубоко вдыхаю, чтобы высказать Богдану новую порцию гадости, а он готовый выслушать, второй рукой обхватывает меня за поясницу, рывком припечатывая к себе, опускает взгляд на мои губы быстро и незаметно облизывается. Наши тела непростительно близко и я чувствую, как бешеным ураганом колотится его сердце, ровно так же, как и мое…

- Ребятишки, а я не пoняла, - мы слышим голос мамы, - вы чего грызетесь как супруги, затеявшие ремонт?

Со скрипом диванным она поднимается и, шаркая по полу, идет к нам. Богдан из уважения к возрасту, уступает и освобождает меня от жарких и болезненных объятий. Недовольно прячет руки за спиной и с надменным величием взирает на маму.

- Ольга Ивановна, я не сторонник конфликтов, но ваша дочь не оставляет выбора.

- Золотой ты наш, - тянется к рассерженному Богдану, - говорю же, Лерка с ума сошла. – Поворачивается к отцу, - Миш, сходите, продышитесь на улочку, а мы с Лерой тут вас подождем.

Папа кивает, а я возмущенно скрещиваю руки на груди и все еще смотрю на Царёва, который терпеливо выполняет просьбу престарелой матери.

- Не споткнись, предатель! – адресую ему.

- Майская!

Я вижу, как напрягает кулаки Царёв, шатко балансируя на грани самоконтроля. К счастью, папа быстро уводит мужчину, и едва входная створка захлопывается, я сдираю с себя притворную маску воительницы и со слезами кидаюсь к маме.

Она знала, насколько мне было тяжело пойти на шаг суррогатного зачатия, она поддерживала и после родов, когда я убивалась в депрессии. Недаром существуют специально подобранные женщины, у которых уже есть свои дети. Подготовленные и морально устойчивые, а меня просто вышвырнуло на берег как рыбу после расставания с доченькой, и я еще долго не могла дышать.

- Ты, Лерочка, остынь, - гладит по волосам, будто маленькую, - подумай против кого войну затеваешь.

- Обманщика и гада…

Всхлипываю, а мама дергается, настороженно вертится и боится, что Царёв услышит.

- Но! Скажешь тоже… это на тюфяков ругаться можно и под каблук загонять, а Богдан Александрович – лев. С такими мужчинами нужно быть хитрой. От ласки они гибнут, а не от гневных речей.

Отстраняюсь, захлебываясь негодованием, шикаю:

- И ты его защищаешь?

- Я хочу на старости лет успеть понянчить внучку, не дуркуй! Что мы можем против Царёва? Да и … Лерка, приглянулась ты ему. Я это сразу заметила, когда Богдан только на порог ступил.

- Богдан лишил меня дочери.

- И еще раз лишит, да еще по голове стукнет. Царёв даст тебе намного больше, если мозги использовать начнешь. Уж поверь мне, я пожила и знаю.

- У него невеста.

Не унимаюсь, но для мамы, кажется, это не аргумент.

- Не стенка пододвинется. Ты у нас девка видная, пригожая. Улыбайся Царёву, поддакивай и тогда с ладошки его кормить будешь. Вот! Я все сказала!

В шоке хлопаю глазами, простите, но мама выдает и наповал меня сшибает. Утираю слезы и сопли, пока родительница капает для меня в стакан сердечные капли. Залпом выпиваю и прошу еще.

Через минут двадцать мама со всей строгостью щурится на меня, а я леденею. Дверь в квартиру снова распахивается. Я вижу спокойного как удава папу и все еще мрачного Царёва, улавливаю запах табака, всегда осуждала вредные привычки и Богдан, кстати, тоже. Мама притихла и радушно натягивает улыбку по своему же рецепту в укрощении львов.

Но Царёв ее будто не замечает, его внимание полностью принадлежит мне. Краснею, теряюсь, внутри еще царапает обида. Делаю глубокий вдох.

- Богдан Александрович, - несвойственным для себя голосом пищу, -простите. Я бы хотела попросить вас взять меня обратно на работу.

Царёв, как всегда, победитель, благосклонно ухмыляется, оглядывает меня с головы до ног.

- Признаться, лучше вас, Валерия Михайловна, кандидатов я не нашел… вы вернетесь в мой дом, но пока с испытательным сроком.

Уголки моих губ стремительно ползут вниз. Черт бы побрал Царёва, он еще испытывать меня собирается после всего того, что наворотил. Даже сердечные капли не помогают, все тело окатывает жаром, а на ладонях проступает влага. Сбито, часто дышу и у меня не получается улыбаться от уха до уха, как это делает мама стреляющая глазами, то на взъерошенную дочь, то на доминанта-Царёва.

- Богдан Александрович, миленький, - мама наподхвате, четко и быстро действует согласно инструкции по дрессировке львов, - а вы любите борщ?

Кажется, мама зашоривает бдительность Царёва, чтобы тот не заметил, насколько неучтиво скорчилась я, обманутая роженица.

Как и любой мужик, Богдан заинтригован, не каждый день ему предлагают домашний борщ, а не изысканные ресторанные кушанья. Он переводит внимание на мою маму, которая, владея ситуацией, шагает к нам и становится между.

- Давно не ел, но попробовал бы.

- Вот и ладушки, я лично наварю завтра целую кастрюлю и привезу к вам домой.

Опираюсь на кухонную тумбу, как сторонний наблюдатель пялюсь на низенькую, но хитрющую маму и высоченного манерного Царёва. К слову, он сомневается, ему не хочется принимать гостей в лице моих родственников, в силу такта пытается отказаться:

- Полагаю, Ольга Ивановна, в вашем возрасте будет неудобно тащиться с бадьей за город. Я очень далеко живу.

- Ничего страшного! – отмахивается мама. – И пирогов напеку.

- Кхм… с чем?

Давит, давит на гастрономические жилки Царёва мама. Будто знает, что в роскошном особняке миллионера есть целый штат поваров, которые в состоянии приготовить все - от клубничного Гаспачо до запеченных улиток. Улитки… бе… невольно морщусь, вспоминая, как Инна выковыривала их из раковинок на ужин.

Но ни один искусный повар, каким бы профессионалом он ни был, не сможет вложить столько души, стараний в блюдо и сделать его по-настоящему вкусным. Как это умеют наши женщины. А уж у мамы стаж на кухне достаточный, и у нее есть особые секретики.

- Два вида, с капустой и с мясом.

Без ножа режет Царёва мама. Он сглатывает и думает, что мы не заметили.

- Хорошо, я пришлю за вами водителя к шести. Устроит?

- Конечно-конечно, драгоценный ты наш! – С видом, точно перед ней, не бизнесмен, а зять родной она проглаживает Царёва по плечу. – Сынок, ты иди машинку прогрей, а мы сейчас Леру соберем и к тебе отправим.

Мужчина кивает, задерживает на мне холодный взгляд и, пожав отцу руку, скрывается в подъезде. Мама с облегчением выдыхает, точно перетаскала вагон кирпичей, вместо беседы с Царёвым. Оборачивается ко мне:

- Лерка, смотри мне, - грозит пальцем, - без финтов. У тебя дочка, поэтому будь терпеливей.

Краем глаза замечаю, как папа под шумок уже покует в чемодан мои вещи. Пока снимаю пижаму и переодеваюсь в джинсы и свитер, жалуюсь: