- Меня не волнуют ваши ролевые игры.

- Да как вы смеете?! Проверьте камеры! Наур домогался!

И какую же роль отводит мне господин в этом парном безумии? Безумии поехавшего на всю голову начальника охраны и повелителя всея Руси Царёва.

Взвинчиваюсь, коряво отшатываюсь, но Богдан задерживает, крепко схватив мое запястье.

- Я посмотрел! - Сдавливает мне руку сильнее. – Самара вовремя вас застукала! А ты побежала… оправдываться… лгать… ночью… ко мне. Почему не вошла? В спальню…

Сокрушающий тон оседает в гортани Царёва. Теперь его дыхание резче, а взгляд глубже. В самую душу. Вызывающе дергает рукой, принуждает меня упереться ладонью в его грудь.

- Не захотела! – дерзнув, тут же закрываю рот.

На самом деле струсила. Испугалась потревожить хозяина и невесту. Показаться неуместной, глупой. Но Царёву об этом знать необязательно.

- Понизь гонор, Валерия Михайловна. Не забывай, кто стоит перед тобой.

Критично он позволяет сдавить мое запястье и через секунду отпускает полностью. Насильно заставляет себя отступить к рабочему столу. Над Богданом все еще господствует раж и вместо моей руки, господин берет маркер из подставки, проворачивает его в пальцах, чтобы унять свой пыл.

Горделиво задираю лицо. Оговоренная, но не сломленная на жестком допросе.

- Я бы посоветовала вам обсудить эту ситуацию и с Науром. Посмотреть ему в глаза так же, как мне.

- Оставьте, Валерия Михайловна, образ жертвы. Я уже провел индивидуальную беседу с охранником.

И? Богдан по-прежнему суров. Конечно же, ему легче поверить двадцати человек персонала, а не какой-то няньке. Своей Инне. Они все здесь против меня, клюют, выдумывают гадости. Я вижу, как Богдан впервые отводит взгляд из всего времени нашего разговора. Разочарованно.

Чувствую, как сердце бьется в агонии, как жаром опаляет лицо и шею. Глаза щипят, вот-вот разревусь. Не дожидаясь одобрения, сама разворачиваюсь и несусь вон из кабинета. Хлопаю дверью, на ходу утираю градом текущие слезы. Нужно умыться.

В западной части коридора, у лестницы, нос к носу сталкиваюсь с вездесущей Самарой. Женщина замечает мое расстройство и непременно порадует Инночку новостью.

Кое-как придя в себя, я возвращаюсь в детскую, но комната встречает меня пустотой. Взволнованно метаюсь глазами по пространству. Вроде ничего не случилось, но паника душит. Забывая надеть курточку, тороплюсь вниз. В гостиной невзрачная уборщица смахивает перьевой метелкой пыль с антикварной вазы и говорит, госпожа Инна гуляет с дочерью в саду.

По мраморной плитке шагаю к выходу, толкаю железную дверь и замираю на крыльце. Зябко поежившись, обнимаю себя руками. Осенний ветер насквозь продувает льняную форму, вызывая мелкую дрожь. Стискиваю зубы, чтобы не стучали, миную террасу и спускаюсь во двор.

Топаю по мощеной светлой дорожке, ведущей к зоне отдыха.

Дрожь по телу стократно усиливается, когда поодаль у кустов бузины я замечаю Наура.

Охранник, как всегда, одет во все черное, лишь белый воротник рубашки оттеняет его смуглую кожу. На нем наушник с проводом для связи, а из кармана торчит рация. Наур стоит спиной, точно каменное изваяние и лишь звук моих шагов привлекает его внимание.

Волком оборачивается,, взирая на меня как на кусок мяса. Смотрит через темные солнцезащитные очки, но не подходит. Я округляю глаза, видя лицо Наура, точнее, опухшую, посиневшую переносицу. Охранник залепил ее пластырем. Матерь Божья…

Кажется, ему не хило досталось. Единственный человек в этом огромном доме, кто не боится Наура – Царёв. Единственный человек, рука которого намного тяжелее руки начальника охраны. Неужели? Отвожу глаза от Наура и невольно улыбаюсь. Именно так нужно разговаривать с мерзавцами. На их языке.

За плечами будто вырастают крылья, распрямляю стать, ускоряю шаг.

Получается, я не пустое место и что-то значу в роскошном, но пропитанном желчью особняке, украшенным позолотой. Не для всех я комом стала в горле, а сам хозяин не считает меня ветошью в углу. Ругался, кричал, как всегда, но… заступился ведь.

- Моя вкусная Лер-р-ра…

Наур говорит тихо, попутный ветер доносит его голос.

- Мало тебе?

Не оборачиваясь, вскрикиваю, стараясь убраться подальше.

- Я достаточно сошел с ума, чтобы довести дело до конца.

С опаской оглядываюсь, но охранник продолжает оставаться на месте. Он слегка клонит голову набок, мол, ты иди, я разрешаю. Пока солнце не спряталось за горизонтом.

С окончанием лета у большинства соседей пожелтел газон, но только не у Царёва. Складывается впечатление, что Богдан каждое утро заставляет садовника с ведром, кистью в руках выходить на лужайку и разукрашивать траву в сочный зеленый.

Любуясь камелией и вдыхая аромат пихты, подхожу к трехъярусному фонтану, а прямо за ним на каменной площадке с лавками я вижу Инну. Наверное, даже в тридцатиградусную жару дамочка не снимает меха. Правда, сейчас на ней не норка, а дымчатый соболь. Красиво жить не запретишь, когда рядом такой мужчина, как Богдан. Щедрый.

Инна ковыряет носком туфли плитку и по шею увлечена беседой. Она говорит громко, с запалом, меня не замечает, погружена в телефон:

- Альбина! Фак, Альбина! Я прилетела из Милана, мы так долго не виделись с Богданом, а он не пригласил меня этой ночью к себе! – как лопастью обмахивается свободной рукой, с клубами пара выплескивая возмущение. – Не ииуу, Альбина, а треш! Это она, гадина, во всем виновата новая нянька! Стоило мне отлучиться, как Богдаша принял на работу… - Инна замирает и внимательно слушает. – Какая красотка? Ни рожи ни кожи. Мышь, мыщ-щь, Альбина. Я в шоке, но ничего… не будет ей житья. Удавлю! Убью! Со света сгною!

Во-о-от. Что ни на есть ипостась благостной Инны. Знал бы Царёв.

Я перевожу внимание на коляску. Чертова Инна усадила малышку, а застегнуть ремни для безопасности и опустить держатель ума не хватило. Александра егозит, дрыгается, еще чуть-чуть и свалится на каменную плитку, лоб расшибет.

Я рожала, но никогда не воспитывала собственных детей, а в это мгновение во мне точно взыграл материнский инстинкт. Бешеный, импульсивный.

Срываюсь с места, бегу, сама падаю перед коляской, ударяя колени, но успеваю перехватить ребенка. С облегчением выдыхаю, прижимая к груди Александру. Кажется, девочка тоже напугалась. Сидя на плитке, я поднимаю глаза на Инну, и та с психом прячет смартфон в карман шубы.

- Явилась, наконец-то! Тебе следует лучше приглядывать за нашей дочерью. Видишь, к чему приводит нерасторопность. Нянька.

Инна фурией разворачивается, оставляя шлейф приторных духов, скрывается за голубыми елями. Возвращается в дом.

Адовый коктейль из тревоги и адреналина в крови утихает, я чувствую, насколько замерзла. Так, что кончики пальцев на руках онемели. А малышке хорошо в теплом костюме и шапочке с мохнатым смешным помпоном.

- Ну и мы не будем задерживаться. Да? Сашуля…

Касаюсь ее носа-кнопки, усаживаю обратно в коляску, как личный водитель качу маленькую госпожу в особняк.

Пока заезжаем внутрь, из перешептывания уборщицы и поварихи узнаю, что Богдан Александрович разъяренный покинул дом. Теперь персонал его боится, и не хотят показываться на глаза.

А мне плавать. На пару с Александрой поднимаемся в детскую, оставляя коляску в прихожей. В обеденный сон малышки я успеваю перекусить и немного расслабиться на диванчике с книгой. Гаджеты во время работы Богдан не поощряет.

К пяти вечера я и Александра расположились на мягком ковре, и собираем пирамиду из колечек, насаживая их на палку.

Смотрю на дочь Царёва и вижу в ней себя. Так странно. До холодных мурашек. Помню свои фотографии и сопоставляю с ребенком. Столько месяцев прошло после родов, но я все еще не могу оправиться. Мой разум выдает желаемое за действительное, нужно гнать прочь эти мысли. Нельзя привязываться к чужому ребенку.

В семнадцать ноль-ноль без стука к нам заходит Самара:

- Хозяин вернулся, говорит, можешь быть свободна, он лично займется Александрой.

- Так рано? Мы еще не закончили.

- Богдан Александрович сказал, надо выполнять, - Самара пренебрежительно корчит лицо, - но если настаиваешь, я передам, что ты не согласна.

- Нет, я ухожу, Самара, ухожу.

Переместив девочку в манеж с игрушками, удаляюсь из детской.

На кухне для слуг набираю еды, бутылку с водой, чтобы лишний раз не повстречаться с Науром. Пока охранник на посту, я принимаю душ, и к семи вечера полностью оседаю в комнате, заперев дверь и оставив в скважине ключ.

Лениво падаю на кровать и щелкаю пультом. Включаю телевизор. Ведущая местного канала и королева бредней, мастерски трепет всю ту же заезженную пластинку про Царёва, про его выходку. Жму красную кнопку, откидываю пульт.

И почему Богдан с высоты своего Олимпа еще не наказал сотрудников СМИ? Не пустил по ним гром и молнии? Загадка. Бизнесмен упорно игнорирует все, что о нем говорят. И большинство верит. Я, нет.

Перекатываюсь по матрасу, встаю, бездумно подхожу к окну. Уже темно, но это не мешает мне увидеть во дворе Царёвых в полном составе. Прям образцовая семья, скажу вам. Они рядом с забором дышат свежим воздухом. Богдан надежно вцепился в коляску, а непорочная Инна держит его под руку.

Конечно. Ну, ничего, сейчас я вам покажу…

Стоит отметить, что я еще не тронулась умом и вытворять лишенные здравого понимания финты не собираюсь. Действую грамотно. Мне хорошо известны правила контракта, все пунктики “можно и нельзя”. В перечне нет строки, а также в законодательстве страны и императора Царёва, о запрете на танцы. В нерабочее время, под едва слышную музыку из телефона. Этим Богдан не сможет попрекнуть уж точно.

Отстраняюсь от окна и становлюсь боком. В аккурат между кроватью и прозрачным стеклом от пола до потолка. Принимаю положение так, чтобы меня было видно даже с холмов Новой Зеландии, о дворе Богдана не веду и речи.