В ближайший выходной Настя отправилась в самый дорогой тату-салон Москвы, и ей сделали татуаж верхних век. Тоненькие черные стрелочки почти потерялись в линии ресниц – были совсем незаметны, но глаза стали казаться больше и будто бы засияли ярче. А что, ведь ей тоже не до макияжа, целый день крутится у горячей плиты.

После этого случая Василиса немного сбавила обороты, держала свои впечатления при себе.

* * *

Так странно.

Крик будто бы заперли у Давида внутри. Крик бился, колотился о стенки его легких, гнул ребра, рвал глотку, но сквозь щелку пересохших губ вырывалось лишь невнятное шипение. Всем вокруг казалось, что он тихо стонет, но ведь на самом-то деле Давид кричал!

Над головой белел незнакомый потолок. Давиду было трудно сфокусировать взгляд, но, кажется, в комнате был кто-то еще, чье-то встревоженное лицо склонилось над ним, чья-то прохладная ладонь хлопала его по щеке, возвращая к реальности.

– Что… Что за чертовщина, – его севший голос был похож на карканье кладбищенской вороны.

– Все в порядке, не волнуйтесь, – прощебетал незнакомый женский голос. – Вы в больнице, мы о вас позаботимся.

Невероятным усилием воли он сел на кровати. Все плыло перед глазами. Давид обнаружил, что находится в неизвестной ему комнате, слишком стерильной, чтобы оказаться чьим-то домом, но слишком нарядно обставленной, чтобы быть обычной больницей. На нем была застиранная пижама с чужого плеча. На краешке его кровати сидела женщина в белом халате – немолодая, с усталой, но милой улыбкой.

– Что… Что со мной произошло? Ничего не помню…

– Так бывает. Сейчас вы придете в себя. Я позову медсестру, она поставит капельницу.

– Какую… Какую еще нафиг капельницу?!

– У вас была передозировка, – сочувственно улыбнулась врач. – Ваша подруга вызвала «Скорую». Вы были без сознания. Но сейчас все хорошо, ваш отец позаботился, чтобы вас перевели к нам. Побудете здесь какое-то время, подлечитесь…

– Я, кажется, прихожу в себя, – занервничал Давид. – Мне не надо лечиться. Пусть мне вернут одежду, я поеду домой.

– Боюсь, сейчас это невозможно, – мягко возразила врач. – Ваш отец оплатил двадцатидневный курс. Вам у нас понравится. Здесь природа, свежий воздух, покой, у нас хороший повар, замечательная коллекция фильмов, отличная библиотека…

Давиду казалось, что он спит и видит страшный сон.

– На воздухе? Мы что, в Подмосковье?

– В Ярославской области, – невозмутимо улыбнулась она. – Вы когда-нибудь были в Угличе?

– В каком еще Угличе?! Немедленно дайте мой мобильник!

– Наша клиника находится на берегу Волги, у нас большой парк, завтра прогуляетесь, посмотрите. Это замечательный шанс, Давид. Мало у кого из взрослых людей есть возможность целых двадцать дней подумать о своей жизни… набраться сил, успокоиться.

– Я абсолютно спокоен! – заорал он. – Дай мобильник, идиотка!!

Сочувственная улыбка не покинула ее лицо. Она не обиделась, ей было все равно. Она и не такого навидалась. Этот хоть не дерется. Невозможно подсчитать, сколько раз за двадцатилетний стаж ей пытались разбить лицо.

– Мобильный телефон никто у вас не отбирал, он в ящике тумбочки. Я приду завтра, обход в полдень. А сейчас принесут ужин. Я скажу сестре, чтобы она сделала успокоительный укол – вам будет проще адаптироваться… – Уже в дверях она остановилась: – Давид, не злитесь. Смиритесь, сейчас ничего невозможно изменить. Обещаю, через двадцать дней вы выйдете совершенно другим человеком!

Когда она вышла, Давид закрыл глаза, сжал ладонями виски и попытался все вспомнить.

И не мог.


….А было все вот как: истерический звон будильника поднял. Давид проснулся около семи вечера – пленник совиного образа жизни, он сдался на милость московской ночи, позволил ей одержать безоговорочную вампирскую победу над своими биоритмами. Он посмотрел в зеркало на свое одутловатое лицо, на красные прожилки в глазах, на неаккуратно отросшую щетину и решил: хватит. Лиза умерла, ничего не вернуть, он не виноват. Давид даже не уверен в том, что это он был там, в ванной. Может быть, легкомысленная девчонка решила не класть яйца в одну корзину и по пути соблазнила кого-нибудь еще. А он тут с ума сходит. Не жизнь, а без пяти минут шизофрения.

Пора прийти в себя. Остановить этот кошмар, жить как раньше. Окунуться в пенную ванну беззаботного гедонизма. Пойти куда-нибудь, с кем-нибудь поболтать, снять девчонку. Напиться, танцевать, целоваться на заднем сиденье такси, лечь спать на рассвете, обнимая незнакомое пахнущее солярием и жасминовыми духами тело. Проснуться и начать все сначала, замыкая эту бессмысленную ленту Мебиуса, на которой он всегда хозяин жизни.

Он позвонил Артему и отправился в GQ-бар – там всегда можно было встретить знакомых. Все были ему рады. Выглядел он не очень – хоть и пытался делать хорошую мину при плохой игре. Давид привычно врал о том, что он весь в делах, открывает продюсерский центр. Потом к нему за столик сели две эффектные близняшки – им было по двадцать лет, и они клюнули на ключевое слово «продюсер».

– Мы с детства пели в ансамбле русской народной песни, а теперь хотим записать свой клип. «Калинка-Малинка» в r’n’b-обработке.

Они были похожи на мультипликационных кошечек – милые, с нежными треугольными личиками, соблазнительными маленькими ротиками, огромными томными глазами, приклеенными золотыми ресничками. На их загорелых руках был трогательный детский пушок, это почему-то окончательно Давида к ним расположило.

Да и Артем расцвел – обычно ему доставались те девушки, которых забраковал привередливый Давид, а здесь он мог рассчитывать на любую – ведь сестрички были абсолютно одинаковыми. А может быть… Может быть, и на обеих, втайне планировал он. Любимая мужская эротическая фантазия в буквальном смысле сидела напротив них, потягивая какой-то розовый коктейль, мило улыбалась, хлопала ресницами, шутила. Девочки, сразу видно, без комплексов, может быть, получится воспользоваться ими по очереди – сначала свою порцию кайфа получит Давид, а потом уж и он, Артем.

У Давида же были иные планы на эту ночь. Тайком от Артема он позвонил в «Метрополь» и забронировал люкс.

– И чтобы там было шампанское, фрукты, конфеты, свечи, много цветов!.. Да, и я хотел бы сделать подарок своим дамам. Два подарка. Что-нибудь с брильянтами, в пределах двух тысяч долларов за каждый.

Обычно главным подарком женщине он считал свое эксклюзивное присутствие – если с него что и можно было поиметь, то только оплаченный ужин с выпивкой да деньги на такси. Всего один раз в жизни он дарил девушке цветы – счастливицей стала его лженевеста Диана Мамедова. Но это не в счет. Маниакально-депрессивный психоз – недостаточная мотивация.

Но сегодня все будет по-другому. Сегодняшняя ночь – особенная. Настоящий Давид Даев, все это время прятавшийся в исхудавшем теле бледного психопата, возвращается в большую игру. Близняшки, подобно храмовым жрицам любви, вернут его в настоящий мир.

Одну из них звали Олей, другую – Юлей, пытаться их различить было бесполезно. Он еще не спрашивал об их планах на остаток ночи, но уже знал, что все будет так, как он и хотел, – девчонки уже сдались, разомлели. Они охотно пили коктейли, которые он заказывал, закусывая одним крабовым салатом на двоих. Молоденьким барышням хмель к лицу. Одна из них (Оля? Юля?) позволила ему оглаживать ее голую ногу – да еще и колени податливо раздвигала, чтобы ему было удобнее.

Давид посмотрел на часы – половина третьего.

– Девушки, у меня идея, – решился он наконец. – От этой музыки уже болит голова. Предлагаю переехать в какое-нибудь тихое место, выпить шампанского, поболтать.

Сестры переглянулись, вопросительно посмотрели друг на друга. Потом одна из них прижалась к нему коленом, а другая с сомнением посмотрела на разомлевшего Артема, который перебрал с виски, некрасиво раскраснелся и все норовил рассказать похабный бородатый анекдот.

– Нет, моему другу завтра рано вставать, – успокоил ее Давид. – Только мы втроем. Да и вам спокойнее будет.

Артем чуть не задохнулся от возмущения. Его зрачки расширились, ноздри раздулись, лицо покрылось красными пятнами, как будто бы у него вдруг начался диатез.

– Давай выйдем, надо поговорить, – вставая из-за стола, он опрокинул бокал с недопитым виски на колени Давиду.

Они вышли на улицу, в сырую прохладу московской ночи. С подсвеченного золотыми огнями неба медленно парашютировали мелкие снежинки. Как будто бы десятки крошечных ладошек нежно гладят разгоряченное лицо. На обочинах лежал грязный снег, но Москва уже давно пахла весной.

– Что же ты творишь, гад? – прошипел Артем ему в лицо.

От него пахло водкой и чесноком, и этот грубый мужицкий запах так неприятно диссонировал с возвышенным предвкушением Давида, так не сочетался с нежным дыханием раннего марта…

– Успокойся, – он изо всех сил старался, чтобы друг не заметил его раздражения.

В конце концов, Артем ни в чем не виноват. И его можно понять. Наверное, не очень-то приятно всю жизнь быть на вторых ролях. Но можно ли что-то объяснить пьяному?

– Успокоиться, значит? А с чего это я должен успокаиваться?! Почему ты всю жизнь мной командуешь?

– Артемка, но ты меня пойми… Давай я тебе завтра все объясню, а сейчас просто сделай, как я прошу, и все. Я поймаю тебе такси.

– Но я понравился этой Юле! Она меня там ждет!

– Во-первых, это была Оля, а во-вторых… Ну я не прав, наверное, но ты же мой лучший друг. Уступи мне эту ночь… Хочешь, дам ключи от своей «бэхи»? Хочешь Анфису?

– Что ты сказал? – отшатнулся Артем. – Анфису?!

Фотомодель по имени Анфиса недавно стала их очередным камнем преткновения. Первым с ней познакомился Артем, безо всякой надежды сунул ей свою визитку на каком-то мероприятии – а она возьми да позвони. Она была похожа на Монику Белуччи – такая же плавная, с такой же гладкой оливковой кожей, крутыми изгибами роскошного тела, манящими темными глазами. Ей было уже двадцать восемь, и в отличие от стандартных подиумных свистушек в ней чувствовался уровень, класс. Артем пригласил ее поужинать и потратил три с половиной тысячи долларов за один вечер, развлекая принцессу. Сам от себя не ожидал такой мальчишеской расточительности, такого необъяснимого порыва – ведь она не давала ему никаких надежд! Артем обхаживал ее три недели. Вел себя как идиот. Белыми розами выложил имя «Анфиса» на асфальте под ее окнами. Бросил в ее почтовый ящик кулон – усыпанную темными сапфирами кошку. Нанял для нее «Мерседес» с водителем – негоже ей мотаться по кастингам на такси. Давид знал обо всей этой истории и крутил пальцем у виска. Говорил: с женщинами нельзя так, на шею сядут и ножки свесят.