– Вот и умница, – перебила Оксана, нетерпеливо топнув ногой, обутой в декорированную лебяжьим пухом домашнюю туфельку. – Я подаю этот торт мужчине. Он сегодня в обед к нам зайдет. Учти – я буду говорить, что приготовила это сама. Специально для него. И если проговоришься…

И в Настиной голове вдруг сложился нехитрый паззл намечающегося водевиля. Она, конечно же, сразу поняла, что «сексуальный торт» предназначается для Антона.


Шоколад, тягучий, сочный, восковыми потеками застывающий на пропитанном кофейным ликером бисквите. Нежнейшее безе, райской сладостью тающее на языке. Густые взбитые сливки. Квинтэссенция плотского наслаждения. Райское яблоко, желанное, опасное, грешное. Больше, чем просто десерт. Намек, начало смелой фантазии, искушение. Такой торт нельзя запросто купить в магазине. Нельзя заказать его шеф-повару модного кафе. Такой торт готовят для мужчины, для одного-единственного. Это магия, приворотное зелье, дурман-трава.

Не еда, а любовная прелюдия, искушенная ласка, первый поцелуй, страстный, горячий, смелый, когда, как степной кочевник на юную пленницу, вожделенно накидываешься на его приглашающий рот, и кусаешь, и лижешь, словно душу его высосать хочешь.


Он явился в половине пятого. Ольга Константиновна отбыла в очередной SPA нежить тело, пленниками которого стали ее разбитое сердце и сломленный дух. Оксана вырядилась, как на бал дебютанток, – в пене нежных молочных кружев ненароком мелькнет красиво изогнутая спина, персиковый румянец свеж, как сама весна, губы соблазнительно блестят.

Анюта ходила мрачнее ночи.

– Может, натолкать ей в туфли стекловаты? – пробурчала она, ни к кому конкретно не обращаясь, но находясь в непосредственной близости от Насти.

Та сочувственно посмотрела на ее спину – Анюта стояла, отвернувшись к кухонному стеллажу, ее маленькие ловкие ручки переставляли с места на место кастрюли. Ей надо было непременно что-то делать, двигаться, чтобы выпустить пар.

– Да, потерять работу и оказаться на улице, опозоренной. Очень умно.

– Ну вот зачем она так делает?

– Как? – усмехнулась Настя. – На этом Антоне разве написано, что он твой? Он вообще женат, так что вы обе хороши.

– Да брось, – скривилась Анюта. – Все знают, что его брак – так, пшик, формальность. И я ему совершенно точно нравлюсь. Смотрит на меня, как кот на сметану. И тут она… Ну, конечно, у нее вон сколько денег, вон какие платья.

– Ань, мужчинам на платья наплевать. Если бы он хотел тебя, его ничего бы не остановило.

– Даже то, что он обязан Ольге Константиновне? Ты знаешь, что это она дала ему в долг, чтобы он ресторан открыл? – подбоченилась Анюта.

– Поэтому он и решил трахнуть ее несовершеннолетнюю дочь? Из чувства благодарности?

– Да ну тебя, – насупилась домработница. – Все по-своему вывернешь… Неужели тебя не возмущает все это? А про торт? Думаешь, я не видела, как ты ей в комнату торт проносила?

– От тебя ничего не утаишь, – усмехнулась Настя. – Мой тебе совет: забудь. Ты девушка красивая, у тебя есть твой Интернет, друзья, любовники.

– Любовники… – проворчала Анюта. – Думаешь, мне не надоело протаскивать их через заднюю калитку? Как будто бы я воровка какая-то и делаю что-то неприличное. Мне двадцать шесть… Я хочу свой дом, семью, одного мужчину, которого я буду преданно ждать дома, а он – покупать мне черные брильянты от Van Cleef. Почему одним все, а другим ничего, совсем ничего?!


Тем временем в гостиной разворачивалось интригующее драматическое действо: Роковой Мужчина и Очаровательная Дурочка, акт первый, сцена соблазнения. На этот раз Оксана решила прибегнуть к тяжелой артиллерии – выставлению напоказ всего самого, по ее мнению, соблазнительного, что было в ее тощеватом теле. Учитывая ее страсть к элегантной одежде, смотрелось это странно. Прозрачный халатик почти оголил ее впалую грудь, а длиной доходил аккурат до того места, в котором соединялись ее бледные, в мурашках, ноги.

Даже Насте было неудобно на все это смотреть. Расставив на журнальном столике чашки с зеленым чаем и рюмочки для приготовленного ею ликера «Мятный шоколад», она поспешила ретироваться вниз, в свою комнату. Оксана дала понять, что этим вечером Насте необязательно маячить на виду, лучше спокойно почитать журналы в комнате. Уходя, она краем уха слышала сладкий голос молодой хозяйки:

– Этот торт я приготовила специально для тебя. Это мой фирменный рецепт, сама придумала.


У Насти разболелась голова – может быть, от недосыпа, может быть, от внезапно проснувшейся ревности. Она ревновала впервые в жизни, и – вот идиотизм! – ревновала торт! Ей было неприятно, что Оксана присвоила авторство.

«Как-то все по-дурацки у меня складывается, – думала Настя, перелистывая „In Style“ и машинально отмечая, что в этом сезоне будет модно носить плотные черные колготки с романтичными платьями. – Вроде бы и не нравится он мне… Во всяком случае, нет такой вибрации каждого нервного окончания, как это было, когда познакомилась с Давидом… Нет этого застенчивого ступора, тайной надежды, что вдруг это судьба, нерешительности, предвкушения, внутреннего праздника… Но почему тогда мне трудно о нем не думать, почему я почти физически ощущаю его взгляд, почему мне неприятно, что сейчас он в обществе Оксаны…»

Хаотичный ток ее спутанных мыслей прервал стук в дверь – такой резкий и агрессивный, что Настя даже вздрогнула. Оксана никогда не утруждала себя стуком, Ольга Константиновна вообще к ней не заходила, Анюта тихонечко скреблась…

– Войдите, – дрогнувшим голосом разрешила она, почти наверняка зная, кто именно окажется за дверью, и одновременно желая и не желая ошибиться в своем предположении.

Не ошиблась. Антон вошел, захлопнул за собой дверь и вдруг… Порывисто сгреб ее в охапку, оттеснил к стене. Она и опомниться не успела, осознать, происходящее казалось ей галлюцинацией или злой шуткой.

– Думаешь, я ничего не понимаю? Совсем дурак я, думаешь?! – а взгляд у него был безумный.

Да он же ненормальный, подумала Настя. Настоящий сумасшедший.

– Прекратите, – бормотала она. – Что вы делаете? Немедленно отпустите меня! Что я вам… За кого вы меня…

– Да ладно, ладно, – он слегка ослабил хватку, и Настя одним прыжком оказалась у противоположной стены.

Она подумала: а что, если сюда сейчас зайдут Оксана, Анюта, Ольга Константиновна? Что они все подумают? Запыхавшаяся, с взлохмаченными волосами, подозрительно румяная, чуть не плачущая от волнения, руки дрожат, дыхание неровное… И он тоже хорош – глаза кровью налились, как у быка на корриде, точно он готов на нее броситься и растерзать.

– Сумасшедший дом, – он нервно усмехнулся. – Одна кидается на меня, как амазонка на пленника. Другая сиськи выпячивает и глазки строит. А третья… Третья – тихоня, самая опасная. Сверлит своими глазищами, непонятно чего дожидается…

– Ничего я от тебя не жду. Ты сам все придумал.

– И торт… – он ее, казалось, даже не слушал. – Я знаю, что торт ты приготовила. Я сразу понял. Я… почувствовал.

– Что ты почувствовал? – прошептала Настя.

– Настя… А перебирайся ко мне.

– Что? – выдохнула она. – Да как ты можешь мне вообще такое предлагать, кем ты себя возомнил?! Знаешь что, выметайся-ка ты из моей комнаты. Если хочешь, подскажу тебе координаты девушки, которая с удовольствием к тебе переберется… Кстати, а твою жену при этом мы задушим подушкой?

Антон непонимающе на нее уставился, беспомощно хлопая ресницами. А потом вдруг рассмеялся.

– Ну ты даешь! Ты меня неправильно поняла, красавица! Я не предлагал тебе вместе поселиться.

– А что же тогда…

– Перебирайся ко мне работать, балда. У меня ведь свой ресторан, ты разве не знала? Зачем тебе растрачивать талант здесь, готовя для двух равнодушных женщин, одна из которых безнадежная пофигистка, а другая – убежденная эгоистка? У тебя талант! И твой талант дорого стоит. Я могу помочь продать его правильным людям.

Насте вдруг стало так неловко, стыдно; яркий румянец бился в ее щеки, словно желая вырваться на свободу из плена этого никчемного тела; глаза непроизвольно наполнились слезами. Ну почему с ней всегда такое происходит? Все не так, всегда все не так… Вроде бы не дура она, вроде бы сколькому научилась, столько усвоила… Неужели умение правильно себя подать, держать себя в обществе и даже изящно хамить невозможно приобрести извне – это либо впитывается в кровь вместе с молоком матери, либо является лишь бессмысленной и обманной маской?!

– Ну что ты так напряглась? – Антон осторожно положил руки ей на плечи. – Да, ты мне нравишься. Как женщина. Но уж прости, не настолько, чтобы я рушил твою жизнь за право пару раз тебя поиметь. Спроси обо мне у Ольги Константиновны… Ну так что, нравится тебе мое предложение?

– Я… Даже не знаю. – Настя все еще не решалась глаза на него поднять. – Это так неожиданно. Я должна подумать.

– Долго думать не получится. А если я скажу, что платить тебе будут три тысячи евро, это как-то повлияет на твое решение?

– Ско-олько? – недоверчиво протянула она.

– У нас увольняется первый ассистент шеф-повара. Он получал четыре, но тебе я сразу столько предложить не могу.

– Но это… Бред какой-то… Неужели простой повар может столько…

– Простой повар – нет, – перебил Антон. – Но мое кафе – одно из самых модных в городе. Туда ходит вся, так сказать, элита. Люди гордятся тем, что у меня побывали. У нас на входе фейсконтрольщик, лишь бы кого не пускаем. Есть два VIP-зала. Один для простых випов, попсовых звездунов, бизнесменов, моделек, удачливых фавориток. А другой – для настоящих больших шишек, олигархов, заезжих знаменитостей. Сама понимаешь, какой должен быть уровень кухни, чтобы все эти люди и дальше продолжали к нам ходить.

– И ты всерьез считаешь… Что этот уровень могу обеспечить я? Выпускница провинциального кулинарного техникума? Девушка, которая на набережной Углича пирожки для иностранцев пекла? – Насте стало смешно, но это был тот нервный мелкий смех, который не вызывает желания улыбнуться в ответ.