Тия Дивайн - Нескромные желания

Когда подадут карету, она прикажет кучеру отвезти ее в Линкольншир или Брейдвуд, где она будет в безопасности.

Хоть бы скорее подъехала карета, молилась она. Она сыта по горло Алексом Девени, тайнами, загадками и порочной карьерой Сары.

Ее потряс гнев Кардстона, а собственная наглость просто повергла в ужас. Она никогда не сможет забыть, как она голая выставила себя на всеобщее обозрение. Откуда только у нее взялась смелость?

Что такое со мной происходит?

Я не хочу в тюрьму из-за грехов Сары. Это был очень опасный эксперимент, который дорого обойдется Алексу, включая и ту сотню фунтов, которую он мне должен. И потом, я просто хочу выбраться отсюда.

Я не желаю больше притворяться Сарой.

Я скажу ему...

—Сара! Сара! – услышала она голос Алекса. – Проклятие...

Сара Тэва постоянно доводит его до исступления, причиняет неимоверные страдания.

Она ясно представляла, как он воспринимает ее – Сару, искусительницу, терзающую мужчин, которые не в силах противиться ей.

Какой же беспомощной она себя сейчас чувствовала.

– Сара...

Алекс выскочил из парадных дверей замка как раз в тот момент, когда карета въехала во двор.

У Франчески было преимущество минуты в три, и она бросилась к карете. Алекс увидел ее, когда она уже распахнула дверцу.

– Не останавливайся, – крикнула она кучеру, ставя ногу на шаткую ступеньку. Собрав силы, она подтянулась, влезла в карету и рухнула прямо на пол.

«О Боже, не останавливайся!» – взмолилась она, услышав хруст гравия под сапогами Алекса. Карета дернулась, когда он, ухватившись за дверцу, вскочил на ступеньку и прыгнул внутрь, навалившись на Франческу всей своей тяжестью. Из груди Франчески вырвался тяжелый вздох.

Дверца захлопнулась, когда карета набрала скорость и покатилась по пустынной сельской дороге.

Ни один из них не пошевелился, не произнес ни слова. Сара уже во второй раз ощутила на себе тяжесть тела Алекса и не знала, что делать. Он был так близко; почти касался лицом ее лица. Карета покачивалась, и в такт ей покачивались их тела.

Алекс ничего не мог прочитать в ее глазах. Она вновь отгородилась от него, и он ощутил знакомое раздражение оттого, что даже сейчас, после этого неприятного происшествия, лежа под ним, она не выказывала никаких чувств, не принимая и не отталкивая его.

Она знала, что может заполучить любого мужчину, и поэтому не хотела никого.

А он страстно ее желал и ждал от нее того же.

– Сара...

– Не нужно... – выдохнула она, прекрасно понимая, что его не остановить. Он был очарован Сарой, точнее, Франческой, игравшей роль Сары, и даже она, с ее невинностью, чувствовала клокотавшее в нем желание. Он хотел того, что Сара с такой легкостью отдавала другим мужчинам, ожидал награды за то, что спас ее от Кардстона.

Но Франческа не собиралась уступать. Она берегла свою невинность для Кольма, которого полюбила много лет назад, совсем еще девочкой, и, желая спасти его, оказалась в этой жуткой ситуации.

Ее оружие оставалось прежним – молчание и высокомерие. И она отвернулась.

Тогда Алекс наклонился к самому ее уху и прошептал:

– Ты никогда, слышишь, никогда не убежишь от меня.

Она хотела опровергнуть это его самоуверенное заявление, но, как только повернулась к нему, его губы завладели ее губами, не давая ей вздохнуть, он вложил в этот поцелуй давно копившееся в нем жгучее желание, вызывая в ней доселе неведомые ей чувства.

Он упивался ее девственным ртом, распаляясь все больше и больше. Не понимая, что за сила кроется в поцелуе. Она оказалась беспомощна перед таким натиском и не противилась ему.

Но одних поцелуев Алексу было мало. Плавное покачивание кареты, судорожные движения ее тела под ним, воспоминания о ее наготе так возбудили его, что он стал подобен паровому котлу, готовому взорваться в любую минуту.

– Сара... – Его губы трепетали у ее губ.

Ее непроницаемые черные глаза смотрели на него без всякого выражения, холодные, безразличные к его страсти, к его мукам, и этот ее взгляд сказал ему все.

Сара Тэва, когда-то купавшаяся в роскоши и богатстве, не допустит, чтобы ею овладели в карете, да еще на полу. В то же время она танцует перед мужчинами нагая, выставляя напоказ все свои прелести. На самом краю сцены, отделенной от зрителей совсем узким пространством. Пусть любуются, пусть доходят до исступления – больше заплатят.

Она знала, какую имеет над мужчинами власть.

И пользовалась этим.

Алекс чертыхнулся. И у нее хватает наглости вести себя так, словно она слишком хороша для него, в то время как именно он вытащил ее из нужды и позволил носить имя Уильяма.

Она порочна до мозга костей. За сотню фунтов готова продаться.

Она заработала их этим вечером, язвительно думал он, огромным усилием воли подавляя желание. Заплати он ей, она, возможно, стала бы сговорчивее, хотя в данный момент не могла бы диктовать условия.

А может, и могла бы... стоило ей посмотреть на него этим своим взглядом, и его похоть уступила бы место злости и раздражению.

О, она мастерски умеет это делать, думал он. Сначала вертится голая перед мужчиной, распаляя его, позволяет насладиться ее губами, почувствовать ее тело, а потом вежливо отказывает.

Но только не ему – еще ни одна женщина ему не отказала. И она, эта шлюха из трущоб, не будет первой.

– Я все равно овладею тобой, – прошептал он, подавив ярость и снова припав к ее губам в долгом, грубом поцелуе.

Алекс с трудом оторвался от нее, презирая себя за то, что проявил перед ней слабость.

Терпение человека не безгранично, а ему еще предстоит ехать с ней несколько часов и все это время вспоминать, как она голая танцевала перед самыми распущенными мужчинами Англии.

С каким наслаждением она скользила по сцене.

Будь она проклята!

Алекс смотрел, как она грациозно села на сиденье и расправила платье, одно из тех, которые ей дала Филиппа. Она была в нем так же соблазнительна, как и без него.

Есть только один способ бороться с ее притягательностью. Он достал пачку банкнот и швырнул ей.

– Ты их заработала.

Она ловко поймала деньги и посмотрела ему в глаза.

– Да, заработала. – Теперь у нее четыреста фунтов, достаточно, чтобы убежать вопреки всем его угрозам, самонадеянным выводам и планам. Сейчас она ненавидела его так, как никогда раньше. А вот Сара не испытывала бы к нему ненависти. Она наслаждалась бы его вниманием и его деньгами, возможностью выступать перед богатыми мужчинами.

А чем наслаждалась ты, Франческа? Кстати, тебе не так ужпротивно было танцевать, сознавая, что твоя нагота приводит в неистовство мужчин.

Или что Алекс Девени без ума от Сары Тэва.

Нет! Даже не думай об этом... Гони прочь эту мысль.

Она уставилась в окно, за которым все было окутано мраком; факелы кареты отбрасывали причудливые тени на зловещий ландшафт.

Как в кошмаре. В кошмар превратилась и вся ее жизнь с тех пор, как она стала Сарой.

Что с ней происходит? Кажется, ей доставляет удовольствие делать то, к чему ее принуждает Алекс.

Значит, скоро, очень скоро, он поймет, что она вовсе не Сара. Страшно подумать, что тогда произойдет.

– О, даже и не думай об этом, Сара.

Она подскочила. Боже милостивый, неужели он читает ее мысли?

Он наклонился к ней, представляя ее себе обнаженной, не в силах прогнать наваждение.

– Пойми: я никогда тебя не отпущу. Никогда. Можешь играть в свои игры, изображать девственницу и недотрогу, все равно твоя репутация всем известна. Но помни, Сара, я тобой овладею, и ты будешь спать только со мной.

Как же соблазнить куртизанку?

Алекс размышлял над этим сложным вопросом, пока карета катилась по темной дороге, а Сара Тэва спала, не придумав лучшей защиты от его угроз и от его похоти.

Джентльмен никогда не овладеет женщиной против ее воли или если она потеряла сознание.

Но для Алекса кодекс чести кончался там, где начиналась Сара Тэва. Здесь не было никаких правил, лишь ее скандальная репутация, ее тело и жгучее желание погрузиться в него.

Вот в чем суть ее притягательности. И, конечно же, овладев ею, наверняка испытаешь разочарование.

Сотни мужчин обладали ее телом. Его плоть восстала при мысли об этом. Он представил себе Сару, распростертую на помосте, она манит мужчин к себе и удовлетворяет одного за другим, как того добивался Кардстон. Кто же из них мог оказаться настоящим жеребцом, способным заставить ее гарцевать?

Конечно же, он.

Но прежде он заставит ее идти рысью.

Утром Маркус ворвался в комнату и, даже не поздоровавшись, обрушил на голову Алекса целый ворох плохих новостей:

– К ночи слух распространится по всему Сомерсету, Алекс. Твой проклятый распутный друг Кардстон хвастался Аластэру, что накануне вечером она танцевала голая и переспала по пять раз с каждым. Аластэр разошлет своих слуг, чтобы они разнесли эту новость. Ты запятнал имя Девени, из-за этой... этой... я не знаю, куда глаза девать от стыда. Мои прихожане... наши друзья... – Он рухнул на стул, дрожа всем телом. – Ты потерял рассудок, привезя сюда эту женщину. Ее невозможно спасти. Она этого не хочет. И ты поощряешь ее. Клянусь, она доведет тебя до беды, как и Уильяма.

– Боже милостивый, Маркус, – перебил Алекс брата, пропустив мимо ушей его причитания. – Итак, что сказал Кардстон?

– Что они все попробовали ее, и ты это прекрасно знаешь. Боже Всемогущий, был ли на свете мужчина, которого бы не искушал грех?..

– Неужели так и сказал? Это замечательно, Маркус, лучше не придумаешь. Просто подарок, и так кстати!