Тони медленно встал, взял руку жены в свою и, присев, опустил ее на свое колено.

— Любовь моя, — прошептал он, притянув ее к себе и поцеловав ее так, что Алекс обессиленно привалилась к нему. Это был единственный способ успокоить и прогнать ее гнев. Заглянув в обожаемые ярко-голубые глаза, Тони погладил ее по щеке. — Думаешь, я бы не написал письмо, если бы смог посоветовать Эрику сделать что-то другое? Кроме того, я уверен, что Эрик разберется в этом. Мне кажется, он не отступится от нее.

— А мне он кажется невероятно упрямым! — в сердцах воскликнула она, прижав руку к груди мужа. — Что, если он не сможет побороть свое упрямство?

— Тогда я уступлю дорогу тебе и не стану препятствовать, если ты захочешь помешать ему.

— Не смешно, — прошептала она, закрыв глаза.

— Я знаю, — горько молвил он.

— Они такие замечательные, — выдавила Алекс, покачав головой. — И так трепетно относятся друг к другу. Знаешь, как мне было трудно сообщать им о том, что мы должны уехать? Как мы можем оставить их в такой непростой для них момент?

— Ты сама говорила, что они должны сами разобраться в себе. Может, ты дашь напоследок совет Клэр?

Алекс вздрогнула и внезапно открыла глаза, в которых светилась безумная надежда.

— Да, я кажется знаю, что делать!

Тони взял ее за подбородок и поднял к себе ее лицо.

— Боже, какая ты красивая без очков! — выдохнул он, залюбовавшись своей сказочной женой.

Взгляд Алекс стал строгим.

— А в очках я была некрасивой?

Тони улыбнулся, не в состоянии спрятать любовь, которая светилась в глубинах его золотистых глаз.

— Не забывай, когда я встретил тебя, ты носила очки. — Он склонил голову и поцеловал ее. На этот раз крепко, властно, так, что она застонала, обвив руками его шею. — Очки делали тебя невероятно сексуальной.

Алекс взяла его красивое лицо в свои ладони и сама потянулась к нему, пробормотав напоследок:

— Теперь я буду знать, чем развлекать тебя на старости лет.

А чуть позже велела своей горничной уложить с Клэр несколько из тех своих неприлично красивых нарядов, при виде которых Тони не мог потом долгое время выходить из их комнаты. Она искренне верила в то, что и Эрик не сможет устоять. И всё решится само собой.


* * *

Он не собирался больше встречаться с ней.

Клэр не видела его с того мгновения как Эрик ушел из гостиной Пембертона два дня назад до тех пор, пока его большая мрачная фигура не прогарцевала вперед на лошади, когда они выехали в путь. Ровно в семь утра.

Всё вновь повторялось, но теперь… Теперь у нее действительно было разбито сердце. И на этот раз дорога казалась не просто невыносимой. Она не просто задыхалась от этого, сидя в полумраке холодной кареты. Небо затянуло тяжелыми тучами, обещая разверзнуться настоящим непроходимым ливнем, но ей было всё равно. Она бы даже обрадовалась, если бы земля разверзлась и отрезала их от всех дорог на свете.

Она не хотела в Шотландию. У нее не осталось дома, куда она могла бы вернуться, она даже не знала, где теперь ее дом. Всё что Клэр хотела, теперь стало невозможным. И она… Она не сделала ничего, чтобы исправить свои ошибки. И она не представляла, что можно сделать в будущем, чтобы заставить Эрика поверить в то, что она искренна с ним.

Ей было так ужасно холодно. Даже теплая накидка, в которую Клэр закуталась, не могла согреть ее. Переведя взгляд на противоположное сиденье, Клэр вспомнила, как часто там сидел Эрик. Как много произошло в этой карете. Сперва он сказал, что никогда не считал ее врагом. А потом… потом принес сюда корзину с едой. И вазу для ее цветов.

И назвал ее так, как не называл никогда прежде. И никогда больше не назовет, потому что она этого не заслуживала, она не сделала ничего, чтобы заслужить даже его взгляда.

Клэр прикусила губу, чтобы не расплакаться, и закрыла глаза. Но боль терзала так сильно, что она не могла больше выносить ее.

Недосыпание последних дней вкупе с измождением и моральным истощением погрузили ее в беспокойный сон без сновидений. Клэр сомневалась, что когда-нибудь вновь испытает облегчение. Сможет дышать полной грудью. Сможет жить, не боясь завтрашнего дня.

Карета продолжала катиться по неровной дороге, превращая жизнь в одно сплошное, нескончаемое путешествие. Унося ее далеко от того места, где она на короткое мгновение обрела покой и счастье. Обрела человека, который никогда больше не взглянет на нее.

Забившись в сне, Клэр как будто наяву ощущала на себе ласку теплых пальцев, которые никогда бы не забыла. Она точно помнила, как он дотронулся до нее тогда. Осторожно, но решительно. Его пальцы прошлись по ее лицу, убирая прядь золотистых волос. Почти как сейчас. Это было так реалистично, так до дрожи правдиво, что Клэр подалась вперед, не в силах отпустить его.

— Эрик, — прошептала она, умирая от желания быть к нему как можно ближе.

А потом ошеломленно поняла, что он действительно рядом. Она не спала, а он не был видением! Затаив дыхание, Клэр застыла, но не спешила открыть глаза, боясь того, что на самом деле спит. Что это развеется, как быль, если она пошевелиться.

У нее замерло сердце, когда она вновь ощутила на лице едва осязаемое прикосновение.

Эрик!

Это был он. Никто не мог сейчас лежать рядом с ней и касаться ее так, что переворачивалось всё внутри. И тем более ни от кого не пахло так, как от Эрика. Этот запах она бы не спутала ни с чем!

Лежал… Господи, он действительно лежал рядом с ней! Вернее, ее голова покоилась на его плече, а бедром она была прижата к его бедру. Как такое возможно? Особенно после того, что произошло.

Как он оказался здесь? И почему лежал подле нее? Прислушавшись, Клэр уловила громкие удары капель дождя по крыше экипажа, но продолжала лежать неподвижно, позволяла ему дотрагиваться до себя. Как будто он действительно всё еще желал дотрагиваться до нее. Даже после того, как ушёл от нее два дня назад, оставив сидящую на столе, куда сам же посадил ее.

Клэр не могла, всё равно не могла поверить, что он добровольно пришел к ней. Скорее всего, дождь помешал ему продолжить путь на коне. Но… Но даже если дождь загнал его в карету, что… заставило его снова касаться ее?

Это было… это было волшебно, упоительно, восхитительно. Так сокровенное, что Клэр едва не расплакалась, веря в то, что он даже не захочет взглянуть на нее, не говоря уже о том, чтобы вновь быть рядом с ней.

— Клэр, — послышался его хриплый, невероятно измученный голос. Он продолжал гладить ее по лицу, будто заново изучая черты ее лица. А, возможно, слишком хорошо помня их.

А может он просто пытается разбудить ее? Тогда зачем касается так, что у нее переворачивается сердце?

У нее действительно переворачивалось сердце, а глаза заволокла предательская влага.

И Клэр вдруг поняла, что возможно он касается ее в последний раз. Что бы не привело его к ней, возможно, она в последний раз чувствует его руки, его тепло, его дыхание на своей щеке перед тем, как добраться до Эдинбурга, который так стремительно приближался.

Он был так близко. Подумать только, он лег рядом с ней, положил ее ноги на противоположное сиденье и укрыл одеялом. Чтоб ей было удобно. Милый Эрик, он хотел позаботиться о ней даже, когда понял, что она этого совершенно не заслуживает.

Клэр не открыла глаза. Потому что наконец поняла, что он касается ее только потому, что считает, будто она спит и не видит этого! Не слышит его почти опустошенный голос. Голос, в котором слышались почти те же страдания, которые мучили и ее. Возможно ли такое? Ведь вчера, когда он ушел, она четко видела, как сильно он сожалел о случившемся. И все равно он был сейчас подле нее, а она слишком сильно хотела этого. Боже, он должен был понять, что произошедшее два дня назад — не ошибка. Ему не следовало просить прощения за это.

Это была последняя возможность коснуться его. Клэр не знала, когда они остановятся, и остановятся ли вообще. Вдруг она снова уснет, а проснется уже в Эдинбурге? Эта мысль напугала ее так, что Клэр на мгновение замерла. А потом снова ощутила на своей щеке ласковые поглаживания его пальцев. Он был так близко, что она до дрожи хорошо чувствовала его дыхание. Он был так близко, что, слегка подавшись вперед, она могла бы коснуться его. Поцеловать в последний раз.

И Клэр не выдержала. Потому что отчаянно верила в то, что найдет способ завоевать его сердце. Потому что сейчас он обнимал её так, будто продолжал нуждаться в ней.

Не думая ни секунды, Клэр подалась вперед, и ее губы тут же оказались прижаты к его губам. Что-то с невыносимой силой взорвалось в груди. Вздрогнув, Клэр всхлипнула и потянулась еще чуточку ближе к нему, когда почувствовала, как он застыл от неожиданности, а потом с ошеломляющей готовностью, накрыв ее щеку своей ладонью, поцеловал ее в ответ. Поцеловал с такой упоительной нежностью, что не осталось сомнений в том, что и он хотел этого. Хотел так же, как и в тот вечер, когда уложил ее на стол в гостиной Алекс.

Хотел так, что даже сейчас, медленно перевернув ее спиной на сиденье, прижался к ней своей тяжелой грудью и углубил поцелуй так, что Клэр стала задыхаться. Подняв руку, она положила ладонь на его щеку, мечтая вновь испытать те невыразимо сильные ощущения, которые он заставил ее ощутить два дня назад. Клэр с готовностью встретила напор его губ, желая подарить ему те упоительные ощущения, которые испытывала сама, чтобы заставить его позабыть все горести и страдания, которые ему некогда причинили.

— Клэр, — вымученно молвил Эрик. Он не собирался делать ничего подобного. Понимал, что не должен поступать так, пока она спит, но когда она прильнула к нему, когда он почувствовал вкус ее губ, вся его многодневная выдержка полетела ко всем чертям. Боже, что он делает! В прошлый раз чуть было не овладел ею на столе, а сейчас она спала! А он!.. — Мы не должны… — пробормотал он больше для себя, чтобы привести себя в чувство, но ее губы дурманили так, что он вновь накрыл их своими.