Марина Агекян - Несгибаемый

Он тут же прижался к ней своими напряженными бедрами. Надавил чем-то твердым на такое невероятно чувствительное место, что у нее перехватило дыхание. Потрясенно выгнув спину, Клэр замерла, ощутив, как его ладонь стремительно сжимается у нее на груди. Очередная жаркая волна взметнулась в ней так резко, что Клэр содрогнулась, на мгновение испугавшись того, что происходит. Как быстро все происходит. Происходит то, что она никогда прежде не ощущала, никому не позволяла. А с ним хотела, до боли хотела. Хотела, чтобы он был еще ближе к ней, хоть и не представляла, как это возможно. Хотела еще больше поцелуев, хотя уже не могла дышать.

Ее сердце готово было выскочить из груди. Едва живая, Клэр сжала его напряженные как камень, широкие плечи, которые так часто видела обнаженными в последнее время, издала мучительный стон, сгорая под тяжестью его тела, и открыла глаза.

И увидела, как замер Эрик. Как замерли его руки. Замерло даже его дыхание. Он поднял голову и посмотрел на нее. У нее горели губы, которые он целовал почти целую вечность, у нее трепетало тело, которое, казалось, получило ожоги от его прикосновения. Но всё это не могло сравниться с тем, что таилось в его почти почерневших глазах.

Будто к нему возвращалось осознание того, что происходило, что он делал. Что они оба делали. Как будто это было ужасно, будто то волшебство, которое накрыло их, было неправильным. Лицо его внезапно исказилось, рука, лежавшая на ее груди, задрожала. Эрик смотрел с таким ошеломлением, раскаянием и болью, что похолодело в груди. Будто он сожалел о том, что сделал…

Застонав, он выпрямился и отвернулся от нее.

— Эрик? — с трудом выдохнула ошеломленная такой резкой перемене Клэр, зная, что ничего страшного они не сделали, но он даже не обернулся, а сделал шаг от нее.

У него подгибались колени. Эрик дрожал всем телом так, что с трудом мог дышать.

Господи, что он наделал! Она ведь просила его о поцелуе, а он чуть было не овладел ею прямо на столе в гостиной Пембертона.

Если до этого сердце его разрывалось на части от желания, теперь оно горело от мучительного чувства вины и отвращения к самому себе. Столько дней он контролировал себя. Столько сил прикладывал для того, чтобы уберечь Клэр от всего этого, но когда она… коснулась его и попросила поцеловать… Когда стала признаваться в вещах, о которых он даже не подозревал…

Ничто не могло оправдать того, что он натворил, вед он дал ей слова вернуть ее. Ее нежные руки и ласковые губы едва не сбили его, но Эрик сумел вовремя взять себя в руки и отойти от нее. Боже, он потерял рассудок так, что чуть не совершил самую ужасную ошибку в своей жизни!

— Эрик?

Звук глухого, наполненного болью голоса Клэр прошелся по его телу так, будто он был одной большой раной.

Он задыхался и никак не мог обернуться, чтобы посмотреть на Клэр. Потому что знал, что увидит в ее глаза, когда взглянет на нее. Отвращение и ненависть. Она должна была ненавидеть его за это. Теперь у нее не останется никакого повода, чтобы заговорить с ним, чтобы еще раз принести ему теплый шоколад.

Он не мог пошевелиться, пытаясь справиться с оглушительными ударами своего сердца.

— Прости меня, — выдохнул Эрик, закрыв на мгновение глаза. — Прости…

Развернувшись, он вышел из гостиной, проклиная свою слабость, над которой не был властен.

Войдя в свою комнату, Эрик прикрыл дверь, не представляя, что ему теперь делать. Боль и раскаяние сводили с ума.

«Я хочу поцеловать тебя так, чтобы и ты не забывал об этом…»

Она ведь не могла на самом деле желать этого.

— Господи! — в отчаянии застонал Эрик, проведя дрожащей рукой по своим волосам.

На одно короткое мгновение он поверил в то, что, возможно, ей действительно нужны его поцелуи. Поцелуи человека, который разрушил ее жизнь. Который умирал от любви к ней. Которого она выходила и сыграла для него Лунную сонату, не представляя, что это значило для него.

И вместо этого он чуть было не овладел ею на столе.

Зарычав, Эрик шагнул к камину, не представляя, что ему теперь делать.

Он не должен был поддаваться ее уговорам. Не должен был слышать слова, которые околдовали его. Ведь рано или поздно она все равно исчезнет из его жизни…

Эрик вдруг заметил то, что выхватил свет одинокой свечи, стоявшей на каминной полке. Свет, который осветил самый дальний угол его спальни. Небольшой диван, на котором лежала книга. У него туманилось перед глазами от боли, но он заставил себя подойти к дивану и взять книгу. Биография Сальери. Книга Клэр. Как ее книга оказалась здесь? Он ведь хорошо помнил, что она не читала в его комнате. И никогда не видел ее с этой книгой здесь в Пембертоне. Только на столе в ее гостиничном комнате, когда принёс ей воду. И когда расчесывал ей волосы в постоялом дворе, когда она с такой поспешностью выпросила у него свою книгу. Будто не хотела, чтобы книга еще хоть бы чуточку дольше оставалась у него.

Нахмурившись, он раскрыл твердый переплет.

И одинокий засохший листок дерева, шелестя, упал на мягкий ковер.

Озадаченный еще больше, Эрик опустился на корточки и взял расплющенный, ставший таким же тонким как страницы книги листок. Который показался ему смутно знакомым. Он долго смотрел на листок, ничего не понимая, а потом… потом его будто бы сразила молния.

Это не мог быть тот самый лист, который она вытащила из его головы в тот день, когда они вместе ходили к дому аптекаря, чтобы забрать ее шаль! Целый красивый четырехлистный листочек клевера довольно долгое время служил закладкой для книги, но не достаточно старый, чтобы покрыться черными прожилками.

И тогда он понял, что это именно тот самый лист, который упал на него после прогулки по Гайд-парку, и который потом Клэр вытащила из его волос!

— Боже, — прошептал Эрик потрясенно, ощутив такую острую боль в сердце, что листочек выпал из его руки. Эрик рухнул на пол, но продолжал смотреть потемневшим взглядом на то, что не укладывалось в голове. — О, Господи…

Тот самый листок, который и заставил ее коснуться его в день после прогулки так, что это определило всю его дальнейшую судьбу.

Листок, который она сохранила в самой важной для себя книге!

Большая светлая парадная столовая была освещена яркими лучами утреннего солнца. На широком дубовом столе был накрыт изысканный завтрак, а слуги разносили еду, не отвлекая внимание хозяев от важных дел.

Герцог, восседая во главе стола, читал утреннюю газету, ежедневный ритуал, который Алекс любила наблюдать все шестнадцать лет брака. Боже, подумать только, она была замужем за ним уже шестнадцать лет, а было такое ощущение, будто они только вчера влюбились друг в друга. Эти мысли всегда привносили в душу радость и счастье.

Но не сегодня.

Она не могла оторвать взгляд от бледного лица своей гостьи, которая сидела напротив нее. И выглядела при этом так, словно погибала, если только ей не протянут руку помощи. Алекс не видела ее в таком состоянии даже когда Эрик лежал в горячке от ранения.

Вчера определенно что-то произошло, и если Тони не опустит свою чертову газету и не будет делать вид, будто ничего не происходит, Алекс могла не выдержать снедающего беспокойства и разбить что-нибудь о его голову. Если б только он не увел ее вчера вечером так поспешно из гостиной… Даже поглощенная им в тот момент, Алекс понимала, что нужно дать возможность молодым супругам уединиться, искренне полагая, что это поможет. Но все стало еще хуже, потому что Клэр переменилась настолько, что ее невозможно было узнать. Было такое ощущение, будто у нее действительно кто-то умер. Зная о том, что творилось в ее душе, Алекс приходила в настоящий ужас от того, что, возможно, вчера ей разбили сердце.

Разбил человек, который должен был лелеять ее сердце. Такое чуткое и ранимое. Алекс не ожидала, что Эрик поступить так опрометчиво, так… Он казался таким серьезным, таким надежным и верным. Было просто невозможно ожидать от него хотя бы одного поступка, способного причинить боль Клэр, за которую он переживал настолько, что в первый же день пробуждения чуть было не обвинил Алекс с Тони в том, что они плохо заботились о Клэр.

Боже, что произошло? Как она могла помочь этим двум потерявшимся созданиям обрести покой?

И как она теперь сообщит им новость, которая усугубит их страдания?

— Тони. — Отложив в сторону салфетку, Алекс обратилась к мужу. — Твой завтрак остывает.

Свежий номер «Таймс» даже не дрогнул в его руках. Выпрямив спину, Алекс так гневно посмотрела на газету, что могла бы прожечь ее насквозь.

— Что? — рассеянно проговорил он, перевернув страницу.

Алекс сжала зубы.

— Я говорила тебе, что газеты могут быть хорошим удобрением для моих роз?

Он, наконец, опустил газету. И тут же столкнулся с почти испепеляющим взглядом жены. Алекс многозначительно перевела взгляд на Клэр, которая сидела за столом, опустив голову так, будто ее и вовсе не было в комнате. Она так и не притронулась к еде. Вздохнув, Тони полностью повернулся к Клэр, положив на стол газету.

— Милая, тебя что-то беспокоит?

Клэр вздрогнула и подняла голову. В глазах ее застыло такое явное страдание, что у Алекс дрогнуло сердце. За то короткое время, что Клэр гостила в Пембертоне, Алекс так сильно привязалась к ней, что переживала за нее, как за родную сестру.

— Нет, у меня просто… Очень сильно болит голова. Простите.

Ее переживания были столь личными, что об этом было просто невозможно говорить. Когда-то Клэр думала, что выговорившись, она обретет покой, но теперь… Теперь ей казалось, что если она произнесет хоть слово, то непременно развалится на части.

Клэр сидела неподвижно, охваченная ужасом. Ужасом от того, что ошиблась. Так глубоко и бесповоротно, что это невозможно было исправить.