Марина Агекян - Несгибаемый

Теперь это ужасно сердило его. Сердило то, что она не поверила ему. Не верила в то, что он на самом деле отвезет ее в Шотландию. Какой-то частью сознания Эрик понимал, что ее сомнения обоснованы, но никак не мог перестать сердиться на нее.

— Я вполне серьезен, мадам.

Она нахмурилась и, к полному его облегчению, остановилась возле дивана на приличном расстоянии от него.

— И вы действительно отвезете меня в Шотландию?

Он что, должен еще раз дать ей клятву? Эрик вдруг понял, что не вынесет, если она вздумает поблагодарить его за это.

— Отвезу.

Голос его прозвучал холодно, отчужденно и бесстрастно, хотя один Бог ведал, чего ему стоило в сотый раз повторить то, что разрывало его на части.

Она продолжала смотреть на него полными боли и изумления глазами. И снова шагнула к нему.

— Почему?.. Почему вы…

Эрик сделал шаг назад, почти в гневе прорычав:

— Стойте, где стоите!

Она замерла.

— Что?

Эрик дышал так тяжело, что почти задыхался.

— Стойте там, где стоите! А еще лучше, идите наверх и пакуйте свои вещи. Нам предстоит долгая дорога, потому что мы поедем другим путем. — Он замолчал и отвернулся от нее, не в силах больше говорить об этом. На следующий же день после своей свадьбы. Свадьба, которую он превратил в катастрофу. Эрик больше не мог находиться здесь. Впервые в жизни он захотел оставить Клэр. На самом деле хотел уйти от нее. Поэтому широкими шагами направился к двери и едва слышно бросил через плечо: — Спокойной ночи!

Он вышел и даже не позаботился о том, чтобы закрыть дверь. За него это сделают слуги. За него уже все сделают… А ему… ему не оставалось ничего другого, как снова исчезнуть, причем так, чтобы больше никого не видеть.

Даже Клэр.

Особенно Клэр!

С давних пор он боролся за то, во что верил, что считал правильным. В детстве отец часто говорил ему, что в этом и таится великая сила человека. Идти до конца по пути к тому, во что веришь, потому что вера способна толкнуть человека на такие поступки, которые он бы никогда не совершил без нее.

У него была вера в дело, за которое он боролся, пока в нем не сломили эту веру.

Он считал, что в жизни больше ничего не осталось, но пустоту заменила мелодия. А потом и нечто такое, что было сильнее веры.

Но теперь он сам собирался уничтожить эту великую силу. И одному Богу известно, что тогда будет с ним, если он лишится и этого.

Когда он лишится этого…

Моросил легкий, но неприятный дождь, когда Клэр, закутавшись в тёплую накидку, села в черную карету с гербом льва на лакированной дверце, и они тронулись в путь.

Ровно в семь утра.

В это было трудно поверить, но Эрик не солгал. И не шутил. Он тщательно спланировал весь путь, выбрав точное время и маршрут.

У нее не укладывалось в голове, но Эрик действительно вознамерился доставить ее к Клиффорду!

Тяжело вздохнув, Клэр откинула назад капюшон и рассеянно огляделась.

Разве она могла представить себе, что ее жизнь переменится настолько? За неделю ей пришлось выйти замуж, а через день столкнуться лицом к лицу с возможностью развода. Это действительно было похоже на шутку, злую шутку, которая продолжала разорять ее жизнь. От ее жизни почти ничего не осталось, а теперь… Она даже понятия не имела о том, что ей делать теперь.

И все же, факт оставался фактом: ее муж собирался придерживаться первоначального плана и довести дело до конца.

Если Клиффорд примет ее.

В том, что Клиффорд примет ее, Клэр не сомневалась, но он сейчас беспокоил ее меньше всего. В какой-то степени она все еще сердилась на него, ей было больно оттого, что он оставил ее и даже не подумал написать, чтобы хотя бы поинтересоваться, как она поживает. Чтобы написать, как он сам. Она допускала, что он, возможно, очень занят, раз отец так поспешно вызвал его к себе, и все же…

Все же, сидя в карете, которая действительно держала курс на Эдинбург, Клэр признала, что даже не представляет, как встретится с Клиффордом. Потому что не могла избавиться от мыслей о собственном супруге. Безрассудный, сумасшедший человек, который «готов был найти тысячу способов, чтобы сделать ее счастливой!»

О каком счастье могла идти речь?

Как он представлял себе хоть намек на счастье, когда разрушил всю ее жизнь, камня на камень не оставил?

Клэр казалось, что она, будто ослепшая, почти так же как и их карета бредет по хлипкой, глухой, извилистой дороге в поисках хоть бы крохотных частичек своей прежней жизни с тем, чтобы собрать их и склеить, но ничего не могла найти. Ее словно обворовали, оторвали от привычной жизни, отняли все ее права и возможности, и не позволяли ей принимать решения, которые вернули бы ей хоть иллюзию того, что она владеет своей жизнью.

Ей больше ничего не принадлежало. И она никому не принадлежала. У нее не было больше дома, не было больше тех, к кому она могла обратиться за помощью. Не осталось друзей, не осталось подруг. У нее не осталось даже музыки, которая питала и поддерживала в ней веру в хорошее. Впереди была глухая неизвестность, а позади остались одни руины.

Всё, что сейчас у нее было — это два сундука вещей и дорога. Настоящая, долгая, чужая дорога, которая могла бы привести ее к спасению, но Клэр не хотела этой дороги. Она не просила об этом. Клэр готова была умолять оставить ее в покое, чтобы она смогла собраться с силами и понять, как ей теперь жить. Как ей справиться с выпавшей на ее долю ролью жены Эрика.

Эрик…

Понимал ли он, в какие руины превратились их жизни? Зачем на эти руины он подумал взгромоздить еще и тяжесть развода?

Он не потревожил ее и во вторую ночь, держась от нее так далеко, как только это было возможно. И это могло означать только одно: единственный повод заполучить развод — не консумировать брак.

Но зачем? Почему ему в голову пришла эта сумасшедшая мысль?

События последних дней выбили ее из колеи так сильно, что Клэр уже ничего не понимала. Ей казалась, будто она сходит с ума. Сходит с ума оттого, что ищет ответ там, где его просто невозможно найти. Со всех сторон она была окружена глухой стеной непонимания, брошенная на произвол судьбы, и полностью зависела от человека, который вёз ее в Шотландию.

Голова раскалывалась на части так, что Клэр застонала и привалилась к спинке мягкого сиденья, закрыв глаза.

Боже, зачем вообще ему нужно было жениться на ней, если сейчас он вез ее в Шотландию? Неужели человек мог осознанно причинить себе такую боль?

Ведь ему не могло быть настолько безразлично всё это, как он пытался показать вчера утром, когда объявил о своем решении. Человек, который коснулся ее ночью с какой-то пугающей нежностью и пообещал не побеспокоить ее, а потом подумал о том, чтобы отправить к ней ее бывшую горничную, не мог с таким равнодушием решиться отдать ее другому. Он был очень замкнутым и невероятно сдержанным, но на одно короткое мгновение она все же увидела то, что, вероятно, не должна была увидеть.

То, что он не сумел скрыть от нее, когда вчера вечером, по возвращению домой, обернулся и посмотрел на нее.

Его глаза… Она не могла забыть выражение его глаз. Эрик был бледен, сильная эмоция, какую она прежде никогда не видела, исказила его лицо, а глаза потемнели и пылали от такой невысказанной боли, что было трудно смотреть в них. Глаза, в которых отразились страдания куда более сильные, чем она могла себе представить. Страдания, которые заставили его сгорбиться так, будто от тяжести он мог упасть. Неосознанно она стала частью этих страданий, только он сам вынудил ее поступить так, как она не хотела бы поступать.

Клэр вдруг вспомнила, что видела почти такую же боль в его глазах, когда спросила о его носе. Когда он признался, что упал.

Страдания, которые были с ним еще тогда, когда, не обремененные ничем, они могли свободно общаться и даже поделиться друг с другом самым сокровенным. Тогда она не обратила на это внимания, потому что боялась испортить мгновение, которое они разделили друг с другом во время прогулки.

Даже сегодня, вспоминая о том дне, Клэр поражалась тому, как естественно было общаться с ним, как приятно было находиться рядом с ним. Было удивительным и то, что она решилась поведать ему почти все свои тайны, но даже сейчас, думая об этом, она понимала, что не могла не поддаться его обаянию. Было в нем нечто такое, что расположило ее к нему почти без остатка. Отчего у нее кружилась голова, когда она видела его улыбку, от чего мурашки бегали по спине, когда она слышала его глубокий голос.

Человек, который стремился жениться на ней, но который вчера запретил ей приближаться к себе.

Клэр не спала всю ночь, беспокойно меря шагами свою комнату и глядя на два уложенных сундука, которые собиралась взять в дорогу. Удивительно, но теперь вся ее жизнь уместилась всего в двух сундуках. Она взяла самое необходимое, как и велел Эрик. Клэр не хотела усложнять поездку еще и количеством своего багажа. По правде говоря, это мало заботило ее. Она лишь… Она лишь гадала, что будет дальше. И не прикажет ли Эрик повернуть обратно?

Но они всё ехали. Дождь в какой-то момент усилился, заслонив дорогу густой стеной. Клэр чувствовала себя разбитой и невероятно уставшей. Ей казалось, что она никогда больше не сможет отдохнуть, никогда не сможет прийти в себя. Никогда не вернет покой, который отняли у нее.

Эрик всё это время скакал на своем гнедом, то проскакивая мимо кареты, то совсем исчезая из поля зрения. Вода пробегала по краям его черной шляпы и стекала вниз на серый дорожный плащ, который зловеще развевался за его спиной. Вот и сейчас, открыв глаза, Клэр тут же увидела его через закрытое окно кареты, и не могла понять, что двигало им. Что управляло ее супругом? Почему он это делал? Почему предпочел оставить ее в брачную ночь, а сейчас с такой решимостью и почти хладнокровием вез ее в Шотландию?