– Собачий, значит?!! Это я, значит, сучка тебе, да?! Ты меня, значит, как Муму хотел, да?!! Убийца!! Герасим!! Бандеровец!! Геринг!! – обрела почву под ногами Аллочка. – Да я тебя, как комара!..

За эдакое надругательство она готова была стереть обидчика в пыль. Или в речной песок.

Рассерженная дамочка была подобна девятому валу. Она работала кулаками, как боксер-профессионал, и после парочки оплеух несчастный, охнув, плавно опустился в воду.

– Граждане! Граждане! В чем дело?! – кричали спасатели откуда-то с середины реки. – Господа отдыхающие, просьба не нарушать!! Не нарушать! Сказано вам!!

Возле сестер и поверженного мужчины уже стали собираться люди.

– Нет, вы посмотрите! Интеллегентный человек – и в таком непотребном виде! И ведь как только можно пить-то так, а?! Товарищ! Вы где пиво брали? Здесь? На берегу? По сколько?! Ну чего вы глазки закатили? Я спрашиваю – по сколько?!

– Да это он воды нахлебался! Надо его на берег!

– Граждане, я сам… со мной ничего…

– Нет уж, выходите, вот тут полежите… Женщина! Женщина! Ну куда вы прете?!

– Расступитесь!! Я говорю – быстро все разошлись!! – буйволом ревела Аллочка и раскидывала зевак. – Пропустите к больному!! Ему нужно искусственное дыхание, дайте-ка…

– Да не нужно мне искусственное! У меня еще естественное не кончилось! – испуганно отбрыкивался потерпевший. – Граждане! Ну хоть кто-нибудь уберите эту маньячку!

Гутя металась между отдыхающими, пыталась прорваться к потерпевшему и буквально сгорала от стыда за сестру – Аллочка вела себя, как пьяный матрос, а вовсе не как воспитанная дама.

– Аллочка!! Алла!! Алисия! Да уйди же ты от несчастного! – тянула сестру от незнакомца Гутя. – Оставь, говорю, человека в покое!!

– Это не человек! Это мужик! Ему нужно искусственное! – пояснила Алла и рухнула всей тушей на грудь бедолаги.

Тот шустро извернулся, скинул даму, уткнулся лицом в колючие камни и решил держаться насмерть.

– Мне так неудобно… вас к жизни возвращать… – пыхтела Аллочка, пытаясь перевернуть жертву.

Мужчина же только глубже зарывался в камешки и дрыгал пятками. Аллочкин порыв милосердия просто невозможно было купировать.

– Да отпустите его!! – возмущенно кричали женщины в возрасте. – Прям вот, как будто она одна такая желающая, да? А мы как будто и не умеем дыхание восстанавливать, да?

– От это хватка!! – гоготала молодежь.

– Мужик, ты долго не продержишься, – сочувственно вздыхали мужчины.

– Аллочка, – шепнула на ухо сестре Гутя. – У тебя купальник разъехался.

Алла мгновенно села истуканом, облилась свекольным румянцем и тяжело вздохнула:

– Молодой человек, после всего, что между нами было, вы теперь не можете на мне не жениться.

– Ни! За! Что! – выскочил из камней мужчина. Отряхнулся и более спокойно добавил: – Но наше знакомство надо отметить.

Потом и вовсе нежно посмотрел на Гутю и проговорил:

– Вы ведь придете сегодня в ресторан «Улитка»?

– Пожалуй, я смогу уделить вам часик, но только, чур, расплачиваетесь вы! – тут же встряла Аллочка.

– Да… мы придем… – проблеяла Гутя и, точно девчонка, понеслась к своему полотенцу, высоко взбрыкивая ногами.


И вот уже два месяца Гутиэра чувствовала себя семнадцатилетней – бегала на свидания, вздыхала по ночам и даже парочку раз гадала себе на жениха – выкидывала старые Фомины кроссовки за окно.

Пляжный же кавалер был заботлив и внимателен. «Гутя, сегодня похолодало, оденься теплее», – звонил он, и Гутиэра послушно натягивала рейтузы в тридцатиградусную жару. «Гутя, не выходи на улицу, сегодня магнитные бури», – и она терпеливо сидела возле пустой хлебницы. «Гутя, обязательно прочитай статью в последней газете! Там много интересного», – и Гутиэра прилежно клевала носом над жалобами футбольного тренера.

Романтичные отношения развивались бы еще чудесней, если б не сестра. Аллочка просто не давала дышать! Отчего-то придумала себе, что прекрасный мужчина – Севастьян Рожкин – именно ей предназначен небесами, и мешала Гутиэре с каждым днем все сильнее – то сообщит кавалеру по телефону, что Гутя убежала к новому хахалю, то соврет, что у сестры объявился муж. А в последний раз и вовсе – сочинила, что Гутя где-то заразилась проказой и теперь они всей семьей собирают ее в лепрозорий, в связи с чем просила одолжить несколько тысяч на дорогу!

Это уже была последняя капля. Вот почему Гутиэра решила напоить себя ядом.

– Она просто… просто вырывает у меня мужчину! С корнем! – жаловалась теперь Гутя дочери.

– Мамочка, ну ты же профессиональная сваха! – успокаивала сейчас матушку Варька. – Ну чего тебе – жалко? Отдай ты этого жениха Аллочке. Может, она к нему переберется, а у нас площадь освободится.

Гутя действительно зарабатывала на хлеб насущный сватовством, и у нее это замечательно получалось. Правда, костью в горле торчала Аллочка – ее никак не удавалось пристроить. Однако и такими принцами, как Севастьян Рожкин, Гутя тоже не собиралась раскидываться. Тем более что и в ее семейном положении зияла брешь – Гутя до сих пор была незамужней, разведенной женщиной.

И при такой ситуации коварная дочь еще смеет вспоминать о какой-то жилплощади!

– Площадь?! К нему переберется?! – щурилась от гнева Гутя. – А чувства?! А любовь?! Она куда переберется? Фома! Я же просила яд! Ну и что, что я сваха! Я ей другого сосватаю! Нет, я, главное, всем мужей нахожу, от себя отрываю, а…

– Гутиэра Власовна! Вас, – протянул Фома теще телефонную трубку.

Гутя оборвала на полуслове свою речь и тут же преобразилась – на губах расцвела приветливая улыбка, глаза призывно заблестели, а локоны встряхнулись и улеглись в озорную прическу. Ее работа свахи была напрямую связана с телефоном, и подходить к аппарату в плохом настроении не позволяла профессиональная этика. Клиенты не должны страдать.

В этот вечер звонили трое. Сначала Ирина Андреевна – весьма капризная особа. Не успела появиться в каталоге, а Гутя ей уже сосватала довольно приятного старичка. Но Ирина никак не хочет осознать своего счастья, каждый раз звонит и просит забрать его обратно. Потом звонил очень интересный мужчина – Терентий Олегович, как он представился – коллекционер антиквариата. Ему тоже позарез хотелось создать семью, однако все дамы от него сбегали и объясняли бегство просто: от мужчины невозможно несло помойкой. Порадовала последняя клиентка – Светлана. У женщины благополучно складывались отношения с ее избранником, назревало бракосочетание, и за это в скором будущем Гуте светило немалое вознаграждение.

– Гутиэра Власовна! – щебетала в трубку Светлана. – Я что придумала! А давайте соберемся завтра у меня на даче! А чего? Вы мне такого замечательного Ромочку отыскали! У нас скоро свадьба! Вот и отметим помолвку! Вы знаете, как я придумала – мы соберем всех наших! Ну тех, кто у вас там по каталогу! Пусть и они за меня порадуются, а заодно и воспрянут духом! Вы приедете?

– Я… понимаете…

– Да-да! Все понимаю! Вы не одна! Это еще и лучше! Приезжайте со своим мужем! – не давала вставить слова Светлана.

– Да у меня, собственно…

– Понимаю, понимаю! Приезжайте не со своим! Ну надо же нам его увидеть! Короче! Записывайте адрес!

Через минуту на столике перед Гутей лежал листочек с адресом.

– Ты чего записала? – появилась невесть откуда вредная сестрица Аллочка.

Гутиэра даже не заметила, когда она вернулась.

Гутя повернулась к сестре спиной – не ссориться же с Аллочкой при детях! Но та не унималась, она грызла огромный семенной огурец и строго хмурила реденькие брови:

– Что это ты листок перевернула? Никак свидание опять у тебя? Да еще и с моим Севастьяном небось?

– Д-да… у меня завтра свидание… с моим Севастьяном, – демонстративно тряхнула кудрями Гутиэра и плотно захлопнула двери спальни.


На следующий день Гутиэра Власовна спозаранку унеслась по делам, а Аллочка, выспавшись вволю, протиснулась к сестре в комнату.

– С ее Севастьяном!.. И где же этот листочек? Куда она его… Ах, вот он!.. Так, в восемь вечера, на Сизом мосту, взять корзинку… Ага. А зачем корзинка? У них что – грибной сезон? – морщила лоб сестричка. – Ну и ладно, и корзинка. Мне она самой пригодится! А записку… записку я съем! Значит, в восемь, на Сизом мосту и с корзиной…


Ровно в семь Алла, накрасив глаза черным карандашом, густо намалевав щеки и навертев прическу «Артемон», уже качалась на высоких Варькиных каблуках с бельевой корзиной в руках в назначенном месте. Ни Севастьяна, ни Гути не наблюдалось. Редкие прохожие косились на одинокую даму, которая от скуки маршевым шагом мерила небольшой Сизый мостик.

– Готовятся, поди, – мстительно ухмылялась Аллочка. – Гутька как пить дать пудрится. Пусть пудрится, я ей еще вчера туда известки подсыпала.

Наверное, Аллочке все же стало стыдно своего низкого поступка, потому что она принялась яростно доказывать самой себе:

– Да?! А чего она моего Севастьяна прикарманила?! И вообще! Чего это ей одни подарки от судьбы, а мне только кукиши? Сегодня я все расскажу этому Севочке! Все! И никакая она ни Гутиэра!

Аллочка прикусила язык. Действительно, родная сестра Гутя с рождения прозывалась Августой. Это уж потом она, когда паспорт меняла, догадалась и имечко себе новое придумать – Гутиэра. А все папенька! Никак не хотел, чтобы дочки рождались, а матушка из больницы только девчонок и приносила. Отец дочерям даже имена не трудился выбирать – в каком месяце родились, так, стало быть, и прозываться будут. Но Гуте еще повезло – она в августе умудрилась родиться, а вот Аллочка и вовсе в феврале, так что изначально она – Февралина.

Нет, про имена она ничего говорить не станет. А вот про остальное!.. Гутька вообще совести никогда не имела! Пока ее четыре сестры скромно строили глазки местным трактористам, она умотала в город и выскочила замуж за городского Ваську. Даже Варьку вон родила. Конечно, сестры одна за другой потянулись в гости. И как-то так получилось, что потихоньку Васька перешел к старшей сестре. Следующий Гутин муж – к средней, еще один супруг осчастливил следующую сестрицу, и только когда в город приехала Аллочка – Февралина, Гутя категорически завязала с замужеством. А ведь Аллочка визжала и ножками дрыгала, кричала: «Как им – так своих мужей приготовила, как мне – так сразу одиночкой жить собралась! Пока от тебя мужа не получу, не уеду!» И что?! Противная Гутя до сих пор замуж не вышла! Так что по всем законам теперешний ейный жених Севастьян по совести к Аллочке перейти должен.