Фаррольд подозрительно покосился на нее. Немногие из высокородных девиц, и тем более красавиц, взяли бы на себя труд быть добрыми с бастардом. Но ее ласковая улыбка была искренней и сразу завоевала его доверие — раз и навсегда. Фаррольд и сам не мог понять, как это случилось, что он, застенчиво улыбаясь, стал рассказывать ей о небольшом поместье, в котором прошло его детство.

Казалось, Амисия терпеливо слушает; но на самом деле ее блуждающие мысли устремлялись к высокому темноволосому незнакомцу, одаренному такой великолепной осанкой и орлиным взором, каких вовек не видать этому несчастному мальчишке. Она не могла выбросить из головы представший ее взгляду идеальный образ — пусть даже это длилось какое-то мгновение, да и видела она его сквозь струи водопада.

Улыбка Фаррольда угасла, и лицо омрачилось, когда он рассказывал, как его отослали к крестному отцу, обитавшему в одном из мелких поместий короля Иоанна. Бесстрастные слова не могли утаить, как мало юноша видел радости в жизни, хотя он и сообщил с гордостью, что был посвящен в рыцари и честно служил в гарнизоне крестного отца, пока его не вызвали в замок Дунгельд.

Гилфрей не показывал виду, что прислушивается к тихому повествованию Фаррольда, но внутренне просто кипел. У него чесались руки поучить этого молокососа элементарной благодарности. Ведь можно было в свое время оставить нежелательного отпрыска в семье какого-нибудь холопа. Гилфрей почти жалел, что не поступил именно так. Его удержал тогда только втайне вынашиваемый им план заполучить в жены бесплодную вдову и страх, что у него не будет законного сына. На Фаррольда, право слово, можно было бы махнуть рукой, но то был для Гилфрея единственный шанс воплотить свой замысел отмщения, который он лелеял долгие, долгие годы.

— Думаю, завтра ты выберешь время показать моему сыну мое поместье?

Гилфрей с особым нажимом дважды произнес слово «мое», чтобы досадить Амисии, и преуспел в этом, но благодаря многолетней практике она сумела скрыть раздражение, сказав только:

— Непременно.

А ведь и в самом деле надо непременно использовать такой шанс, с восторгом подумала Амисия. Ведь теперь Орва не сможет придумать для нее предлог ускользнуть из замка, а поручение Гилфрея давало ей возможность сделать именно то, что было бы ей запрещено строго-настрого. Эта мысль доставила Амисии несказанное наслаждение, и она добавила:

— Мы с Келдой будем счастливы прокатиться верхом в его обществе.

Золотые искорки веселья в глазах Амисии и ее широкая улыбка наполнили душу Гилфрея смутным неудовольствием, причину которого он сам затруднился бы определить, и это раздражало его еще больше.


ГЛАВА 3


Все, что задумала Амисия, шло как по-писаному. Когда она опустилась на траву над водопадом и начала спуск, то подставила спину ласковым лучам солнца, ощущая кожей лица прохладную водяную пыль, которая, впрочем, не могла охладить ее нетерпения. Лето выдалось на редкость теплым; на рассветном небе не было ни облачка, и это показалось ей доброй приметой. Везение сказалось и в том, что Келда, вопреки ожиданиям, согласилась занять Фаррольда беседой. Да и сам юный рыцарь бровью не повел, когда Амисия ускользнула, оставив его в обществе второй девушки, не сводящей с него восхищенного взгляда. Амисия не стала отговаривать Келду, когда та вознамерилась с утра нарядиться в тонкое льняное платье цвета луговых колокольчиков вместо грубой холщовой юбки, в каких подруги обычно ходили в лес. Что же до самой Амисии — она выбрала домотканое платье, выкрашенное в темно-зеленый цвет, точь-в-точь как лесные заросли, поскольку рассудила, что негоже представать перед разбойником в обличье высокородной барышни.

Она нисколько не сомневалась, что разбойники еще вернутся. Нельзя было придумать лучшего места для отдыха, чем эта скрытая от посторонних глаз лесная прогалина. Амисия воображала, как издалека завидит приближающихся всадников, выйдет из пещеры и пригласит их разделить с ней благодатную прохладу этого пристанища. Они, конечно же, с признательностью воспользуются ее приглашением — так и будет положено начало их дружбе. Амисия настолько увлеклась этими радужными картинами, что невзначай оступилась.

— Ой!

Из-под ее башмака предательски выскользнул камень. Она инстинктивно прижалась к скале, чувствуя, что нога не может нащупать опору. Вниз посыпались мелкие камешки. У нее так заколотилось сердце, что его стук заглушил даже шум падающей воды. К счастью, Амисия не поддалась испугу и сумела выбраться на узкий уступ, ведущий ко входу в пещеру.

Только теперь ей в нос ударил резкий запах мокрой земли и дикой зелени, исходивший от ее перепачканных рук. Безбоязненно отстранившись от каменной кручи, Амисия заметила, что с головы до пят вымазана в грязи. Оставалось только надеяться, что в пещере можно будет отряхнуть и почистить платье.

Лучи солнечного света пробивались сквозь нависающие кроны деревьев внизу, вокруг заводи, и вверху, на каменистой макушке горы. Водопад, к которому медленно подбиралась Амисия, играл ослепительными бликами.

Ступив из яркого света в густой полумрак пещеры, Амисия не стала дожидаться, пока глаза привыкнут к темноте, уверенно шагнула вперед — и вдруг наткнулась на что-то живое. Она в ужасе отпрянула назад. Если бы не железная хватка чьих-то сильных рук, удержавших ее за плечи, она бы неминуемо рухнула на камни вместе с низвергающимся потоком.

— Силы небесные, дитя мое! Так недолго и убиться! — зарокотал мягкий, низкий голос у самого уха Амисии.

Ее охватило странное волнение. Ей хотелось только одного: припасть к груди своего спасителя и переждать, пока в висках не прекратится оглушительное биение пульса. За столь короткий промежуток времени она дважды оказалась на волосок от гибели — этого не выдержал даже ее мятежный дух.

Очутившись в объятиях девушки, которая вцепилась в него, как репей, Гален лишился дара речи. Он-то решил выглянуть из пещеры в ожидании молодого Уолтера, и тут на него налетело что-то мягкое, нежно-золотистое и соблазнительно округлое. В первый момент он растерялся, что случалось с ним крайне редко, тем более если дело касалось слабой половины человечества.

— Гален! — с притворной укоризной окликнул Карл.

Невольный виновник этой сцены развел руки в стороны ладонями кверху, словно в собственное оправдание.

Амисия безошибочно угадала насмешку в голосе второго незнакомца и застыла, бессильно опустив руки и понурив голову, чтобы спрятать вспыхнувшее от стыда лицо. Когда ее спаситель отступил на шаг назад, она не подняла глаз от его мягких кожаных сапог, плотно охвативших мускулистые икры, будто боялась опозориться еще больше.

Заметив ее неподдельное смущение, Гален и сам устыдился.

— Не робей, мы это не со зла, — пробормотал он, поднимая ее лицо за подбородок кончиками пальцев.

Амисия заглянула в светлые зеленоватые глаза. Даже в полумраке пещеры они пронзали ее насквозь, подобно осколкам зеленого нефрита, на которые некогда раскололась фигурка единорога; в них читалась опасная, захватывающая дух властность, которая приказывала либо защищаться, либо сдаться на милость победителя.

— Понимаю. Просто я не привыкла…

Амисия осеклась. Она, как всегда, заговорила, не подумав, и только потом сообразила, что любая деревенская девушка запросто отбрила бы случайных встречных. Теперь ей ничего не оставалось, кроме как ухватиться за первые услышанные ею здесь слова:

— И никакое я вам не дитя. Мне уже семнадцать лет.

Его глаза насмешливо вспыхнули, и Амисия опять потупилась. Гален усмехнулся: судя по этой фразе, перед ним стояло настоящее дитя.

— Семнадцать лет — это, конечно, солидный возраст. Примите мои извинения. В свое оправдание могу только сказать, что в раннем детстве для меня не было большей радости, чем вывозиться в грязи.

Крепкие пальцы снова скользнули по ее лицу, на этот раз следуя черным потекам, испещрившим аккуратный прямой носик и розовую, как бутон, щеку. У Галена в груди всколыхнулось горячее желание еще и еще раз провести пальцами по этим дорожкам, сжать нежное личико в ладонях и вкусить сладостный нектар изящно очерченных губ. Но он приказал себе остановиться и отдернул руку, будто в нее впилось пчелиное жало, защитившее драгоценный взяток.

Из-под опущенных ресниц Амисия украдкой наблюдала за человеком, чей образ не шел у нее из головы целые сутки. Перехватив этот взгляд, незнакомец едва заметно улыбнулся, отступил назад и почтительно описал рукой широкую дугу. Амисию рассмешил этот куртуазный жест. Она чуть подобрала юбки, чтобы присесть в реверансе, а затем, следуя приглашению, ступила к кострищу, где теплились догорающие угли.

— Значит, это тебе принадлежит сложенное одеяло, которое мы нашли в углу? Не иначе как ты таким образом застолбила этот приют как свое владение.

Оглянувшись через плечо, Амисия кивнула. Гален — так назвал его спутник. Гален. Прекрасное имя, самое подходящее для благородного разбойника. И вообще, эти волосы, черные как ночь, загадочные зеленые глаза, открытое и мужественное лицо, бронзовое от загара, статная, крепкая фигура — все это было близко к совершенству.

Гален, в свою очередь, увидел в лучистых, полуприкрытых ресницами глазах девушки манящее обещание, которое ее непорочная душа ни за что не смогла бы понять, а тем более исполнить. Здесь явно таилось искушение — во всяком случае, для его благородства и душевного спокойствия.

Даже если бы Гален накануне не стал свидетелем того, как эта девушка, подобрав юбки, ничтоже сумняшееся ринулась в воду прилива, он бы все равно без труда опознал ее. Пусть ее имя было ему пока неизвестно, но происхождение их гостьи не оставляло сомнений. При всем своем изяществе и неоспоримой женственности, она была копией горячо любимого им крестного отца. Ее появление за пеленой падающей воды было слишком неожиданным, чтобы он мог сразу сделать такое наблюдение. Однако когда она решительно пробиралась к острову, на котором стоял замок Дунгельд, последние сомнения развеялись. Чего он никак не ожидал — так это ее возвращения. Женщине из благородного семейства, а тем более добродетельной девушке, пристало бежать от незнакомых мужчин как от чумы, а не искать встречи с ними, да еще в одиночку.