— Ах ты птичка моя, какая же ты сочная! — негромко рокотал насмешливый голос Галена. — Еще разок-другой тебя поверну — и начнется пир горой. — На вертеле меж двух рогатин жарился над костерком жирный фазан.

Оставив своих спутников в надежном укрытии, Гален рискнул выйти на разведку, чтобы выследить тех, кто выслеживал его самого. Но когда барон со своим отрядом расположился на обед, Гален почувствовал неудержимый голод и вспомнил о праве охоты на мелкую дичь, которое даровал его отцу — а следовательно, и его потомкам — покойный барон Конэл. Это означало, что Гален имеет законное право ставить силки в угодьях Райборна. Однако если бы его схватили за руку, он не смог бы оправдаться, не рассказав правды о себе и о том, что привело его в эти края, — а он и сам толком этого не знал. И все же он время от времени баловал себя и своих товарищей чем-нибудь более аппетитным, нежели солонина и черные сухари, прихваченные из дому. От восхитительного запаха дичи у Галена засосало под ложечкой. Он приподнял вертел за один конец, проверяя, равномерно ли прожарился фазан. Прошло уже достаточно времени; дольше оставаться здесь было опасно — он слишком давно потерял из виду барона и его приспешников.

Заслышав какой-то шорох в кустах, Гален замер. Повинуясь инстинкту бывалого воина, он бросил вертел с фазаном на траву, мгновенно выхватил из ножен тяжелый меч, обеими руками сжав рукоять, и резко повернулся, занося разящее оружие над головой. Нарушительница спокойствия стояла прямо перед ним, благоговейно глядя на смертоносный меч, готовый обрушиться на ее голову.

— Никогда не смей исподтишка подбираться к мужчине! Никогда не смей подкрадываться сзади! — Гален опустил руки и вернул меч в ножны. — Воины сначала наносят удар, а уж потом смотрят, что за болвана принесла нелегкая.

У Амисии отчаянно застучало сердце, но она вскинула голову и смело встретила взгляд горящих зеленых глаз.

— Я не нарочно: поднялась на горку и чуть было на тебя не налетела. — Почти те же самые слова она говорила Келде и Фаррольду, которых застукала на винтовой лестнице; только в тот раз это была ложь, которую приняли на веру, а теперь — чистая правда, но почему-то совсем неубедительная.

Гален умерил свой гнев при виде такой упрямой храбрости, не свойственной женщинам. В карих глазах девушки мелькнул испуг, но она не дрогнула перед его яростными нападками. Необходимо было как-то ее образумить, но невольная одобрительная улыбка свела на нет все его намерения.

Как всегда, его улыбка обезоружила Амисию и спутала все ее мысли. Она так и не смогла произнести ни одной осмысленной фразы. Рядом с этим невероятно привлекательным человеком она и впрямь становилась похожей на робкую, бессловесную служанку, прибежавшую на первое свидание с конюхом. Вот и сейчас она предстала перед Галеном какой-то слабоумной деревенщиной.

Чтобы вырваться из-под власти его взгляда, Амисия потупилась, и тут ей на глаза попался злополучный фазан. Она подняла вертел, сняла несколько налипших травинок, а потом ткнула пальцем в хрустящую золотистую корочку.

— Ему еще добрый час жариться, а то и больше, — провозгласила она, хотя не имела ни малейшего представления, как проверяют готовность дичи.

Амисия водрузила вертел на рогатины и, боясь пристального взгляда зеленых глаз, сложила руки на груди и сделала вид, что следит за костром.

Гален подошел сзади и смотрел на шелковистую копну каштановых волос, свободно струящихся по хрупкой спине. Он боролся с отчаянным желанием запустить пальцы в эти роскошные пряди и привлечь к себе податливое тело девушки. Наконец он с видимым огорчением произнес:

— Я и так уже здесь замешкался. Надо отправляться на поиски врага. — Предвосхитив ее вопрос, он объяснил. — Чтобы меня самого не застали врасплох.

Амисия повернула к нему голову. Пряди волос, позолоченные солнцем, упали на одно плечо. Стараясь не выдать своего разочарования, она проглотила стоявший в горле ком и сказала то, что показалось ей уместным:

— Значит, придется тебе подкрепиться чем-нибудь другим.

Ей было до слез обидно, что она преодолела столько преград, чтобы его увидеть, а он не может побыть с ней ни минуты.

Амисия не жаловалась, не настаивала на новой встрече, как тогда, при расставании на берегу, но Гален прочел в ее карих глазах безнадежную мольбу. Жизнь научила его владеть своими чувствами, но рядом с этой крошкой он опять почувствовал себя безоружным.

— Вот уже почти неделю они без толку рыщут по лесу. Бог даст, еще часок обойдутся без моего присмотра. — Гален жестом предложил Амисии присесть в тени раскидистого дуба. Под тихий шорох листвы они, тщательно выбирая слова, беседовали о совершенно незначащих вещах: об излюбленных кушаньях или об оттенках цвета, о великих событиях, о короле и его борьбе сперва против баронов, потом против иноземных завоевателей. Только один раз они чуть не выдали себя, когда Гален неосторожно упомянул, что присутствовал на поле Раннимеда при подписании королем Иоанном Великой хартии вольностей.

— Ты там был? — Амисия так изумилась, что даже привстала. Каким ветром занесло разбойника туда, где силы короля противостояли силам баронов?

Гален, растянувшийся на лесной подушке из мягких трав, не шелохнулся. Он молча обругал себя за бахвальство, но быстро нашелся:

— Бароны были благодарны за поддержку любому человеку, способному держать оружие. — Это было чистой правдой, хотя и не имело к нему непосредственного отношения. — Я помогал одному знатному господину, и он остался весьма доволен. — И здесь Гален не погрешил против истины: его отец гордился, что единственный наследник стал ему верным соратником.

— Понятно, — кивнула Амисия, которую вполне убедило такое разъяснение. — Скажи, ты до сих пор стоишь за баронов? — Чтобы ненароком не выдать своего мнения, она перебирала пальцами травинки.

Гален почувствовал, что их незатейливая беседа принимает опасный оборот. Этот вопрос имел серьезную политическую подоплеку. Ответ был уклончивым:

— Я стою за права, предусмотренные хартией и скрепленные королевской подписью. Но когда на наши берега зовут иноземного правителя — это мне не по душе.

— Значит, ты собираешься сражаться на стороне короля? — спросила Амисия.

Гилфрей принадлежал к ярым сторонникам короля Иоанна, тогда как Амисия его терпеть не могла: он вечно норовил придвинуться поближе и давал волю рукам. Когда им выпадало «счастье» принимать монарха у себя в замке, Амисия неизменно сказывалась больной, ее мать уединялась для поста и молитвы, а Анна спешно увозила дочку навестить дальних родственников. Амисия смутно представляла себе, какие права предусмотрены хартией, но тайно ликовала, когда королю пришлось склонить голову перед волей баронов. Однако даже она подумывала, что те перегнули палку: редкие гости и проезжие путники приносили обрывочные вести о французском нашествии. Гилфрей предпочитал об этом помалкивать, но именно по этой причине большая часть гарнизона Дунгельда временно находилась на службе короля.

— Я готов биться против французов, которые налетели, как саранча, но мне было бы нелегко поднять оружие против соотечественников — англичан. Потому-то я сейчас нахожусь здесь, а не на ратном поле.

Гален произнес это без тени улыбки. Его лицо оставалось непроницаемо-холодным, как Северное море, — любой, кто был близок с его семьей, без труда распознал бы это выражение, унаследованное от отца, который носил прозвище Ледяной Воин.

Лесную тишину прорезал звук охотничьего рога. Гален вскочил и бросился в заросли. Амисия оказалась не столь проворной, но побежала следом, прямо по сломанным в спешке кустарникам.

Выбирая кратчайший путь к пещере, Гален проклинал себя за легкомыслие. Если соратники из-за него попали в беду, он никогда… Нет, он просто не имеет права допустить, чтобы с ними что-то случилось. Пробившись сквозь зеленую стену леса, Гален оказался у заводи и увидел спину Карла, который расхаживал у воды, взволнованно сжимая руки.

— Что-нибудь стряслось с Уолтером? — вырвалось у Галена.

Карл резко обернулся:

— Нет, он пошел в пещеру за оружием.

— Если с ним ничего не случилось, да и ты, как я вижу, цел и невредим, зачем было трубить в рог? — Гален еще не успел успокоиться; теперь к его возбуждению добавилась досада на друзей, которые без видимой нужды подняли шум на весь лес.

Обратившись к своему предводителю и едва скользнув взглядом по девушке, выглядывающей из-за его спины, Карл объяснил:

— Сюда прибегал деревенский мальчуган, весь в слезах. Свистнул три раза, а потом стал умолять о помощи. Мы растерялись: то ли выходить из укрытия прямо у него на глазах, то ли выжидать. Пока мы раздумывали, он убежал в сторону деревни.

— Извини, что усомнился в правильности твоего решения.

Гален сожалел о своей резкости. Карл всегда руководствовался здравым смыслом и, в отличие от самого Галена, ни разу не попадал впросак. Тут появился Уолтер, неся два меча — свой и Карла. Нужно было действовать без промедления.

— Будем продвигаться быстро, но осторожно, — распорядился Гален, презирая себя за пренебрежение долгом. — Мы не знаем, где сейчас враг — и в этом моя вина.

Гален повернулся, чтобы идти в лес, и только тут вспомнил, что за ним увязалась Амисия. Он махнул рукой, чтобы Карл с Уолтером шли вперед.

— Нам наверняка грозит опасность, — быстро сказал он Амисии. — Тебе необходимо вернуться домой — сию же минуту.

Этот короткий приказ выдал то, о чем между ними не говорилось вслух: «домой» — не означало «в деревню».

Амисия обмерла. Хотя Гален повинился, что упустил из виду врагов, она понимала, что это случилось из-за нее. Это она отвлекла его от серьезного дела. Разве могла она после этого спокойно уйти? Однако Амисия сознавала, что в минуту опасности Гален прежде всего бросится защищать ее, а это могло стоить ему жизни; поэтому она молча кивнула и отошла с дороги.