Готовится преступление настолько ужасное, что она едва могла думать о нем. И она не в силах ничего сделать. Никто не поверит ей, а потому герцог умрет!

Она представила, как он выпивает яд. Она представила, как он умирает, а у нее связаны руки. Она не может помешать этому. И, вскрикнув от ужаса, она поняла, что любит его.

Глава 8

Всю ночь напролет Вирджиния металась по кровати, вертелась с боку на бок или лежала, уставившись в темноту, ошеломленная обуявшими ее чувствами и мыслями. Она знала, что должна попытаться как-то спасти герцога, и не только потому, что любит его, но и потому, что никогда, даже в самых сумасбродных мечтах она не представляла, что убить так легко или что такие люди, как Маркус Рилл и леди Шелмадайн, могут замышлять убийство. Ей трудно было понять такое зверство. Она знала, что должна помешать злодеянию, чем бы для нее это не обернулось, но весь вопрос был — каким образом?

Она попыталась вообразить, как скажет герцогу, что кузен задумал убить его. И даже почти увидела выражение удивления и недоверия на его лице. Но, допустим, он поверит ей, все равно, что он сможет предпринять? Обвинить Маркуса и сказать, что его разговор с леди Шелмадайн был подслушан никому не известной американкой? Она представила, как они посмеются над такой абсурдной идеей. А если она сообщит обо всем кому-то другому, не связанному с семьей, — поверенному, домашнему врачу или даже тому, кто имеет отношение к полиции, он не сможет действовать, пока не будет слишком поздно. Тогда он скажет, что она была права, но какое в том утешение? С какой стороны она ни рассматривала проблему, выхода не было. Все, что она могла сделать, подождать, пока герцог не погибнет, а затем разоблачить Маркуса Рилла как злодея.

Вирджиния закрыла глаза и, вспомнив слова герцога, почувствовала дрожь во всем теле. Раньше она бы ни за что не поверила, что при звуке чьего-то голоса может охватить трепет, но теперь она знала, что, стоит ему только приблизиться к ней и заговорить своим низким, глубоким голосом, когда, кажется, за каждым словом скрывается, затаенная страсть, как у нее возникает чувство, будто каждый нерв в ее теле оживает и откликается на все его слова. Она знала, сидя рядом с ним на полянке, что стоит ему протянуть руку и коснуться ее, она не сможет противиться. Исчезла прочь ее гордость, ее сдержанность и ее ненависть. Произошло небывалое: он обратил ее горячую, неистовую ненависть в любовь, и отрицать это было невозможно. Она мысленно попыталась убедить себя, что он обманщик, охотник за приданым, но сердце не слушалось. Оно жаждало его, стремилось к нему!

Она вновь и вновь повторяла шепотом все, что он ей говорил. Вспоминала каждый его жест. Снова мысленно переживала поездку верхом и то мгновение на террасе «Сердца королевы», когда она поняла, что нравится ему.

И все же где-то в глубине души раздавался голосок, вопрошающий равнодушно-критически:

«Как много значит его любовь? Насколько она глубока и долговечна? А может, это просто мимолетная вспышка избалованного, страстного мужчины при виде нового хорошенького личика?»

Наконец, она была не в силах дольше пытать себя осаждавшими ее со всех сторон вопросами. После нескольких часов мучительных раздумий она ни на шаг не продвинулась в поиске решения самого важного вопроса — как спасти жизнь герцогу.

Не приходилось обманываться в том, каким образом Маркус Рилл и леди Шелмадайн сговорились избавиться от герцога. В их тоне было столько неторопливой обдуманности, что Вирджиния ни секунды не сомневалась — они осуществят свой план…

Она встала с кровати и отодвинула шторы на окнах. На востоке занимался рассвет. Небо постепенно теряло свою густую черноту, и только кое-где слабо мерцали несколько звездочек. Над озером клубился туман, обволакивая стволы близстоящих деревьев. Сквозь туман прорвалась стая диких уток и скрылась в первых лучах солнца. Повсюду царила безмятежная тишина. Огромные столетние дубы стояли как часовые, охраняющие этот уголок человеческого коварства. Природа дышала покоем, и при первых трелях птиц стало невозможно представить, что злобные замыслы смогут когда-либо разрушить безмятежность и спокойствие этого типично английского ландшафта.

— Возможно, мне все показалось, — прошептала Вирджиния. — Возможно, весь разговор — плод моего воображения.

Неожиданно она заметила внизу какое-то движение. Она наклонилась вперед и увидела прямо под своим окном, как Маркус Рилл сходит с крыльца и направляется к конюшням. На нем были бриджи для верховой езды, а в руках он держал хлыст. Вот тогда-то Вирджиния и поняла, что кому-то еще не до сна, кто-то еще метался и вертелся в постели и, возможно, боролся с угрызениями совести всю ночь напролет.

Она взглянула на каминные часы. Еще не было пяти часов. Вряд ли в доме кто-то проснулся, но Маркус Рилл несомненно растолкает какого-нибудь мальчишку при конюшне и велит оседлать для себя коня. Она стояла и смотрела, как он уходит все дальше и дальше, пока, наконец, совсем не скрылся из виду. И тут вдруг она поняла, что ей нужно делать. Она взяла пеньюар, брошенный на стуле у кровати. Он был сшит из плотного белого крепдешина и отделан валенсианским кружевом. Вирджиния надела его, потуже затянула на талии пояс в виде шнура.

План был рискованным, но другого выхода у нее не было! Она очень тихо отворила дверь. В коридоре было темно, ее мягкие тапочки неслышно ступали по толстому ковру. Идти пришлось довольно далеко — вниз на второй этаж, где располагались комнаты для важных гостей, туда же вела главная лестница. Она знала, где находится комната Маркуса Рилла, потому что как-то, когда после завтрака поднималась к себе по лестнице, он появился в дверях и при виде ее гаденько и приторно заулыбался. К счастью, она была не одна, а с мисс Маршбанкс, и он не смог завести с ней разговор.

Верхний пролет главной лестницы был освещен первыми, неяркими лучами рассвета, проникающими сквозь высокие витражные окна. Стояла абсолютная тишина. Слышно было только тиканье напольных часов, да птичьи голоса за окном. Вирджиния шагнула в тень и остановилась возле двери Маркуса Рилла. Когда она дотронулась до дверной ручки, ее на секунду одолели сомнения, а сердце почти не билось от страха.

А вдруг она все-таки ошиблась! А вдруг ему каким-то таинственным образом удалось вернуться незамеченным обратно, и сейчас он находится у себя в спальне! Что тогда он подумает при ее появлении? Да и что он скажет? Но она знала, что ее собственная судьба в данной ситуации не имеет значения. Главное — это жизнь герцога! Его нужно спасти любой ценой!

Она очень осторожно повернула ручку. Шторы на окнах были отодвинуты, но комната была пуста. Постель вся раскидана, как бы подтверждая правильность догадки Вирджинии, что Маркусу Риллу так и не удалось заснуть в эту ночь. На полу валялась пижама.

Взгляд Вирджинии приковал только один предмет — комод, который использовали как туалетный столик и на котором стояло небольшое вращающееся зеркало из красного дерева, щетки для волос с костяными ручками и футляр с бритвами. Вирджиния быстро пересекла комнату и выдвинула ящик. Там лежали только носки, галстуки, носовые платки — и больше ничего. Она взялась за следующий ящик. В нем оказалось несколько писем, кожаный футляр для воротничков, коробочка с запонками и маленькая плоская жестянка. Ничего похожего на то, что она искала. Она думала, таблетки будут в белой коробочке, наподобие тех, что обычно используют фармацевты.

Вирджиния в полной растерянности уставилась на открытый ящик. Она помнила, Маркус совершенно ясно сказал, что яд находится в ящике туалетного столика. Девушка окинула взглядом всю комнату: высокий комод в углу, письменный стол, еще несколько разных предметов — ничего такого, что можно было назвать туалетным столиком.

Тогда Вирджиния вытянула из глубины ящика жестянку — старую и ободранную. На ней была почти стертая надпись «Аптечка», а ниже — красный крест. Вирджиния догадалась, что такую аптечку Маркус Рилл мог носить, когда служил в армии. Она открыла крышку и с первого взгляда поняла, что нашла наконец то, что искала.

В жестянке лежали бинты, ножницы, несколько пузырьков. А в центре была коробочка для таблеток, точно такая, как она думала. Она взяла ее в руки и нашла четыре маленькие белые таблетки. Теперь она убедилась, что это тот самый яд, о котором говорили Маркус Рилл и леди Шелмадайн. Четыре таблетки, и каждая может убить человека! Она нашла их!

Вирджиния захлопнула жестяную аптечку, положила ее на прежнее место и задвинула ящик. Затем подошла на цыпочках к двери, не выпуская из руки коробочку с таблетками. Теперь скорее назад, в свою комнату, пока ее не заметили, и уничтожить таблетки, прежде чем их пустят в дело!

Она открыла дверь и, выйдя в коридор, затворила ее за собой. Но тут же замерла в оцепенении! По коридору навстречу ей шел герцог. Он был одет в костюм для верховой езды и держал на поводке старого мопса герцогини — Диззи, который страдал от ревматизма.

В первую минуту он не заметил Вирджинию. Он смотрел прямо перед собой невидящим взглядом, как человек, погруженный в собственные мысли. Потом, подойдя совсем близко, он увидел ее. Она стояла, словно каменная, обратив к нему бледное, испуганное лицо. Секунду он смотрел на нее, не веря своим глазам. Затем кровь отхлынула от его лица, и он почти также смертельно побледнел, как и она. Его взгляд скользнул по ее фигуре, и, казалось, он запечатлел в своем сознании каждую деталь — длинный белый пеньюар, волосы почти до пояса, рассыпавшиеся по плечам, глаза, потемневшие от ужаса и удивления.

Долго, очень долго ни один из них не шевелился. Когда заговорил герцог, голос его звучал резко, в каждом слове чувствовалась злость, которая тем не менее сдерживалась железной волей.

— Так вот куда распространяются ваши интересы, мисс Лангхоулм!