На экране появилась постель, молоденькая девушка. Девушка принялась раздеваться. У Джейн глаза на лоб вылезли: оказывается, она заправила порнографический фильм! Она никогда прежде не видела ничего подобного — и потому у нее даже захватило дух. Появился какой-то мужчина, принялся ласкать девушку, повернув лицо к камере. Роберто! Джейн завороженно наблюдала, как руки его гладят грудь девушки… С перекошенным от ужаса лицом Джейн вскочила и выключила проектор. Она глазам своим не могла поверить: отвратительно, чудовищно, — но во всем этом было и что-то еще… «Боже правый!» — воскликнула она, сообразив, что эти экзерсисы происходили на постели в его римском доме. Той самой, на которой они столько раз занимались любовью! На постели с зеркалом над головой…

Роберто вернулся только поздно вечером. Весь день Джейн места себе не находила: все никак не могла решить, сказать ли ему о найденном фильме или сделать вид, будто ничего не произошло. После ужина Роберто с Джейн перебрались в гостиную.

— Ты сегодня какая-то подозрительно притихшая. Что-то случилось?

— Нет, ничего.

— А мне представляется, что случилось. Ну, расскажи, какая там еще у тебя проблема?

Роберто улыбался своей мягкой улыбкой, а перед глазами Джейн стояли руки, ласкающие девушку.

— Я обнаружила кинопленки, — выдавила она наконец.

— Понятно.

— А я вот не могу понять!

— Может, не стоило рыться в чужих ящиках?

— Я не рылась. Я ручку хотела найти. Тем более что ты сам разрешил мне работать в той комнате.

— Правильно. Глупец, нужно было убрать оттуда коробку.

— Конечно. Это отвратительно… — Роберто ничего ей не ответил. — Я имею в виду, как вообще ты мог?! Это ужасно, низко, омерзительно…

— В таком случае зачем же ты смотрела?

— Я посмотрела только начало. Потом поняла, что на экране ты — и тотчас выключила.

— Ах вот оно что… Дело, стало быть, вовсе не в том, что это порнографический фильм, а в том, что ты увидела на экране именно меня. И это так тебя разволновало?

Она предпочла не отвечать.

— А все остальные пленки — там тоже такое, да?

— Да.

— Да ты извращенец! — крикнула она ему в лицо.

— Все было отснято до нашего с тобой знакомства. И потому я не понимаю, что тебя так беспокоит?

— Не понимаешь? Еще бы не беспокоило, если ты, оказывается, такой развратник!

— Ну ладно, допустим, ты права. Но ведь это — старая романтическая история: распутный герой преображается благодаря женской любви, — ровным голосом произнес Роберто.

— Ты что, издеваешься?! Да как ты смеешь?! У меня внутри все переворачивается от злости и отвращения!

— Джейн, успокойся, ради Бога. Позволь, я тебе объясню. Я совершенно не намерен извиняться за то, что отснял эти фильмы. Я лишь сожалею, что ты их обнаружила. Хотя твою любознательность и следовало бы направить в иное русло.

— Не намерен извиняться?! — недоуменно повторила она.

— Помолчи минутку, дай сказать, — одернул ее он. Джейн отвалилась на спинку кресла, по-прежнему пребывая в ярости. — Я тогда был совершенно другим человеком, поскольку с такими суммами добиваться побед над женщинами было сравнительно несложно. Лет в двадцать я уже очень неплохо разбирался в любви. Когда же перевалило за тридцать пять, секс мне смертельно надоел. Ничего более меня не возбуждало, а эти фильмы были всего лишь капризом, но в итоге они же мне и помогли. Я приходил в экстаз при одной только мысли о том, что все мои действия фиксируются кинокамерой. Вот, собственно, как все было… Физическое совокупление, ничего больше. — Он еще налил себе коньяка. Несмотря на гнев, Джейн внимательно слушала каждое его слово, а Роберто меж тем продолжал: — Надеюсь, ты многого обо мне никогда не узнаешь. Я, в общем, наломал дров. Главным образом от отчаяния. Но затем произошло чудо — я встретил тебя. Заниматься с тобой любовью стало для меня настоящим счастьем, ты разбудила меня, воскресила физически. А уж о духовном и говорить не приходится. Ты подарила мне достойную, высокую любовь… Не знаю, сможешь ли ты понять… Я стал, по сути, совершенно иным человеком.

— Ну отчего же, что-то я непременно пойму, — с явным сомнением в голосе произнесла она. — Но видеть тебя рядом с другой… Я бы убила ее, не раздумывая!

— Бедняжка ты моя… Ты простишь меня?

— Прощу, если ты согласишься уничтожить фильмы.

— Сейчас же. — Роберто быстро вышел из комнаты, вернулся с виноватой улыбкой. — Все, сжег все до единой пленки.

— Роберто, я вот что подумала… Та постель, где все это происходило… Где была камера?

— Над зеркалом.

— И?..

— Да, дорогая, тебя тоже. Один-единственный раз.

Она уткнулась лицом в ладони.

— Роберто, как ты посмел?!

— Могу лишь извиниться.

— Обещай, что непременно избавишься от этой кровати!

— Обещаю.

К его крайнему изумлению, Джейн настояла на том, чтобы он подставил ей стул: она влезла и тщательно изучила полог своей постели — нет ли там какой спрятанной кинокамеры? Позднее, когда они лежали рядом, Джейн спросила у Роберто:

— Скажи, а в этой вот постели ты был с другими?

Он нежно поцеловал ее.

— Нет, моя сладкая. Только с тобой.

Удовлетворенная его ответом, Джейн почти тотчас уснула.


Глава 10

Лето подошло к концу. Они уже три недели жили в Риме. Роберто сдержал свое слово, и постель с зеркальным пологом куда-то исчезла. Но все равно, Джейн не могла расслабиться до тех самых пор, пока они не переместились в другую комнату. Впрочем, она почему-то не чувствовала себя счастливой в этом доме, тут присутствовала какая-то странная аура. Поначалу Джейн не обращала внимания, но теперь постоянно испытывала на себе ее воздействие. Ей захотелось назад, в замок.

И когда Роберто объявил, что они едут в Париж, счастью Джейн не было предела. Мэй также обрадовалась этой новости. До приезда в Италию она выезжала из Респрина разве что в Лондон, а теперь перед ней открывался целый мир.


У Роберто была большая, уютно обставленная квартира в Пасси, с французской прислугой. Жаль, что итальянский Джейн во Франции совершенно не годился.

— Я слышу смех у себя за спиной, — пожаловалась она Роберто.

— Дорогая, ты слишком мнительна. Да и какая, в конце концов, разница? Это всего лишь слуги. А кроме того, французы вообще смеются над всяким, кто плохо изъясняется на их родном языке.

— Ты так странно говоришь о прислуге! Иногда мне кажется, что высокомерию твоему нет предела! — Джейн коротко усмехнулась. — Но в случае с французами ты скорее всего прав. Здешняя экономка — жуткая, судя по всему, стерва.

— Если так, я выгоню ее.

— Роберто… Господи, совершенно не хочу, чтобы кого-нибудь выгоняли из-за меня. Чтобы кто-то остался без работы, — потерянно сказала она.

— Не хочет потерять работу, пусть научится вести себя соответственно.

На следующее утро несколько виновато, хотя и не без облегчения, Джейн обнаружила, что стервы экономки нигде более не видно. Вся остальная прислуга начала относиться к Джейн с гораздо большим уважением. Квартира совершенно не понравилась Мэй. Ей так хорошо было в Италии, ей нравилась итальянская кухня, да и кроме того, она там подружилась с какими-то итальянцами. Во Франции Мэй жаловалась на отвратительный водопровод, ей не нравилась вода, не нравилась квартира, не нравился запах чеснока. Французскую кухню она прямо-таки возненавидела, считая, что многочисленные соусы нужны французам, чтобы не чувствовать запах тухлых продуктов. Мэй соглашалась употреблять разве что яйца-пашот, да и то из-за них охотно и часто шпыняла молоденького надменного француза-повара, который терпеть не мог, когда она приходила на кухню.

— Он только и умеет, что обливать все на свете своим вонючим соусом, — жаловалась Мэй. Но поскольку по-французски Джейн разговаривала отвратительно, то Роберто приходилось восстанавливать мир и спокойствие на кухне, причем нельзя сказать, что роль миротворца была ему очень уж по душе.

— Это первый случай в моей жизни, когда я пришел на кухню, и ничего в этом хорошего нет. Я не намерен вникать в те проблемы, которые столь охотно создает твоя служанка, — заявил он Джейн.

— Я еще и итальянского-то не выучила, — обиженно произнесла Мэй.

Компромисс был достигнут благодаря новому эконому, знавшему английский. Эконом был сама учтивость и сумел установить с ней вполне дружеские отношения. Тут уж для Джейн наступили сравнительно легкие времена.

Роберто чрезвычайно серьезно занялся пересмотром гардероба Джейн.

— Каждый мужчина должен одевать свою даму, — сказал он ей как-то. — Если это дело предоставить исключительно самим женщинам, они такого накупят, что сам черт потом не разберет.

— Благодарю тебя, — откликнулась она. — Непременно передам Онор.

— Онор — женщина уникальная, она вовсе не похожа на остальных. У Онор врожденный вкус.

— Но, Роберто, собственно говоря, мне больше не нужно нарядов. Онор уже позаботилась.

— Не забывай, что на носу зима. И тебе понадобится зимний гардероб. Кроме всего прочего, тебе нужны стильные вещи. Обо мне станут судить по тому, как ты одета.

Его мальчишеское высокомерие позабавило Джейн. Она, однако, разрешила Роберто поводить ее по салонам известных кутюрье. Он приходил в салон, усаживался перед подиумом и начинал критически оценивать наряды, которые ему демонстрировали. Затем останавливал свой выбор на чем-нибудь одном и переходил к другому виду одежды. И ни разу не позволил Джейн высказать свое мнение, несмотря на то что она порывалась.

— Роберто, мне нравится как раз то платье. — И Джейн с завистью глядела на оборчатую вышитую ткань платья английского покроя.