Однажды вечером, через месяц после того, как она переехала в замок, после прекрасного ужина с Роберто, когда он, как обычно, оставил ее одну, Джейн уселась за туалетный столик и принялась рассеянно расчесывать волосы. Она вдруг вспомнила, как спокойно ей было в больнице: целый год длился ее в общем-то безмятежный покой, — ни тебе забот, ни ответственности. И при этом все вокруг были исключительно милы. Почему же сейчас она не в состоянии изгнать из собственного сознания все то, что расстраивает ее? Ведь заставила же она себя позабыть лицо Алистера? Хотя, если уж начистоту, это было не самое худшее время в ее жизни, право… Расческа шлепнулась на туалетный столик, Джейн с ужасом уставилась на свое отражение. О черт! Надо же, она уже жалеет о том времени!.. Нужно уезжать, немедленно уезжать отсюда! Ей вредно далее оставаться здесь! Она совершенно не могла постигнуть той игры, в которую столь упоительно играл с ней Роберто. Каковы бы ни были мотивы, с его стороны то была весьма грубая и жестокая игра. Хватит, с нее довольно, она и без того уже перенесла столько, что не каждому человеку под силу вынести… Со все возрастающей паникой она начала думать, что Роберто специально желает разрушить ее психику. В таком случае, это вовсе не безобидные игры, а что-то вроде кары. Борясь с истерикой, Джейн схватила один из своих чемоданов и начала как попало скидывать туда одежду. Она немедленно отправляется к Онор, завтра же утром поедет к ней… Слава Богу, что Онор живет неподалеку!.. Всхлипывая, Джейн смела все свои пузырьки, бутылочки, флакончики.

— Ну, чем это занимается моя маленькая? — При этих словах стеклянная бутылочка с духами выскочила из рук Джейн и покатилась по полу. Спальня сразу же наполнилась сильным ароматом. — Ничего страшного, я куплю тебе новый флакон. — Роберто мягко улыбнулся.

— Роберто, — с усилием выдохнула она и всхлипнула. — Я не хочу оставлять тебя!

— В таком случае оставайся, дорогая. — Он взял ее на руки, перенес на постель. Джейн со страстью вцепилась в него: она была в отчаянии, она находилась на пороге сумасшествия. Они занялись любовью — и очень скоро принц довел ее до оргазма. Слезы сами собой хлынули из глаз Джейн.

Теперь они отдыхали в объятиях друг друга.

— Но почему, Роберто?

— Хотел, чтобы ты возненавидела меня.

— О, Роберто, я не могу тебя ненавидеть. Ты пугаешь и огорчаешь меня, но ненавидеть тебя… Никогда.

— Я подумал, что, возненавидев, ты уйдешь.

— Но почему?! Или ты хочешь, чтобы я ушла?

— Господи, нет, конечно!

— В таком случае, зачем же?!

— Каждое утро я просыпался с мыслью, что пойду к тебе и скажу, чтобы ты уезжала, вообще уходила из моей жизни. Но всякий раз, когда ты открывала свои восхитительные глаза, когда улыбалась мне, я совершенно терялся… А потом всякую ночь я из угла в угол ходил в своей спальне, борясь с непреодолимым желанием войти к тебе, взять тебя. Словом, всякую ночь я хотел сказать, чтобы ты уходила, а потом опять наступало утро… замкнутый порочный круг какой-то. Я ведь уже говорил, что ты — колдунья. — Он улыбнулся и, взяв в руку прядь волос Джейн, поцеловал их.

Джейн напряженно смотрела на Роберто.

— Роберто, дорогой, я совершенно не понимаю! Мы так много значим друг для друга, и тем не менее ты заставил меня пройти через все это… Столько ужасных недель!

— Ты солгала, рассказывая мне о причинах приезда в Рим.

— А что было бы, выложи я тогда все начистоту? Захотел бы ты меня тогда? Я не знала, что и придумать.

— Но я-то был уверен, что ты приехала именно ко мне. А потом выяснилось, что ты просто-напросто таким вот способом убегала от бывшего мужа… — Он горько усмехнулся. — Каково же мне было ощущать, что ты просто использовала меня, чтобы забыться.

— Но пойми, дорогой, в ту ночь у меня был совершеннейший сумбур в голове. Как же я могла быть с тобой совершенно откровенна, если я ничего не понимала. Я ведь тоже сначала подумала, что именно он — настоящая причина, побудившая меня приехать к тебе. Но потом пришла к выводу, что он, собственно говоря, лишь подтолкнул меня к принятию решения, которое давно уже созрело в моей душе.

— Как же я могу быть в этом уверен?

— Мое слово тому порукой.

— Будешь ли ты впредь знать истину, когда говоришь неправду? Вообще, можно ли знать правду, если лжешь? Но как бы то ни было, а мне так и не удалось разлюбить тебя. — Роберто улыбнулся. — Для меня это явилось большим потрясением. Поначалу я даже не мог поверить: я, Роберто Виллициано, — неприступный, умный, любимый женщинами — и вдруг влюблен! Поначалу я ничего не понял, да и как мне было понять, если ничего подобного со мной прежде не случалось. Мне казалось, что ты всего лишь очередное увлечение, однако всякий раз я так отчаянно хотел тебя, что все прочие женщины перестали для меня существовать. Ты сделала меня чрезвычайно уязвимым, это наполнило мою душу страхом. Как раз именно поэтому я и захотел, чтобы ты ушла из моей жизни. Мне показалось, что наши отношения приведут к большим бедам. — Он мрачно уставился в пространство. — И кроме всего прочего, ты еще так спокойно заявила, что все еще любишь его. Мне сразу же захотелось умереть, но сначала я хотел убить тебя.

— Роберто, послушай. — Она взяла его руки в свои. — Я думаю, что у меня появилась совсем другая, совершенно особенная любовь.

— Это ты говоришь, чтобы ободрить меня.

— Нет, дорогой, вовсе не поэтому. Я стараюсь быть объективной. Боже, ведь когда мы с Алистером поженились, мы были сущими детьми. Мы вместе росли, многое вместе испытали. Я не могу так вот вдруг разлюбить его, хотя вряд ли та моя любовь — любовь взрослой женщины. Но нельзя же так вот, в один момент, отринуть свое прошлое!

— Если бы я был уверен, что так оно все и есть… Если бы… — Роберто просительно посмотрел па Джейн. Она подалась вперед, коснулась сосками его груди. Роберто поцеловал ее, крепко сжал в своих объятиях. Они предались сладостным мгновениям любви, и, достигнув кульминации, Джейн вдруг закричала: «Я люблю тебя, Роберто!»

Роберто зарыдал от радости. Этот сильный, уверенный в себе мужчина сейчас плакал в ее объятиях. Она прижимала его, как ребенка, и верила, что любит именно его.

— Роберто, какой же я была дурой! Мы ведь могли потерять все это.


Глава 9

Ее долгие однообразные дни канули в прошлое. Теперь они с Роберто практически не расставались. Джейн всюду сопровождала его: часами сидела в машине, пока Роберто подолгу разговаривал с крестьянами. Счастьем была уже сама возможность находиться рядом с ним. Местные крестьяне отнеслись к ней очень дружелюбно. Никто более не пялился на нее, не кривился, видя их с Роберто вместе. Роберто всегда теперь старался обедать с Джейн, и чай они пили вдвоем. Только вот завтракали порознь. Каждое утро Роберто по-прежнему будил Джейн, служанка с подносом в руках неизменно демонстрировала свою беззубую улыбку.

Виллициано совершенно изменил ее. Теперь для Джейн сделалось очень важным хорошо выглядеть в его глазах. Она постоянно наблюдала за собой со стороны, наслаждаясь собственной женственностью. Чем чаще он занимался с ней любовью, тем более Джейн тянуло к нему. Она готова была принять его всегда, в любой час дня и ночи.

Единственный день, который Джейн не любила, — это воскресенье. Она терпеть не могла почти безостановочные звоны, доносившиеся снизу, со стороны городка. Эти заунывные звоны как нельзя лучше подходили к общему настроению, потому как по воскресеньям Роберто уезжал к матери, и хотя на сей счет ничего не было сказано, Джейн предусмотрительно не заводила речь о том, может ли она поехать с ним. Старая принцесса, давно уже разменявшая девятый десяток, жила на другом конце долины в другом замке.

— И сколько же всего у вас замков? Сколько замков необходимо вашей семье? — как-то поинтересовалась она у Роберто.

— Слишком много, — ответил он. — Поверь, они прямо-таки разоряют меня. Они — как каменные любовницы.

Иногда в гости приезжала Онор. Правда, приезжала очень редко, ибо не любила покидать виллу и своих друзей. А Роберто и слышать не хотел о том, чтобы Джейн ездила к Онор без него. И потому воскресенья оказывались самыми неприятными для Джейн днями. С десяти утра и часов до десяти вечера она вынуждена была терпеливо дожидаться его возвращения. Несколько раз Роберто приезжал в замок с какими-то своими кузенами, никогда, однако, не привозя к себе кузин: Джейн сделала вывод, что, наверное, кузинам не полагалось видеть таких порочных, как она, женщин. Иногда Джейн заходилась от злости, но нередко даже радовалась этому. В любом случае, она успокаивала себя тем, что воскресенье — всего лишь один из семи дней недели.

Она подолгу изучала замок, понимая, что ей известна лишь небольшая часть всех его помещений и переходов. Тут не было смешения стилей, которые так приятно радовали глаз в Респрине или Драмлоке, и нельзя было, как там, увидеть рядом современную безделицу и старинную мебель. Всякий предмет, всякое украшение, всякая скульптура располагались тут так, чтобы лучше подчеркнуть их красоту. Все здесь стояло на строго определенных местах. Во всех домах Роберто царила какая-то особенная тишина, слуги двигались бесшумно, подобно церковным служкам, и потому Джейн нередко вздрагивала. Иногда у нее возникало ощущение, будто она живет в волшебном подводном замке. Эту иллюзию создавали жалюзи и ставни на окнах. От ветра жалюзи тихо вибрировали: в каждой комнате и каждой зале с солнечными лучами боролись, как со смертельным врагом. В замках жило поразительное эхо. Джейн чувствовала даже некоторую неловкость оттого, что нарушала вековую тишину, и потому нередко ходила буквально на цыпочках. А случалось, что, к своему вящему изумлению, слуги замечали ее с туфлями в руках: она двигалась столь же бесшумно, как и они, особенно в галерее.