— Нет.

— А чем же, в таком случае, вы заняты?

— Да, в сущности, ничем особенным. Я гуляю с собаками и размышляю о жизни, — неохотно созналась Джейн. — Ну а вы чем?

— Немножко увлекаюсь политикой. Я в местном совете не бог весть кто, разумеется. Теперь, когда дети подросли, мне хотелось бы иметь какую-нибудь более ответственную, настоящую работу. Только вот не знаю, чем именно заняться.

— А каким образом вы сумели подъехать к этому местному Совету?

— Случайно, собственно говоря. Джек много зарабатывает, но у меня есть и свои деньги, и свободное время. Думаю, вам следует принять какое-то посильное участие в делах местного общества.

— Должна сознаться, я как-то и не думала об этом. Эгоистично, должно быть… — виновато произнесла Джейн.

— Наверное, это потому, что вы никогда по-настоящему не считали себя способной на такого рода работу. — В голосе Фрэн слышался некоторый сарказм. Джейн резко взглянула на собеседницу и наткнулась на широкую улыбку. — Так вот, Джейн, приоткройте истину. Кто вы такая? Чем здесь занимаетесь?

— Есть несколько свободных часов? — Джейн улыбнулась. С Фрэн было довольно-таки легко разговаривать.

— Если нужно — весь день в вашем распоряжении.

Так много времени она уже жила под именем Джейн Рид, что сейчас как бы рассказывала Фрэн сказку: было такое чувство, что Джейн повествует о совершенно постороннем человеке.

— То-то мне ваше лицо показалось знакомым! Ведь когда-то ваши снимки печатались во многих газетах. Ваши и принца, да. Вот удивительно, никому это даже и в голову не пришло.

— Видимо, дело в том, что все это было очень давно, и кроме того, я ведь представилась миссис Рид.

— Наверное, вам хотелось бы сохранить это в секрете? А мне было бы так интересно рассказать какой-нибудь здешней кумушке и посмотреть, как вытянется у нее лицо! Последнее, что я о вас слышала, было связано с какими-то выигрышами в тотализаторе.

— Видите… — грустно сказала Джейн.

— А скажите, у вас была такая необычная жизнь: что более всего вас поражало?

— Ванные комнаты, их убранство. Никогда не могла оставаться равнодушной к шикарной ванной: из крана хлещет горячая вода… — Она рассмеялась, увидев недоумение на лице Фрэн. — Наверное, вы рассчитывали услышать что-то более существенное?

— Ну, вообще-то да. Думала, что вас более интересовали проблемы причастности к высшему обществу или что-то в этом роде, но уж никак не ванные…

— Да нет, классовая принадлежность — тоже важный для меня вопрос. Был и остается таковым.

— А вот вы сделались принцессой, как это на вас отразилось? Повлияло ли на ваши взгляды?

— Боже, да нисколько! Я была и остаюсь девочкой из рабочей семьи.

— Посмотришь на вас — не скажешь. — Фрэн оглядела ее платье от Ива Сен-Лорана, сумочку от Эрме и шикарные туфли.

Джейн улыбнулась, поправила юбку.

— Это мой второй муж постарался: сделал из меня сноба — что касается одежды. Думаю, именно то слово. Но если серьезно, то вот когда я в первый раз выходила замуж, у меня мелькнула мысль, что я сделалась аристократкой. Повстречайся мы в то время, вы наверняка решили бы: «Да что она вообще о себе думает?» Если ты из рабочей семьи, оставайся таковой, не задирай нос. Вы, кстати, обращали внимание на то, что, когда люди злятся, они зачастую говорят о происхождении оппонента? Это помогает иным возвышаться в собственном мнении.

Фрэн согласно улыбнулась.

— Вы совсем как мой супруг. Он тоже из семьи рабочих и никогда не скрывал этого. А ведь очень многие пытаются самым тщательным образом скрыть свои корни.

— Что практически никому их них не удается. Представители элиты имеют удивительный нюх на такие дела: их не так легко провести. Высшее общество — это настоящая каста, со своими собственными правилами, своим кодексом чести и привычками, воспринятыми еще с молоком матери. Они могут принять в свой круг таких, как я, но только в качестве почетных членов. И мы сможем оставаться в их кругу только до тех самых пор, пока нас терпят.

— Это верно. Вы, судя по всему, можете считаться опытным экспертом в этом вопросе. Скажите, а вы богаты?

— Да.

— Это имеет какое-то значение?

— Собственно, я и сама не знаю. Например, едва ли кто здесь представляет, насколько я состоятельна.

— Но это могло бы в значительной мере изменить их отношение к вам, смею уверить. Видели бы вы, как они вели себя рядом с одним шейхом, который в прошлом году приобрел тут неподалеку имение.

— А за его спиной они наверняка злословили.

— Именно.

— Ну и зачем же мне это? Нет уж, благодарю покорно. Да, собственно, мне давно наплевать.

— Ну и правильно. Не хотите пообедать?

Фрэн проводила гостью на кухню, оборудованную на манер кухонь в больших фермерских домах. Тут стоял длинный стол из сосны, портмейрионский фарфор, с потолка свисали засохшие гербарии — все это весьма напоминало кухню в доме Зои. Джейн сразу почувствовала себя тут как дома. Фрэн оказалась одной из тех редких женщин, сердечных и гостеприимных, с которыми поговоришь пять минут — и уже кажется, будто знала их всю жизнь. Джейн совсем не оскорбилась, когда Фрэн внезапно спросила:

— А как думаете, вам удастся еще раз выйти замуж?

— Не думаю. Дважды мне везло. Грешно рассчитывать и на третий раз.

— Судя по вашим словам, судьба к вам не так уж благосклонна. Сначала вы развелись, потом вот — овдовели.

— Да нет, мне грех жаловаться. Все совершают ошибки, а трагедия в том, что ошибки осознаешь, только когда стареешь, и ничего более исправить нельзя. Но я и сейчас вполне счастлива. У меня двое прекрасных сыновей. И кроме того, я хорошо отношусь к Алистеру.

— Как правило, люди терпеть не могут бывших своих супругов. И фразы-то такой им не произнести…

— Что ж, это их проблемы, — заметила Джейн.

Фрэн оказалась превосходной хозяйкой. Насытившись, женщины вместе отправились осматривать близлежащие земли.

Стретлейт представлял собой небольшое имение, площадью в пятнадцать тысяч акров. Почти вся территория поместья располагалась на равнине, земля была девственная, не знающая сельскохозяйственной обработки. Тут почти совсем не было деревьев. За исключением прекрасной песчаной полоски пляжа, участок не отличался какой-то особенной привлекательностью.

— Пляж изумительный, хотя мне доводилось видеть и более живописные места. Сюда наверняка многие с радостью приехали бы на отдых, — проговорила Джейн.

— Да, тут такие замечательные места, глаз не оторвать. Это и Божье благословение, и вместе с тем наш крест. Чем бы вы ни занимались, окружающая вас природа непременно оказывает свое на вас воздействие. — Фрэн походя выдернула несколько травинок.

— Мне хотелось бы, конечно, взглянуть на карту, чтобы уж знать наверняка, но, судя по всему, где-то здесь проходит и граница моих земель.

— Именно, — согласилась Фрэн. — Я как раз вчера навела справки.

— Скажите, а что именно вы намерены тут сделать?

— У нас в местном совете подобралась небольшая инициативная группа, которой крайне небезразлична судьба этих вот земель. Мы хотим создать здесь индустриальный комплекс из небольших предприятий. Большой бизнес плодить тут совершенно ни к чему. Вы, может, слышали о плавильне, которую выстроили на востоке нашего края? Поначалу там все шло великолепно, но как только плавильню закрыли, всех рабочих преспокойненько выкинули. Мы не можем позволить себе роскошь складывать все яйца в одну корзину. Распределять нужно понемногу.

— Пожалуй.

— Прекрасно, если и вы это понимаете, — с воодушевлением произнесла Фрэн и расплылась в такой широкой улыбке, словно Джейн сейчас выказала свое понимание тайне вселенной. — Вы даже представить не можете, сколько людей не в состоянии понять нашу концепцию. С такими и говорить-то неохота.

— Но ведь наверняка все хотят, чтобы в этом районе было достаточно рабочих мест?

— Я так скажу: многие толстосумы с удовольствием разглагольствуют о том, что вот если бы да кабы индустриализация пришла бы в благословенную Шотландию… Но их устраивает такое положение вещей, когда развиваются лишь Глазго и Мозеруэлл — чтобы, стало быть, никакой промышленности не было вблизи тех мест, где свивают гнезда их шотландские куропатки. Чуть заикнешься об этих территориях, как магнаты тотчас оказываются в стане экологистов.

— А как же правительство? Разве оно не может выкупить эти самые земли?

— Черт побери, Джейн, вы что, не слушаете? Эти подонки и есть правительство. Пусть не в буквальном смысле, но они накрепко связаны родственными и иными узами с теми, кто входит в правительство. Они или учились с ними, или служили вместе в армии, или ездят с ними на охоту, или связаны любовными узами.

— Но ведь времена меняются.

— Галиматья! Вы же сами рассказывали! Система никогда не изменяется, и все здешние жители — такие же жертвы этой системы, как и вы сами. Только у них проблема посерьезнее: им нужно бороться за свое выживание, а не просто нервничать по поводу оскорбления, нанесенного им во время званого ужина. — Лицо Фрэн вдруг пошло красными пятнами.

— Да, но я читала в газетах… Большие гранты со стороны правительства…

— Это касается рыбных хозяйств и мелких лавчонок, где делают сувениры и прочую дребедень. Честно говорю, если я еще хоть раз узнаю, что кто-то здесь планирует открыть очередную лавчонку, я нагишом стану бегать по улицам Инвернесса, — может, хоть это их немного напугает. — Она громко рассмеялась.

— И что же тогда?

— Надеюсь, старина Римбиш, земля которого лежит неподалеку от этих вот новоявленных предприятий, рано или поздно приобретет их себе.

— Но это же так грустно.