— Поскольку я еще мальчик, мне пора домой.

— И мне. — Она раскурила новую сигарету. — Никто не может войти в положение другого, в этом я твердо убедилась за этот год. Трудный, горький, но... мой год... год моей жизни, которую уже не прожить второй раз по-другому.

— И все же — слышишь, Лера! — если бы можно было начать все сначала, — впервые горячо, заговорил он, — я был бы точно таким же лопухом. Разве только вот этого не разрешил бы тебе! — И, вынув у нее изо рта сигарету, ногой вмял ее в землю.

Леру тронул этот искренний жест, она схватила его руку, прижала к своей щеке.

— Ах, Кирилл, Кирилл, если бы ты знал, как я... Как любила тебя... вот такого, — закончила она тихо.

Вот она и сказала то, чего он так мучительно долго ждал, но лучше бы, кажется, не говорила. Не бьется ответно его сердце, спокойна рука, потрепавшая ее по плечу.

— Об этом... тоже не будем.

— Ничего ты не понимаешь, ничего! Ну, да ладно, не будем, как ты говоришь. Ты ведь до сих пор убежден, наверное, что все дело лишь в том, что кто-то не взял меня замуж... А я и не собираюсь ни за кого выходить... Просто мне выговориться хотелось. Была бы жива Антонина Ивановна, я бы к ней пришла...

На улице стало тихо. Родители давно загнали домой загулявшихся мальчишек, ушли домработницы с гармонистом Сеней.

— Есть и еще одна причина, почему я пришла. — Лера рылась в сумочке, ища что-то. — В ту ночь, когда мы последний раз виделись, я не заснула, все боялась, что кто-нибудь другой найдет... Вот оно! — В руке ее блеснул какой-то крохотный предмет, свет фонаря попал на камешек, и он бросил в глаза Кирилла фиолетовый снопик. — Возьми, это твое. Даже в самую трудную минуту — а у меня их было предовольно — я не решилась расстаться с ним. А теперь оно мне не нужно.

Она сунула ему в руку колечко.

— Не обижай меня, Лера. Ты нашла его, оно вдвойне принадлежит тебе. — Он сунул кольцо в ее сумочку.

— Но не могу же я носить его.

— Тогда выбрось! — Он встал. — Ух ты, скоро час...

— Уже? Похоже, я опоздала на... — Оборвав фразу на полуслове, Лера поднялась. — И все же я рада, что выговорилась. Если бы ты знал, какой жесткий ком стоял у меня вот здесь, — она дотронулась до своего горла, — все это время... Ты позвонишь мне когда-нибудь?

— Возможно.

— Запиши номер моего служебного телефона.

— Говори, я так запомню.

— Значит, не позвонишь?.. Тогда и говорить незачем.

— Как хочешь...

Она пошла прочь из садика.

— Проводить тебя, Лера?

— Нет, нет, благодарю! Мне тут близко.

Кирилл смотрел, как фигурка в белом, не раз стиранном пыльнике медленно уходит в темноту. Она не очень-то торопится, хотя метро сейчас закроется. Что ж, ее дело!.. Он пошел домой.

Но почему он без устали ходит по комнате, перебирая на все лады сказанное Лерой? Может быть, он и впрямь недостаточно доказывал ей свою любовь, не боролся за нее? Но какая же это к черту любовь, если ее надо доказывать, бегать за ней, боясь, чтобы не отнял другой?! Пусть другие бегают, даже скачут, как тот мамин пастух за Ак-Бозат... В свое время и он тоже мог расчувствоваться до того, что пошел бы провожать Леру, а потом полночи добирался до своего дома. Молодец, что выдержал характер до конца!

Но тут Кирилл вспомнил о колечке. В сущности, его очень взволновало то, что он снова увидел его. Немалых трудов, наверное, стоит разыскать такой крохотный предмет в траве под железнодорожным откосом. И сохранить, когда у тебя нет денег на хлеб. Неужели она теперь выбросит его?

О какой чепухе он, собственно, думает? Много ли стоит ничтожное колечко в сравнении с тем, что нашлась сама Лера! Она сказала, что любила его... Глупости, она любит его до сих пор, потому и пришла. И не раз приходила. А он, идиот, разыгрывал перед ней весь вечер роль какого-то блаженного!

Нет, ему не уснуть сегодня! Может быть, выйти прогуляться? На улице так хорошо. А главное, Лера не могла никуда поспеть... Все же он настоящая скотина, что не проводил ее!

...Одевшись, Кирилл сбегает по лестнице, выкатывает на улицу мотоцикл. Свежий ветер вырывает воротник майки из-под кожаной куртки, острые концы его бьют по лицу. У пригородных касс Ленинградского вокзала он прислоняет машину к обочине тротуара. Вот и знакомая платформа, от нее поезда идут на Клин.

Так и есть: маленькая белая фигурка жмется в глубине крытого навеса. Лера опоздала на последний поезд в Подрезково, теперь ей сидеть здесь до утра, одной, в своем легком пыльничке. Что ж, пусть сидит! А он вернется домой...

Решив так, он продолжает идти по платформе. Лера, перестав вертеть колечко на пальце, подняла голову на звук шагов — изумленная, боясь поверить своим глазам и желая верить. Удивительные глаза, каких больше нет ни у кого на свете, смотрят на него, губы, дрогнув, расплываются в улыбке — лучшей, какую видел в своей жизни Кирилл.



Об авторе

Константин Кириллович Лапин родился в 1914 году в Москве в семье служащего. Рано оставшись без отца, он по окончании средней школы пошел работать на стройку. Был десятником, техником-строителем. Работал в тресте «Кирпичстрой», на строительстве Военной академии имени Фрунзе в Москве, в проектных организациях. Поступил в вечерний строительный институт, но не окончил его, решив переменить специальность. Позднее работал инструктором физкультуры, грузчиком в Батумском порту, репортером газеты «Советская Абхазия», радиокомментатором.