— Я поговорю с ней, — сказал Кирилл не совсем уверенно.

Его неуверенность была вызвана ревнивым чувством. Стоит ли звать Леру в трест, где она будет близко от Одинцова?

Виктор Алексеевич, не подозревая ничего, перед началом работы разлетелся к Кириллу.

- Где вы, Малышев, пропадали вчера? Мы с Валерией Павловной без конца звонили вам.

— А это не столь важно, где я был...

— Зря дуетесь!.. Мы ездили в Химки, потанцевали немножко.

— Ну и что?

— Просто я считал своим долгом доложиться вам по всей форме... Ведь она ваша приятельница, а не моя. Для меня все удовольствие от ее общества было безнадежно испорчено...

Отвернувшись от своего собеседника, Кирилл вытаскивал кнопки из чертежной доски, чтобы снять газетный лист, прикрывавший начатый чертеж. Последняя фраза Одинцова показалась ему верхом лицемерия, он решил съязвить в ответ:

— Уж не моим ли отсутствием, Виктор Алексеевич?

— Если б! — инженер горестно вздохнул. — Не надо бы говорить вам, Малышев, этого, но... Весь день вы незримо присутствовали между нами. Валерия Павловна думала о вас, гоняла меня к телефону. Согласитесь, это не очень весело!

Прозвенел звонок. Обойдя стол Кирилла сзади, инженер зашептал, чтобы не слышали входящие в комнату сотрудницы:

— Спросите у Валерии Павловны сами, что я ей о вас напел, какое будущее вам напророчил. Не то что вы мне... на вечере.

Он все-таки слышал его выступление, неуязвимый Одинцов!

- Дайте, пожалуйста, бритву, Наденька! — громко попросил у своей соседки Кирилл: он сделал вид, что никак не мог вытащить туго сидящую в доске кнопку.

Занимаясь деталировкой дозера для растворного узла, Кирилл на все лады переворачивал сказанное Одинцовым. Он и верил ему и не верил. Вроде и придраться не к чему, все очень логично. И нелогично в то же время. Признать свое поражение и бросить скрытый вызов... Обвинять другого и вести себя так, словно сам в чем-то виноват.

В тот же день, беседуя за обедом с Павлом Ивановичем, Одинцов среди разговора объявил во всеуслышание, что никогда не женился бы на красивой девушке.

- Любоваться ею — пожалуйста, но жениться — ни в коем случае. По-моему, следовало бы взять всех красоток на особый учет, дать каждой солидное обеспечение, чтобы они не думали о замужестве и о работе. Их дело — украшать жизнь, радовать наши глаза! Пусть подольше остаются молодыми и красивыми.

И Павел Иванович и Шитиков, к которым он обращался, не стали спорить с новоявленным защитником красоты. Они считали, что Одинцов, по обыкновению, дурачится и разыгрывает всех. Однако Кирилл, увидев в разглагольствованиях инженера как бы продолжение утреннего разговора, не выдержал:

— Какая чушь!

Одинцов принял вызов.

- Кажется, у вас, Малышев, есть знакомые художники, спросите у них: нужна ли красивой картине дорогая рама?

- Картина — вещь! Предмет неодушевленный.

- Браво, Кирилл Васильевич! — Шитиков демонстративно похлопал в ладоши. — Счастье — вот оправа женской красоты!

Павел Иванович посмеивался и довольно покрякивал: «Хоррошо, оч-чень хорошо!» Может быть, он вспоминал в эту минуту свою хорошенькую жену, с которой был вполне счастлив.

— Это все в теории! — продолжал настаивать Одинцов. — А на практике? Или вы, уважаемые караси-идеалисты, будете отрицать наличие такого немаловажного еще в нашей жизни фактора, как цехины и дублоны, они же рубли? Изучайте политэкономию, там сказано, когда отомрут дензнаки!..

Что говорить, самому Кириллу не раз приходилось сталкиваться с неумолимым денежным «фактором», особенно в последнее время. До знакомства с Лерой он никогда бы не подумал о том, чтобы нанять такси. А теперь ему казалось неудобным ехать с девушкой в переполненном троллейбусе или в вагоне метро. А как приятно было бы потанцевать с Лерой не на открытой танцплощадке Парка культуры и отдыха, а в ресторане под хорошую музыку! Слава богу, Лера не избалована, ей нравятся и встречи на водной станции и дружеские вечеринки в складчину на Гришкином чердаке. Только бы Одинцов не задурил ей голову своими «теориями»!

Как ни хотелось Кириллу мчаться к Лере, он заставил себя вечером сесть за поэму. Вчера она обещала позвонить — вот он и будет ждать ее звонка хоть до второго пришествия. У него нет своей машины, чтобы мгновенно перенестись за город.

Сам собою возник новый сюжетный ход: героиня увлеклась стилягой, возящим ее в рестораны на папиной «Победе». Дело пошло как по маслу. Ее характер раскрывался по-иному, отлично оттеняя положительные стороны героя-труженика.

Лерин телефонный звонок отозвался в сердце радостью, но Кирилл постарался запрятать ее подальше.

Где он пропал и почему не звонит?.. А разве он обещал звонить? Не наоборот ли? И сколько еще можно валять дурака? Работа не ждет!.. Все эти ансамбли и вечеринки — неплохая штука, но уже середина лета, время летит, ни черта не сделано для вечности... Где уж тут на машинах раскатывать!

Лера молчала, он испугался: не повесила ли она трубку?

— И больше ты ничего не скажешь, Кирилл? Даже не извинишься за то, что бросил меня на вечере?

— Ты не очень скучала, по-моему. И на вечере и позже...

— Я звоню тебе не для того, чтобы выслушивать дерзости. Это уже даже не глупо, Кирилл, это просто подло. Да, да, подло! Ведь именно Виктор Алексеевич, узнав, что ты приезжал ко мне утром, предложил искать тебя. Мы звонили тебе из каждого автомата — то я, то он... И ты заблуждаешься, если думаешь, что мне с ним было безумно весело. Я давно не встречала человека, который обращал бы на меня так мало внимания.

— Тактика! — вставил Кирилл.

— И то, что он весь день о своей невесте рассказывал, — тактика?.. И что тебя превозносил?..

Лера сообщила потрясающую новость: у Одинцова невеста! Это многое меняло. Боясь, что она повесит трубку, он заспешил:

— Постой, постой, Лера!.. Откуда ты звонишь?

— С вокзала, — нехотя выдавила девушка. — До отхода моего поезда осталось девять... нет, всего восемь минут.

— Поедешь следующим... Нам надо увидеться.

— А вечность? Ты забыл о быстротекущем времени.

Лера издевалась над ним, он чувствовал себя просто олухом.

— Я буду на вокзале через четверть часа...

— Нет, нет, я не расположена к разговорам. Хватит с меня и того, что я выслушала сегодня на работе.

Горькая нотка в ее голосе встревожила Кирилла.

— А что случилось на работе, Лерочка?.. Алло!

Трубка молчала. В коридор вышла Антонина Ивановна.

— Кирилл, соседка ждет звонка, просила не занимать телефон долго. Зови свою девушку к нам.

— Лера?.. Алло!.. Ты меня слышишь, Лера?

— Слышу, — отозвалась она устало. — Мне пора ехать, Кирилл.

— Послушай, тут мама подошла, приглашает тебя к нам.

— Спасибо!.. Передай, что я благодарна, но... в следующий раз... Когда я тебя прощу.

— Через десять минут я буду на вокзале! — он повесил трубку, чтобы не слушать ее возражений.

...Ни встреча Леры с молодым человеком на лестничной площадке у лифта, ни участившиеся телефонные звонки в рабочее время, ни то, что девушка заметно изменилась за последние дни, повеселела и ожила, — ничто не прошло мимо внимания Егора Никитича. Он ничего не говорил Лере, был с ней, как и раньше, бесстрастно вежлив, но все чаще задумывался за своим министерским столом, супя бровки и сжимая губы так сильно, что они чернели. И весь он казался почерневшим. Раза два он вскипал по таким пустякам, что даже Мария Михайловна, всегда защищавшая его, изумлялась.

Лера стала почему-то бояться своего шефа. Ей казалось, что он слышит из своего кабинета все, о чем она говорит по телефону; девушка попросила Кирилла не звонить ей больше. Она сама позвонит, когда будет удобно. И все равно ей все время чудилось, что глаза-бусинки следят за каждым ее шагом сквозь матовые стекла перегородки.

Когда Егор Никитич предложил ей перепечатать во внеурочное время его новый труд для «Архивного вестника», девушка отказалась.

- Вам не нужны деньги, Валерия Павловна? — удивился он.

— Просто у меня нет времени, Егор Никитич.

- Так, так... Это очень грустно, когда для работы нет времени... — Похоже было, что с его языка сорвется язвительное словцо, но Егор Никитич не был бы самим собой, если бы не сдержался. — Как знаете. Я хотел, чтобы вам было лучше.

У Леры не проходило чувство, что надвигается гроза, должен произойти какой-то взрыв, —лишь тогда разрядится электричество, скопившееся среди мирных полок архива. И вот сегодня, в понедельник, это произошло.

В половине пятого Егор Никитич отправил в библиотечный коллектор Марию Михайловну, чего не делал никогда раньше, и разрешил ей не возвращаться в этот день в учреждение. Та не сразу собралась, и он дважды выглядывал, нервничая, что она опоздает. Наконец женщина ушла. Минут пятнадцать Егор Никитич не подавал признаков жизни. Лера заканчивала выдачу книг запоздалым сотрудникам.

Вот и последний из них ушел, до звонка оставалось десять минут. Лера начала собираться домой. Из кабинета быстрой своей походкой вышел Егор Никитич и, нырнув под деревянный барьерчик, закрыл дверь архива изнутри задвижкой. Все в Лере похолодело, она со страхом взглянула на запертую дверь, на своего начальника. Ноздри Егора Никитича раздувались, словно ему не хватало воздуха, глаза из-под насупленных бровок смотрели почти безумно. Да уж не болен ли он?

- Прошу не пугаться, В-валерия Павловна, нам н-надо объясниться! — от волнения он заикался больше обычного. — Так вот: все, что было меж нами раньше, — ложь, м-маскировка... Я... я л-люблю вас, Валерия Павловна, и, как честный человек, как мужчина, прямо говорю об этом. Хватит ломать к-комедию.

— Откройте дверь, Егор Никитич! — тихо попросила она.

— Я п-предупредил вас: бояться меня не надо, я к вам не приближусь! — Опустившись на дальний стул, он закинул ногу за ногу. — И з-задержу я вас совсем недолго.