«Надо же… беременна от него. Додумался сказать. И Коля тоже хорош! Он же эмоциональный. То плевать ему на все, то перегибает палку».

Женщина закрыла глаза и прислонилась к холодной поверхности деревянной пристройки. Что-то в груди не давало покоя. Плохое предчувствие пожирало изнутри.

«Лишь бы все было хорошо!»

Нужно было ей сразу признаться. Но она же не думала, что Давыдов до такой степени невменяемый и неадекватный. Хотела сама. Но нет. Предпринимателя только раззадоривали ее отказы. Ему загорелось и плевать, что он сунул свой нос в счастливую семью.

Постояв еще некоторое время, пока стало совсем невыносимо холодно, Логинова пошла домой. Включила телевизор и легла на диванчик, рассматривая маленькую комнату. Хоть и трехкомнатный дом, но все комнаты были маленькими, узкими и низкими. Высокому человеку здесь было бы неудобно. По-хорошему – давно нужно было снести его, но нет, эта «развалюха» им досталась, вернее, мужу. Дом числился на балансе у сельского совета, пока Николай не отработает десять лет в должности участкового. Пусть они жили вместе, но недвижимость закреплена за ним, так как участкового в деревне не было, и никто не стремился сюда, поэтому администрация поселения пошла на такие расходы, естественно, со своими пунктами. Если Логинов уволится или еще что, дом останется за сельским поселением. Вот так. Она с сыном никак не влияла на договор, хоть и работала в администрации. Еще бы, на ее место очередь.

Вещей и мебель они не покупали, копили, чтобы купить новый дом, раз уж больше ничего не светит. Хотя когда давали ключи после подписания бумаг, намекнули, что если появится вариант получше, то им поменяют, но такого чуда не случилось. Поэтому копили сами, надеясь, что домишко еще простоит десяток лет. Они лишь заменили диван, так как старый развалился. Достался от кузнеца, который продал дом.

Анна смотрела куда угодно, только не в телевизор. Потом не выдержала и выключила, предпочитая сидеть в темноте. Все думала, думала, не зная, как быть в сложившейся ситуации. Сейчас ей казалось, что они смогут пережить эту проблему, ведь Коля знает ее, поймет, что ошибался. Да уже понял. Это так он… на эмоциях. Свекровь умело действовала на сына, но и жена на него влияла. Если бы он полностью слушал свою мать, они давно расстались. А так столько времени вместе и все было хорошо. Ну, может, иногда у него проскакивало, но не так чтобы она била тревогу.

Взглянув на время, с ужасом поняла, что уже двенадцать часов ночи. Очень поздно. Почему муж так долго? За это время можно было сто раз поговорить и вернуться. Район недалеко от деревни находился.

Поднялась и стала ходить по комнатам, пытаясь успокоиться, но не получалось. Когда услышала звон стационарного телефона, разрывающего тишину, бросилась к нему, быстро хватая и прижимая к уху.

– Да, – выдохнула она.

– Анна Владимировна? – послышался сухой голос.

– Да, это я, – поспешно заверила женщина, предчувствуя беду, опасаясь, что Николаю стало плохо.

– Старший лейтенант Костиков Олег Игнатьевич, – представился мужчина и через небольшую паузу проговорил: – Звоню, чтобы сообщить о трагедии. Ваш муж застрелился из табельного оружия…

Дальше она не понимала. Прижала руку к груди и с ужасом смотрела вперед, пытаясь принять слова. Руки не держали, и трубка упала на пол. Женщина схватилась за голову и закричала…

Глава 1

2019 год

4 апреля, четверг

Уже собиралась домой, когда в дверь постучали. Я не отвечала, зная, что у нас тут селяне стеснительностью не страдают, как к себе домой заходят. Хорошо хоть с пинка не открывают.

– Анна, – произнес Егор Петрович, глава сельского поселения, старательно закрывая дверь, двигаясь ко мне с улыбкой довольного кота, чем взбесил. Его намеки и шантаж давили, что хотелось убежать.

Стремительно обернулась и сказала:

– Я вас слушаю.

– Ну почему вас, Анечка? Я думал, что мы как родные, – сообщил он, шикарно улыбаясь, поправляя свой серый пиджак.

Нужно заметить, что мужчина располагал, не вызывал агрессии, наоборот, некое восхищение, особенно как решал дела, быстро справляясь с любым вопросом, и выглядел он шикарно для своего возраста. Примерно под пятьдесят, подтянутый, всегда выбритый, волосы немного с сединой.

– Егор Петрович, я вас слушаю, – довольно резко сказала, показательно посматривая на руку с часиками, намекая, что спешу.

– Вот, решил подвезти тебя домой. Заберем детей и…

Открыла рот, искренне возмущаясь его предложению. Мне и так проблем хватало, выше крыши, а благодаря его заботе еще прибавится. Даже к бабке можно не ходить, знаю, что заклюют, увидев, как я с главой разъезжаю, да своих детей из сада забираю вместе с ним.

– Нет, спасибо. Я их сама заберу, – выдала, схватив сумку, как тут же почувствовала захват своей руки. Мужчина недовольно взирал на меня, а потом заявил:

– Анна, не забывай, что я делаю все, чтобы ты и твои дети здесь хорошо жили.

– Спасибо, что согласились принять плату за дом и предоставили рассрочку, – поблагодарила, желая напомнить мужчине, что эту землянку я купила сама и еще должна им, как земля колхозу. На нормальный дом после смерти мужа я не могла рассчитывать, тем более, когда ушла в декрет. Два года после трагедии были самыми тяжелыми, потом я вышла на работу, что еще хуже, но в финансовом плане немного легче. И вот теперь выплачиваю. Но мужчина считал, что он подарил дом и всячески пытался затащить меня в постель.

– Ну, конечно, как иначе? Для тебя все что угодно. И если бы ты захотела, могла жить очень хорошо.

Сделала шаг к нему и вежливо сообщила:

– Я не хочу. Меня все устраивает.

Вновь повторив то же самое, что говорила уже много раз, я обошла Сусикова и приблизилась к двери, как вдруг услышала:

– Я не вижу проблемы. Ты женщина, а я мужчина.

– Вот именно, поэтому прошу уважать мое мнение, просьбы, и не забывать, что вы женаты.

– Анна, но ты же понимаешь… – начал Сусиков, как всегда, в своей манере, объясняя удобную истину до такой степени понятно и доступно, что казалось, это единственным правильным решением, от которого радость будет всем, а особенно собеседнику. Убеждать мужчина умел. Только вот я попалась несговорчивая, твердолобая… ко всем моим недостаткам. Если слушать деревенских, то я стерва с большой буквы и не знают они, в кого такие добрые и ласковые мои дети.

– И мне не нужны никакие разговоры, проблемы и объяснения, – сухо перебила мужчину, совершенно не желая слушать его мнение о том, как здорово быть любовницей.

– Я все могу устроить. Мы может поехать отдохнуть на…

– Егор Петрович, спасибо, но нет, – отчеканила и открыла дверь, взглядом предлагая ему выйти, вновь посмотрев на часики.

Ну а что делать? Если любезничать, можно долго торчать в этом кабинете, а потом согласиться, чтобы только не доставал. А такого я себе позволить не могла… Вон Ритка есть, кассирша наша, молодая красивая женщина, которая уже не знает, как привлечь к себе внимание Сусикова, а он меня атакует.

– Нравится жить одной, чтобы клевали кумушки? – нахально поинтересовался Егор Петрович, как только оказался рядом, наблюдая, как я закрываю кабинет.

Смотрела на него и не понимала совсем. Вот мужчина! Идет к своей цели и плевать, что будет потом с женщиной и ее детьми.

– Нет. И надеюсь, это никак не отразится на наших рабочих отношениях.

– Конечно. И к тому же я верю, что ты хорошо подумаешь и порадуешь меня, – с улыбкой проговорил глава сельского поселения, пожирая меня глазами, отчего стало неудобно.

Когда он ушел, еще немного постояла в коридоре, чтобы успокоиться и как ни в чем не бывало выйти отсюда, и пошла вперед, вспоминая, что мне необходимо было купить для ужина в магазине.

Вздохнула, вдруг вспоминая, что было после той роковой ночи, когда заявили, что Николай застрелился. Даже мерзко вспоминать. И по сей день считается, что он не справился с проблемами в семье, ушел в лес и застрелился. Говорили про следы, что были свидетели, утверждающие, что видели две машины на обочинах, но потом все отказались от своих слов.

Похороны превратились в представление. Мать Николая истерично убивалась на земле, проклиная на могиле подлую убийцу, намекая на меня, а все кумушки успокаивали, пророча, что подлюке воздастся. Столько ярости, ненависти и все на меня в такой ужасный день. Мне казалось, что я стояла не у мужа на кладбище, а присутствовала на суде в змеином логове, где каждая змея выбрасывала яд. Именно там свекровь во всеуслышание прокляла будущего ребенка, заявив, что будет молиться, чтобы это чудовище не родилось.

Стояла словно призрак, прижимая к себе сына, с презрением и ненавистью наблюдая за ползающей женщиной, воющей и проклинающей меня. А ведь свекровь и не понимала, что виновата во всем, именно она погубила нашу семью и жизнь своего сына. Вот к чему привели ее корыстные желания, сплетни, интриги. Она… и я убили его, ведь не уберегла, обиделась, отпустила…

Нужно отдать должное свекру, успокоил всех, громко рявкнув, чтобы все рты закрыли, либо выкинет к чертям собачьим, у него горе.

Ну а дальше начался ад, каждый смотрел на меня с укором, и на работу я ходила как на каторгу, где каждая кривилась, особенно Вера Николаевна, взглядами обвиняя в смерти мужа. Казалось со стороны, что это она безутешная вдова, а я – любовница. Смотрела, как она «убивается» и скулит, как все ей соболезнует – и было отвратительно. Я, конечно, не хотела их сочувствия, не нуждалась. У меня было огромное горе, и я его в себе переживала, но меня трясло от фарса. Не представляла, что может быть так.

Вся эта наигранность кромсала изнутри. Реальность душила изо дня в день. Я ненавидела каждый уголок этой «доброй» деревеньки.