Она вышла из ванны и стала рассматривать себя в зеркале. Если одетая она выглядела тонкой как тростинка, то без одежды формы ее казались более округлыми. Грудь у нее упругая и хорошей формы. Талия тонкая, от этого бедра кажутся шире и округлее. И еще у нее красивая длинная шея. Вот, кажется, и все. Больше ничего, заслуживающего внимания, в своей внешности она не обнаружила. Накрутила на ладонь свои прямые светлые волосы. Вот бы ей такие кудри, как у Виржинии! Может, завить волосы? Она подняла волосы повыше. А вот так, пожалуй, неплохо.

Было почти восемь, когда Оливия спустилась вниз. Она старалась держать себя в руках — ей, в конце концов, скоро девятнадцать! Она не школьница какая-нибудь. Она не станет краснеть, если в ее сторону взглянет парень!

Но вся ее решимость улетучилась, едва она вошла в гостиную. Все собрались там, чтобы выпить перед обедом аперитив. При ее появлении общий разговор смолк. Четыре пары глаз обратились к ней.

— Милочка, нужно быть пунктуальнее! — с фальшивой улыбкой пропела Виржиния. — Нельзя заставлять гостей ждать!

— Не ругай ее, — с ласковой улыбкой перебил отец. ― Ты ведь знаешь, как Джонни любит поиграть перед сном. Спасибо, дочка, что уложила сорванца.

Тереза лишь сдержанно улыбнулась.

Один Марко Ферреро ничего не сказал. Забыв обо всем, он сорвался с места и стремительно пересек гостиную. В одну секунду он оказался рядом с ней. Его глаза ласкали нежный изгиб ее шеи, который он только сейчас рассмотрел. Взглядом он окинул всю ее стройную фигурку от узла волос на макушке, из-за которого она казалась еще выше и тоньше, до нежных мочек ушей, до ямочки между неожиданно полными грудями, которые угадывались под вырезом простого элегантного платья, до узких ступней, перехваченных тонкими ремешками сандалий. В одно мгновение он окинул взглядом ее стройные бедра, обтянутые тонкой тканью, не прикрытые подолом юбки колени...

— Вы прелестны, — проговорил он. — Стоило ждать так долго, чтобы увидеть эту красоту. — И добавил вполголоса: — Ваш отец ошибается, считая вас ребенком.

От прикосновения его горячей руки к обнаженной коже ток пробежал по ее нервам. Она чуть не вскрикнула: таким сильным и глубоким было это неожиданное ощущение.

Ужин стал для Оливии настоящей пыткой. Ей удалось привлечь в союзницы кухарку: она уговорила ту соврать, что у нее артрит разыгрался и ей необходима помощь. Блэки лишь понимающе хмыкнула.

— Ладно, только хозяйке это не понравится.

— Ну и что, ― возразила Оливия. — Зато мне не придется сидеть целый вечер и скучать. Мне деловые разговоры неинтересны.

— Как хочешь. Пора подавать первое.

Оливия подхватила поднос и отправилась в столовую.

— А где миссис Блэк? — нахмурилась Виржиния.

— У нее артрит. Я решила помочь.

— В наше время так трудно найти хорошую прислугу, — светским тоном начала Виржиния, а отец стал откупоривать вино. — Особенно если живешь в таком уединенном уголке, как наше поместье.

Она так говорит, словно мы на необитаемом острове живем, в который раз, молча, возмутилась Оливия. А, на самом деле, до Лондона всего час неспешной езды на машине! Оливия аккуратно расставила на столе тарелки и села рядом с Терезой.

— Да, это, несомненно, большая проблема, — согласилась та. — Но я уверена: если Марко решится вкладывать сюда деньги, то нанять людей не будет проблемой. У него никогда не бывает проблем.

И Тереза улыбнулась своему патрону. Оливия так и взвилась. Она, наконец, нашла в себе силы взглянуть Марко прямо в глаза.

— Но дом не продается! — воскликнула она. — Только не дом!

Мистер Ферреро лениво откинулся в кресле и вновь с удовольствием оглядел ее прелестное, взволнованное лицо. Заметил, как вздрагивают полные губы, как в уголках глаз поблескивают, готовые сорваться с ресниц, слезинки.

— Разве не ваш отец должен принять решение? — мягко спросил он. — Ведь вы такая красивая юная леди. В один прекрасный день появится мужчина, который украдет ваше сердце и увезет. — Он помедлил. — Или я ошибаюсь? Может быть, ваше сердце уже не свободно?

Оливия, в смятении, услышала, как отец невесело засмеялся. Чувствуя, что все взгляды обращены на нее, она совсем смешалась.

— Нет, ― тихо ответила она. — Я имею в виду оба ваши вопроса.

Она почувствовала себя ужасно глупой, скованной, неуклюжей. Мистер Ферреро, нарочно, дразнит ее. Шовинист несчастный! Он считает женщину вещью, которая должна тихо ждать, пока какой-нибудь мужчина не соизволит взять ее. Но она слишком молода и неопытна, чтобы достойно, остроумно и находчиво ответить на его уколы.

— Оливия права, — неожиданно провозгласила Виржиния.

Оливия удивленно вскинула брови. Но тут мачеха оседлала любимого конька и принялась рассказывать гостям о том, какие права имеет Оливия на дом, в то время как она, Виржиния, совершенно бесправна. Не дожидаясь, пока Виржиния сообщит, что скоро Оливия выкинет ее из дома, девушка вскочила, собрала тарелки и понесла их в кухню. Уходя, она услышала деликатное возражение отца:

— Это не совсем так, Виржиния. Я мог бы продать дом, имей я такое желание. Но я не хочу. Мы, Ковердейлы, живем здесь уже триста лет. И, пока я жив, все останется по-прежнему. Но я не сомневаюсь, что и после моей смерти Оливия оставит все как есть. Такие уж мы, Ковердейлы.

Хоть какое-то утешение. Какое счастье, что отец не думает о продаже дома! Выходя, Оливия с благодарностью улыбнулась ему.

После этого она весь вечер не раскрывала рта, да и слушала невнимательно. Она тщательно следила за тем, чтобы не таращить глаза на, сидящего напротив, мистера Ферреро. Нелегкая это была задача. Его черные глаза, его чувственные, четко очерченные, губы, его тонкие, нервные ноздри так и притягивали взгляд. Она опускала голову, но его мягкий, с приятным, необычным выговором голос волновал ее, хотя она и не следила за смыслом разговора.

Но вскоре Виржиния, как обычно, полностью завладела разговором, принялась рассказывать, как они с Джереми обедали у таких-то и ужинали у таких-то, а на следующей неделе приглашены к таким-то. Она всегда старалась произвести на гостей впечатление, упоминая к месту и не к месту громкие имена.

Оливия решила, что с нее достаточно: все это она слышала неоднократно. Робко подняв глаза на мистера Ферреро, она увидела в его глазах легкое презрение. Она поежилась. Положила свою салфетку и решительно вышла из-за стола. Ни к кому не обращаясь, она объявила:

— Пойду, принесу кофе!

Но она не успела сбежать.

Мистер Ферреро решительно поднялся вслед за ней.

— Я помогу вам.

— Нет-нет, что вы! Ведь вы в гостях! — залепетала Оливия, в панике выскакивая за дверь.

Тяжело дыша, она оперлась о столик, на котором примостилась кофеварка. Блэки уже пошла спать, но успела приготовить поднос, а на нем было все необходимое для кофе. Добрая душа! Теперь еще немного, и Оливия спасена. За эти несколько часов она устала так, словно целый день копала грядки! Что с ней случилось? Никогда в жизни ни один мужчина не заставлял ее чувствовать себя так странно. От одного взгляда его черных глаз сердце ее подпрыгивало, а потом падало куда-то вниз. Она не владела собой, и это совсем ей не нравилось.

Она со вздохом выпрямилась и оцепенела. Мужчина, о котором она только что думала, был рядом. И от этого ей не стало спокойнее.

— Что вы здесь делаете? — невпопад выпалила она. — Я ведь сказала, что помощь мне не нужна.

Он не ответил. Вернее, не сразу ответил. Он, молча, взял обе ее руки в свои, завел их ей за спину, и она оказалась в опасной близости к нему, беспомощная и растерянная. Больше он ничего не делал, только стоял и смотрел на нее. Жар волнами прокатился по ее телу, заставляя груди отвердеть и приподняться. Он медленно, медленно притянул ее к себе. Она почувствовала, как голова ее начинает все быстрее кружиться, и пошатнулась. Он крепче прижал ее к себе, и она бедрами почувствовала жар его набухающей плоти.

Она знала, что это такое. Она читала про это, она видела это в кино. Но никогда не понимала, почему мужчины и женщины в минуту близости забывают обо всем на свете. До сих пор не понимала. Но сейчас ее захлестнуло такое возбуждение, что она сама подалась навстречу и еще крепче прижалась к нему. Ей хотелось всем телом почувствовать жар и силу его тела. Она подняла на него затуманенный взгляд и испугалась — такая первобытная страсть была написана на его лице.

— Мне весь вечер хотелось это сделать, — хрипло проговорил он, наклоняясь к ней.

— Нет! — выдохнула она, внезапно осознав, в какой опасности оказалась.

Она и раньше целовалась. Не очень часто. И никогда поцелуй не оказывал на нее такого гипнотического воздействия. Но ведь раньше ее никогда не целовал Марко Ферреро!

Он скользнул сухими горячими губами по ее губам, и она со стоном приоткрыла их, не сознавая, что делает. Он медленно скользнул языком по внутренней стороне ее губ, и она задрожала от необыкновенного, волнующего ощущения. Словно он не в губы ее поцеловал, а одновременно коснулся самых укромных, самых чувствительных уголков ее тела!

Он, не спеша, целовал ее, то отпуская и едва касаясь губами ее губ, то притягивая ее к себе и впиваясь в ее рот с неистовой силой. Она бессильно прислонялась к нему. Ноги у нее стали ватными, она почти не контролировала себя.

Он застонал и, выпустив ее руки, властно обхватил ее рукой за талию. Другая его рука легла ей на грудь и замерла там. Она не противилась. Ей даже в голову не пришло протестовать. Напротив, она подалась вперед, и ее грудь плотно легла ему в ладонь. Он судорожно вздохнул и тихонько сжал ее. Она вскрикнула и, изгибаясь всем телом, прильнула к нему. Он осторожно сжал пальцами ее сосок, который стал таким твердым, что проступил сквозь шелк платья.