Саманта Аллен - Непристойное влечение

– Сегодня в нашей студии находится специальный гость! Дамочки, долой ваши тр-р-р-усики-и-и! – громогласно протянул ведущий. – Лиам Гилмо-о-о-ор! – Я махнул рукой и послал ослепительную улыбку прямиком в объектив камеры. – Итак, Лиам, располагайтесь, – радушно предложил телеведущий.

Меня пригласили на довольно популярное ток-шоу. Я уже давно привык к объективам телекамер и пристальному вниманию публики, поэтому чувствовал себя спокойно и с лёгкостью отбивал каверзные вопросы телеведущего. Я надеялся, что не придётся переснимать десяток дублей, хотя при взгляде на лощёную физиономию Эдриана Джеймса казалось, что ему для съёмки совершенного эпизода не хватит и недели. Он то и дело справлялся у операторов, хорошо ли выглядит в объективе. Вот уж не думал, что он настолько самовлюблённый идиот. В этом и состоит обратная сторона известных личностей – то, что ты видишь на экране, чаще всего не совпадает с тем, какой человек в реальной жизни.

– …А теперь постоянная рубрика – письма от телезрителей!

Эдриан картинно прокрутил стеклянный барабан и стиснул холёными пальцами несколько конвертов.

– Лиам, вскрывай любой из них, – улыбнулся Эдриан и доверительно громким шёпотом сообщил, пока камера плавно наезжала на нас. – Ты должен знать, как это делается. Бумажные письма! Во времена твоей молодости твиты выглядели именно так.

– Удивлён, что ты не пошутил про динозавра. Растёшь, – усмехнулся я. – Давай начнём с того конверта, что лежит посередине.

– А давай! Посередине всегда лучше, если ты понимаешь, о чём я. Вернее, помнишь!

Эдриан картинно подмигнул мне. Его шуточки про возраст стояли у меня поперёк горла. Но у этого щеголя мозгов меньше, чем у муравья – чего ещё можно ожидать от выкидыша телевизионного шоу-бизнеса? Так что я не стал париться и вскрыл конверты. Письма в первых двух не представляли собой ничего особенного. Женщины признавались мне в любви. Одна даже назвала сына в честь меня, но мужу соврала, что назвала в честь деда. Я привык к подобным откровениям. Когда был немного моложе, мне часто присылали по почте трусики, откровенные фотографии, кулоны с обрезанными волосами и прочую дичь. Я и сейчас пользуюсь популярностью у женщин и не испытываю трудностей с выбором развлечения, но уже не стремлюсь ставить рекорды в постели и не балдею от вида текущих малолеток, которым едва исполнилось восемнадцать. Предпочитаю девушек взрослых, опытных, умелых и без надежд на дальнейшее место в моей жизни. Не уверен, что когда-нибудь обзаведусь настоящей женой. Семья у меня и без жены получилась отменная…

– Итак, третий! Жги, Лиам!

Я вскрыл конверт и улыбнулся.

– О, думаю, тебя порадует это письмо, Эдриан. У тебя появится ещё один повод для шутки, а то ты начинаешь повторяться…

– И что там?

– «Я ненавижу твою песню: “Я знаю, детка»!”» – прочитал я и махнул листом бумаги.

Крупным, неровным почерком на одной стороне листа было написано именно это.

– Ого, Лиам, держись! Где-то в студии должны быть сердечные капли для старичков! – засуетился ведущий, кривляясь на камеру.

– Да, плесни мне немного, разрешаю, – махнул я рукой. – Пережить гробовую тишину в студии после твоей очередной шутки становится всё сложнее. – Оператор ухмыльнулся, показав большой палец. Хотелось бы верить, что этот кадр не вырежут. – Кстати, ты рано заулыбался, Эдриан, – продолжил я, переворачивая лист бумаги. – Тут написано ещё кое-что… – Я прочистил горло и начал читать: – «Я ненавижу твою песню. Когда она звучала, со мной произошло самое ужасное и отвратительное событие в моей жизни. Мне было тошно слушать твой голос!..»

Я читал вслух намеренно медленнее, но взглядом окинул уже большую часть письма. Строчки плясали вверх-вниз. Человек, написавший это письмо, очень волновался. Я понял, что не буду зачитывать вслух все письмо. Я просто выпал из жизни на жалкую минуту и пропустил написанное через себя. Не думал, что когда-нибудь испытаю такие сильные эмоции.

– И что дальше? Ну? – послышался голос ведущего.

– Хм, – прочистил горло. – Знаешь, я лучше перескажу своими словами. Иначе вам придётся вырезать большую часть отснятого материала. Или вы заставите меня делать ещё десяток дублей, а я тороплюсь в свою кровать, чтобы занять место ровно посередине между двух цыпочек. Если ты, конечно, понимаешь, о чём я говорю. – Я сложил лист бумаги, спрятав его между ладоней. – Иногда в жизни случаются не самые приятные вещи. И когда фоном звучит музыка или песня, она становится символом всего того, о чём мы стремимся забыть. Подобные письма я получал не единожды. И мне искренне жаль, но я, увы, не волшебник. Или всё-таки волшебник, потому что во второй части письма мне объясняются в любви в самых похабных и горячих выражениях.

Я порол откровенную чушь, наплевав на правду. Просто содержание этого письма было не для посторонних ушей. Я чувствовал, что девушка написала письмо в порыве эмоций и отправила, не думая. Это полезная практика, так говорят душегубы, называющие себя психологами.

Передачу мы отсняли. Эдриан снял с лица маску улыбчивого кретина и превратился в кретина высокомерного, докапываясь до оператора, почему тот снимал его больше пяти минут с левой стороны, когда слева у него не самый удачный вид…

– Эд, тебе нужно это дерьмо? – спросил я, поднимая конверт, в котором лежало письмо.

– Что? – поморщился телеведущий. – Оставь. Сейчас придут уборщики и выкинут всё.

– Значит, не нужно…

Я сунул конверт в карман кожаной куртки, попрощался со съёмочной командой, поблагодарив ребят за работу, и пригласил их пропустить по стаканчику в ближайшем баре. Эдриан, разумеется, даже не подумал присоединиться. Так называемые «звёзды» часто забывают, что их успех во много зависит от удачного кадра. Но я считаю, что не стоит обделять вниманием простых тружеников, которые никогда не появятся на экране, но делают красивую картинку для зрителя.

В своём доме я появился уже очень поздно. За полночь. Вопреки моим словам, в постели меня не ждали две цыпочки. В баре ко мне начала клеиться девушка, но я довольствовался быстрым минетом за углом и заплатил ей сотню баксов. Она обиделась и долго кричала мне вслед, что она не шлюха. Да похрен, честно говоря. Секс уже давно стал для меня рутиной, от которой только сбрасывалось напряжение.

Я закурил, сидя на крыльце, и ещё раз перечитал письмо. Оно взволновало меня до глубины души.

«Я ненавижу твою песню. Когда она звучала, со мной произошло самое ужасное и отвратительное событие в моей жизни. Мне было тошно слушать твой голос! Каждый раз, когда из динамиков начинала литься эта песня, в моём мире начинался апокалипсис. Спуск в ад. Снова и снова. Ты в курсе, что написал не песню, а симфонию для демонов ада?..»

Да, девушку можно было бы посчитать чокнутой и посоветовать ей отправиться в сумасшедший дом. Меня и самого часто называют сбрендившим, но, как говорил Чеширский кот: «Я не сумасшедший, просто моя реальность отличается от вашей».

«…Возможно, тебе плевать, и ты не думал ни о чём таком, когда писал эту песню. Но я возненавидела её всеми фибрами своей души. Под ритмичную мелодию и твой приятный голос меня изнасиловали. Это была вечеринка, на которую мне повезло попасть. Огромная удача, так считала я, потому что не принадлежала к кругу избранных счастливчиков среди студентов университета. Я посчитала, что мне повезло. Если это везение, то у госпожи Фортуны отвратительное чувство юмора. Ко мне начал клеиться парень. Местный красавчик, звезда университета. По нему вздыхали все девчонки. Тебе, наверное, это знакомо. Ты же до сих пор пользуешься успехом у женщин и заставляешь дрожать от звука твоего голоса. Я немного выпила и почему-то посчитала, что нет ничего страшного в том, чтобы поцеловаться с этим парнем. Он повёл меня наверх. Я думала, что на первый раз мы обойдёмся просто поцелуями и жаркими объятиями, ведь я ещё не заходила так далеко с парнями.

Но он решил иначе. Когда я поняла, что он хочет секса, то прямо заявила о том, что не готова на такое сближение. Он встал и включил музыкальный центр. Парень не обращал на меня никакого внимания. Я попрощалась и хотела уйти, но за дверью меня ждал его приятель. Он толкнул меня в комнату и спросил: “Кто первый, парни?” Я поняла, что за спиной друга стоит ещё один верзила… Меня втолкнули в комнату. “Поставь музыку громче, мулаточка будет громко кричать…” Я сопротивлялась, но их было трое. Здоровые и накачанные парни. Все как один спортсмены. Сначала они влили в меня много спиртного, потом насиловали по очереди. Пока двое держали, третий усердно трудился сверху. Или сзади… Потом они решили, что можно попробовать и вдвоём, пока третий делал снимки для своего home-video.

Это было ужасно. Они были, словно дикие звери, рвали меня на части и никак не могли насытиться. И всё это время на повторе играла та самая песня. Твоя песня… Я возненавидела ее. Она звучала, как издевательский гимн. Я не помню, сколько времени это длилось. Когда они мыли меня в душе и одевали, думала, что уже умерла и нахожусь в чистилище.

Потом я очнулась на лужайке возле дома от криков родной тётки. Она посчитала, что я опять тайком сбежала повеселиться и громким криком созвала всю округу! Надавала мне пощёчин и завела в дом.

Мы обратились в полицию, но когда у обидчиков много денег, дело оканчивается ничем…»

Я выдохнул и потянулся за ещё одной сигаретой.

«…Меня выставили гулящей девицей, алчной до денег. Я вернулась ни с чем. Даже медосвидетельствование ничего не значило. Сама виновата – так сказали мне. Единственное, что я получила – это приказ “не высовываться”.

Дальнейшая моя жизнь в университете напоминала кошмарный сон. Этим ублюдкам оказалось мало просто поиздеваться надо мной. Они делились фотографиями с друзьями. На меня навесили ярлык потаскухи. Мне постоянно поступали грязные предложения. Я стала изгоем и перевелась на дистанционное обучение, потому что стало совершенно невозможно находиться в университете…