Всю свою жизнь я думала, что буду не способна причинить боль Тейлору. Он был неуловимым мужчиной, каким-то неприкасаемым. Кем-то кто причинял мне боль снова и снова, и никогда не испытывал боль сам, по крайней мере, не на моих глазах. Но теперь я это видела, когда произнесла имя Ретта. Грубая, унизительная боль разорвала его черты. Этот взгляд я буду помнить всегда. Образ его разбивающегося сердца на его лице. Я пронесу его с собой всю жизнь.

Я улыбалась, когда покидала помещение, мои сланцы шлепали по бетонному полу под крики Тейлора, отражающиеся от промозглых стен. Он звал меня, свою малышку Фей. Но я не вернусь, не в этот раз. И никогда снова.

18.

Фей.

Кладбище было недалеко от тюрьмы. Честно говоря, казалось, что это слишком идеально, что моя мать и Тейлор были так рядом друг с другом, один в тюрьме, другая – мертва. Я не была здесь с похорон. Не было причин для визита.

Но сегодня по-другому. Сегодня, казалось, что я прихожу в мир с собой. И я не смогла бы сделать этого, не увидев двух людей, которые причинили мне больше всего боли. Чувство нервозности нашло на меня, когда я вышла из машины. Трава зеленая. Зеленее, чем я помнила. Она была такой мягкой под моими ногами, нежная, как капли масла.

Около десяти лет назад я бы подумала, что это место слишком хорошее для нее, и возможно, так до сих пор и есть. Может быть, я просто почувствовала ностальгию, потому что она была мертва. Потому что она была мертва так долго, и так долго мне было плевать. Из всего того, что преследовало меня, моей матери там не было. Хотя я знала почему, глубоко в душе.

Я простила ее той ночью в машине. В поездке к дому Тейлора, после похорон, когда играла наша песня. «Песня о Путешествии», которую мы обычно пели, когда прибирались дома. Песня, под которую мы танцевали и пели слова, как будто они были последними, которые мы когда-либо споем.

- Она была рада, что ты ушла, - слова Ретта той ночью повторились в моей голове. Я могла вспомнить радость, счастье, которые наполнили мое сердце, когда он произнес эти слова. Они не стали извинением от моей умершей матери, они не стали признанием тех ужасов, которые она позволяла совершать Тейлору надо мной. Из-за ревности, которая поедала ее живьем, ревности, которая превратилась в ненависть и удовольствие, когда она наблюдала, как он пытал меня. Слова не сделали все лучше, они не дали всему уйти. Но их было достаточно для меня.

Я остановилась перед ее надгробием. Джессика Тернер Хейл. Ее имя написано сверху. Я упала на колени. Я потянулась и пробежалась пальцами по словам, выгравированным на камне. Мои тети и дяди никогда не извинялись за мою мать, пока я жила с ними, они никогда не говорили, что сожалеют о том, что она позволяла Тейлору делать со мной. Но они сказали, что мама всегда была сломленной женщиной, которая искала что-то, что заполнило бы ее жизнь. Она искала это в мужчинах.

Я практически рассмеялась, когда подумала об этом. Возможно, в каком-то смысле, мы не такие и разные.

- Ты смотрела на все плохое. Ты позволила этому разрушить все, - казалось, мое сердце на грани разрыва. Я прижала пальцы сильнее к ее имени, пока они не заболели. – Ты позволила ему уничтожить меня. Ты позволила этому произойти. Ты была счастлива, когда он делал это. Тебе никогда не было жаль, пока я не ушла, а ты не умерла, - я не знала, когда начала рыдать, но теперь это поняла. Слезы стекали по моему лицу на траву. – Но я прощаю тебя. Я простила тебя много лет назад, когда пела нашу песню, надеясь, что она дойдет до тебя, где бы ты ни была. Я и сейчас все равно прощаю тебя, - я свернулась на траве, мои руки все еще прижимались к ее имени. – Я все равно прощаю тебя. Все равно. И я люблю тебя, даже если ты никогда не любила меня, - я шептала слова между всхлипами. Трава пахла так чисто, когда я втягивала воздух, наполняя им свои легкие. Дыхание жизни. Моей жизни. Жизни, которая у меня была. Та, которая принадлежала мне и никому больше.

Тейлор пытался отобрать ее у меня. Моя мать позволяла ему. Но я стала единственной, кто вышла победителем. Я была той, которая осталась с жизнью, которую стоит прожить.

Не знаю, как долго я лежала там, на идеально подстриженной траве, плача, но было уже поздно, когда сильные руки обхватили меня. Я могла бы закричать или удивиться, но я не сделала этого. В этот раз я знала, что он придет за мной. И я знала, в этот раз, я позволю ему забрать меня.

- Ты пришел, - прошептала я, пока он нес меня с кладбища. Тот же, кто приковал меня к земле много лет назад и сказал, что за эгоистичной, маленькой сучкой я была.

Ретт посмотрел на меня. Мой Ретт. Мужчина, в которого я была влюблена много лет.

- Я всегда возвращаюсь за тобой, Фей.

Эти слова вернули меня к жизни. Ретт. Я провела свою жизнь такой одинокой, потерянной, маленькой девочкой. И я всегда была такой до сих пор. Пока Ретт не нашел меня.

- Почему ты не пришел за мной в тот день, когда я ушла? Почему не искал меня? – шептала я, пока он нес меня.

- Я дал тебе то, в чем ты нуждалась, Фей. Это было не тем, чего хотел я, но я освободил тебя.

От его слов я заплакала еще сильнее, сильнее, чем плакала весь день. Слезы вытекали из меня, как реки, затопляя меня. Я вцепилась в него. Я схватила его за футболку в ужасе, что если отпущу, то он уплывет от меня.

Он привез меня в свой дом. И я слушала, как он говорил мне, что ему жаль. От произнесенного моя кожа не покрылась мурашками. Слова. Я позволила ему сказать их, потому что знала, что он их и имеет в виду, я знала, что ему необходимо сказать их. Но он не должен был, потому что я знала, что он не был своим отцом. Тейлор Хейл ни разу не извинялся за то, что сделал со мной. Тейлор Хейл никогда по-настоящему не любил меня, потому что в любви надо отдавать и принимать. Любовь в жертвенности. Любовь отдает все одному человеку, и он принимает ее, с недостатками и прочим.

А когда той ночью я занималась любовью с Реттом, под плакатом, где он с ламантином, я знала, что наша любовь никогда не станет идеальной. Потому что она будет испорчена и омрачена всем тем, что мы никогда не будем способны изменить. Но в ней было кое-что прекрасное и с прошлым, и с кровью, и с хреновыми временами, которые мы не сможем изменить. То, что они всегда будут преследовать нас. И когда я посмотрела в глаза Ретту той ночью, я знала, что не хотела бы провести свое будущее с кем-то другим.

Эпилог.

Один год спустя.

Ретт.

Я наблюдал, как Фей провела рукой по переплету одной из своих книг. Это была так книга, которая стояла на ее полке, от пола до потолка. Она уставилась на обложку с потерянным взглядом, как будто она была где-то далеко и не здесь, не в своей квартире, не со мной, собирая все свои вещи.

- Ты в порядке?

Она быстро подняла на меня глаза, практически, как будто забыла, что я здесь. Она медленно кивнула. Я сел на коробку, которую сбирался отнести в грузовик.

- Фей, - я коснулся ее плеча. Она не дрогнула, но и не посмотрела на меня. Ее взгляд снова был сосредоточен на книге в руках.

- Это моя самая первая книга об управлении, - произнесла она тихо. – Правительство Техаса, - она развернул книгу, демонстрируя ковбойскую шляпу, - типично для Техаса. – Это был мой первый семестр в колледже. Я взяла этот предмет и четыре других. Но этот предмет был тем, на который я пошла первым. Он проходил по понедельникам и средам в восемь.

- Проклятье, урок в восемь утра, что может быть хуже.

Она потерла руками обложку.

- Это же сказала моя тетя, но это не так. Это было замечательно. Моим учителем была леди, которая была примерно моего сегодняшнего возраста. Она была полна жизни и любви к своему предмету, хоть большинство воспринимали это скучным. Она делала его…особенным.

- Особенным? – я потянулся и провел рукой по обложке, представляя - чувствовалась ли она по-другому, чем остальные книги, как бы глупо это не звучало.

- Я была такой одинокой и убитой горем, когда начала этот предмет.

Мое сердце сжалось в груди, скрутившись.

- Я не знала больше кто я, - она посмотрела на меня. – Но я нашла дорогу к самой себе, - она не выглядела грустной, но и спокойной тоже нет. – Эта книга просто вызывала те потерянные чувства, - она снова провела по обложке. – Я помню первый день, сидя там с этой книгой передо мной, напуганная до смерти. Разве это не смешно? После всего, что произошло со мной, после всего жизненного опыта, что я пережила, я была напугана своим первым днем в колледже, - она хихикнула, но звук вышел глухим, и ее глаза остекленели.

- Детка, - я притянул ее к себе. Ее руки обняли меня за талию. – Не плачь, - она ничего не сказала, но зарылась своим лицом мне в плечо. Мое сердце еще больше скрутило, угрожая болезненно разорваться в груди. – Ты сегодня чувствуешь себя так же, - это утверждение, не вопрос. – Ты не обязана переезжать ко мне. Мы не обязаны делать это. У тебя есть столько времени, сколько нужно, - я буду ждать вечно и даже больше. Фей стоила этого.

- Нет, - она отстранилась от меня, ее глаза – красные и опухшие. – Это хорошо, - она вытерла свои глаза. – Я поняла тогда, что хорошо бояться приятных изменений в жизни, - она улыбнулась. – Переезд к тебе охрененно пугает меня, но это то, чего я хочу. Ты, вот что я хочу.

Мое сердце грохотало в груди. Но это чувство не было новым. Фей заставляла колотиться мое сердце каждый день. Каждый раз, когда она улыбалась мне. Каждый раз, когда говорила, что любит меня. Каждый, блять, день.

Прошел год. Год после того, как я поднял ее тело с земли на том кладбище и отнес домой. Год с тех пор, как она моя. Не знаю, что изменилось, что произошло за тот промежуток времени, когда мы были раздельно в тот день, но что-то случилось. И Фей любила меня – она по-настоящему и истинно любила меня.