Элоиза Джеймс - Неприличные занятия

— Дамам понравится. Это написано представителем высшего общества, одним из их знакомых. Они много месяцев будут пытаться разгадать, кто же такой этот Фезергастингтон, поскольку очевидно, что это имя не настоящее.

— Покажите мне хоть одну приличную женщину, которая станет аплодировать этим грязным инсинуациям вместо того, чтобы сказать, что это разлагающий душу бред, потому что именно это скажет миссис Маффорд. — Он наугад вытащил лист из стопки. — Я могу открыть его в любом месте и… — У него глаза полезли на лоб. — Он… он… Я даже не могу это сказать… Он… он…

Заинтересовавшись, Джас взял у него рукопись.

— Эта часть немного непристойна, — согласился он.

— Он… он к стене привязан!

— Всего лишь шарфом, — напомнил Джас.

Маффорд выхватил у него страницу и продолжил чтение.

— Полагаю, Фезергастингтон — один из ваших близких дружков.

— Я с ним лично не знаком. Но он рассказывает отличную историю.

— Довольно, — воскликнул Маффорд. — Любой выскочка за этой дверью может найти мне порнографию для издания. Я думал, вы принесете мне труд утонченного джентльмена или что-то в этом роде. Теперь я понимаю, почему ваш отец выкинул вас из дома. Он знал о порочности вашего ума.

На это Джас лишь улыбнулся, что рассердило его работодателя еще сильнее.

— Мы не станем публиковать этот бред, — визгливо сказал Маффорд. — Одно дело, если бы истории были настоящими. Кто захочет читать о порочных женщинах, которые даже не существуют?

— Они существуют.

— Приведите мне автора, и я посмотрю, сможет ли он меня убедить. — Он еще раз покопался в страницах. — Игры в теннис при дворе, Олмак, леди Г…? Что он имеет в виду? Это все дрянные выдумки.

— Это все правда, — сказал Джас. — Я узнаю некоторых людей, послуживших прообразами. — Только сейчас он осознал свою ошибку. Маффорд терпеть не мог, когда ему напоминали, что Джас был не простым наемным работником, а представителем высшего света.

— Докажите. Приведите этого Фезергастингтона или того, кто выступает под этим именем, когда не важничает.

— Не могу. — Правда заключалась в том, что рукопись доставил посыльный с запиской о том, что если он захочет напечатать книгу, то должен дать об этом объявление в «Таймс».

Маффорд насупился.

— Но я, возможно, смогу доказать правдивость рукописи без помощи автора.

— Даже если так, это принесет нам убытки.

— Нет, если я проспонсирую выпуск. Я оплачу расходы на издание и отдам вам двадцать процентов от дохода.

Это привлекло внимание Маффорда.

— Почему? — с подозрением спросил он. — Если бы у вас были деньги, вы бы не стали марать свои благородные ручки работой. Я отверг кучу никчемных рукописей, что вы мне приносили. Так почему вы так настаиваете на издании этой, а?

Это был решающий момент. Джас равнодушно пожал плечами.

— Может, я работаю у вас из любви к своему делу, Маффорд. В чем дело? Боитесь принять мои деньги?

Колесики в голове Маффорда все еще медленно вращались.

— Где вы возьмете деньги на публикацию книги? Вы же не думаете отправиться за помощью к отцу, правда? После того, как он… — Он увидел взгляд Джаса и умолк.

Весь свет знал о вспышках герцогского гнева, во время одной из которых он публично отрекся от своего сына и наследника, поклявшись, что пока он жив, Джас не получит ни фартинга.

— У меня есть деньги, — сказал Джас.

— Триста фунтов и настоящее доказательство, что все эти развратные истории не вымысел, — Маффорд помолчал и улыбнулся. — Может, одна из описанных в романе женщин признается. Ради вашего блага, я искренне надеюсь, что не появится кто-нибудь из вашей родни.

У Джаса на мгновение мелькнула мысль выступить в защиту матери, но он решил этого не делать. В конце концов, именно она рассказала большей части светского общества, что Джас был незаконнорожденным.

— Триста фунтов — это в два раза больше стоимости выпуска любой другой книги, выходившей в этом году.

Маффорд осклабился.

— Если мы возьмемся за эту чушь, то она будет выглядеть благочестиво, как Библия, в кожаном переплете и с золотым обрезом. И вы заберете две трети доходов и ни шиллингом больше. Если сможете найти деньги, конечно. А если нет, — Джас увидел удовлетворение в его взгляде, — я попрошу вас покинуть это заведение, мистер Гриффин. — Джас видел, как приятно Маффорду было называть его простым мистером и намекать на тот факт, что отец Джаса — герцог Хонингборн — подал прошение на высочайшее имя, чтобы Джаса лишили всех титулов.

Но, раз он получил именно то, чего добивался, не было смысла спорить. Джас не стал прощаться, просто вышел из кабинета, сопровождаемый пронзительным голосом Маффорда. Пришло время найти Линнет. Снова ее увидеть.

Любезный читатель, она сняла чулки с величайшей грацией, какую только было можно вообразить. Я остолбенел при виде ее изящных лодыжек.

В мгновение ока я положил к ее стройным ножкам свое сердце, прильнул к ним губами и отдал дань поклонения этой бесценной части ее тела, чего, безусловно, она заслуживала…

Все было так же, как тогда, когда он увидел ее впервые и влюбился, хотя он и не понимал этого. Теперь, когда ее лицо женственно округлилось, она стала совершенной. Ее волосы все еще были огненными, а ресницы — такими же бледными, как ее кожа. Она сидела в кресле-качалке и не слышала его, поэтому он просто стоял в дверях и упивался ее видом: тонкими руками, изящной шеей. А на руках…

Ребенок. Его ребенок.

— Линнет, — позвал он.

Она резко подняла голову, и на мгновение он увидел в ее взгляде радость под стать той, что расцветала в его собственном сердце. Затем ее взгляд стал бесстрастным, и она произнесла:

— Ты не должен здесь находиться.

— Моя мать не из тех, кто может хранить секреты. Хотя у нее заняло шесть месяцев, чтобы понять, что я буду приходить к ней каждый день, пока не узнаю твое местонахождение. — Он сделал шаг по направлению к ней. — Это мой ребенок? Можно увидеть его… или ее?

Она посмотрела на него и лишь крепче прижала младенца к себе.

— Не надо, Джас. Ты не должен.

Это было как гром среди ясного неба.

— Почему?

— Она не твоя.

Он с уверенностью подошел еще ближе.

— Она наша.

— Она моя. Она не сможет стать нашей.

Он без труда опустился на колени рядом с ней.

— Прошу, Линнет. Не отгораживайся от меня.

Она закрыла глаза, прижимая ребенка к себе так крепко, что он мог видеть только розовое ушко.

— Я должна, Джас. Обязана — ради твоего же блага.

Так он и думал. Поэтому он заранее знал, что ей сказать.

— Ты можешь принести в жертву себя, Линнет. Но не имеешь права жертвовать нашим ребенком.

— Она…

— Значит, у нас девочка?

— Я уже говорила «она» раньше. Ее зовут Роуз.

В этом была вся Линнет: опять она указывала ему на ошибки.

— Ты разрушишь нашу с тобой жизнь зазря, — сказал он. — Ради клочка репутации, мнения людей, которые поставили крест на нас обоих.

Она нахмурилась.

— Ты действительно так это видишь?

— А как еще можно смотреть на наши жизни? Ты опорочена, благодаря мне. Я незаконнорожденный и опорочен, благодаря моей матери. Бедной маленькой Роуз достался не лучший комплект родителей.

Линнет посмотрела на него сузившимися глазами, и ее щеки слегка порозовели.

— У Роуз будет чудесная жизнь. Ее будут любить.

— Одной любви недостаточно. Будет ли она все еще чувствовать себя любимой через много лет, когда поймет, что ее мать отказалась выйти замуж за ее отца — что привело к ее дурной репутации и невозможности выйти замуж и завести собственных детей?

На щеках Линнет появились небольшие красные пятна.

— Как ты не можешь понять, что я не желаю выходить за тебя замуж? — гневно зашипела она.

Он поднялся на ноги.

— Не желаешь? Почему? Потому что не любишь меня?

Она решительно встретилась с ним взглядом.

— Именно.

Он посмотрел на нее.

— Это чушь.

В этот момент Линнет поняла, что все бесполезно. По правде говоря, она знала это с того самого момента, как увидела его лицо. Иногда она все еще думала о нем, как о мальчике, с которым выросла, а он-то стал широкоплечим мужчиной выше своего отца и красивее своей матери. Он выглядел так, словно ему на роду было написано стать королем, чей профиль чеканили бы на монетах.

Такой человек должен был жениться на принцессе.

— Я не позволю тебе ее увидеть.

— Почему? С ней что-то не так?

Испуг на его лице заставил ее ощутить укол раскаяния, ледяной ком в ее сердце начал трескаться, а ее решимость — таять.

— Ты не должен! — воскликнула она.

Но Джас больше не был мальчиком, он был мужчиной и выглядел, как мужчина. Нет, он выглядел, как герцог. Это безошибочно угадывалось в четко вылепленном аристократическом носе и горделивом развороте плеч.

— Моя дочь останется моей дочерью вне зависимости от того, деформировано у нее лицо или нет! — Он произнес это так, как только герцог мог приказывать богам повиноваться ему.

— Это вовсе не так! — возмутилась Линнет. — Она совершенна, слишком совершенна.

Его рука, коснувшаяся одеяльца, замерла.

— Так в чем тогда дело?

— Я тебя знаю, Джас. Если ты ее увидишь, то никогда уже не сможешь…

— Оставить ее? — Он улыбнулся ей знакомой кривоватой улыбкой, той, что заставила ее влюбиться в него много лет назад, когда она впервые поняла, какой он одинокий, забавный и красивый.