— Пойдем мы с тобой пешими тропами… — вздохнул Лёня, с грустью представляя, что через неделю им предстоит вернулся в город, снова все вокруг завертится — закружится. — Таня, когда у тебя уже декрет будет? Представь, я ухожу — ты дома, я прихожу — ты дома. Кайф, а не жизнь.

— Мечтаешь, чтобы я дома сидела?

— Так это же женское предназначение. Уют создавать, очаг хранить, пироги с мясом печь.

Таня в ответ рассмеялась, чуть не подавившись маковой булкой.

— Давай быстрее уже рожай, — ухмыльнулся Вуич, рывком поднялся с кровати и уселся рядом с женой. Обнял ее сзади; просунув руки в вырез халата, прижал их к голому животу.

Какие ладони у него горячие! Таня вздрогнула от неожиданных и приятных ощущений.

— Вот с этим я не смогу поторопиться. Вот никак, — Таня замерла, неосознанно перейдя на шепот.

— Скоро шевелиться будет? — Лёня тоже заговорил вполголоса.

— Ну, не скоро еще. Сначала только я буду чувствовать, потом подрастет и ты сможешь.

— Страшно.

— Почему страшно?

— Не знаю, — шепнул он. — Я волнуюсь. Блин, нет, мне уже не все равно, я скорее хочу знать, кто у нас там: мальчик или девочка.

16

Татьяна сбежала по ступенькам крыльца, зацокала невысокими каблучками по асфальту. Лёня уже ждал ее у больницы.

Лето наконец уступило место осени. Низко нависшие серые тучи совсем закрывали солнце. Все было мокро и влажно после дождя. Ветер бросал в лицо крупные капли, сорванные с деревьев. Но внутри у Татьяны так горело, что она еле заставила себя застегнуть пуговицы плаща. Жарко внутри было, радостно. Волнительно до оцепенелой дрожи.

Не сбавляя быстрого шага, Таня побежала к машине. С милой неловкостью уселась в салон и быстро чмокнула мужа в щеку.

— Ну что? — нетерпеливо спросил он.

— Все хорошо, — заверила его, расслабляя на шее шелковый платок.

— Вот и славно, — облегченно выдохнул Вуич.

На УЗИ вместе с Татьяной Лёня не пошел, она отговорила его, сказав, что «нечего там еще смотреть». Пересилив свое тайное недовольство, он согласился.

— Их там двое.

— Что?

— У нас двойня, — спокойно сказала Таня, как будто сообщая о вещах совершенно обыденных. Таким голосом она сказала, словно говорила, что домой нужно купить хлеба.

— Господи, — вырвалось у Лёни. — Таня, правда? Двойня?!

Танюша рассмеялась тем звенящим смехом, который он больше всего любил. Но сегодня ответная улыбка не заиграла на его лице, Вуич все еще находился в глубокой растерянности.

— Да, я тоже удивлена.

— Двойня… — прошептал Вуич, все еще не веря словам жены.

Он был рад ребенку, он даже его представлял себе. Ждал. Мальчика. Девочку. Какими они могут быть. Но сейчас при мысли о двойняшках у него перед глазами мелькали цветные пятна. Лёня бросил взгляд на чуть округлившейся живот жены, не представляя, как она, такая хрупкая, сможет выносить сразу двоих. Так и хотелось воскликнуть: «Как они у тебя там поместятся?» А роды?

Голова закружилась, Лёня откинулся на спинку, прижав затылок к подголовнику, и глубоко вздохнул:

— Вот тебе и смотреть нечего. Ты сказала: нечего тебе со мной идти, смотреть там еще нечего, на следующее пойдем.

— Да кто ж знал? — улыбнулась Таня и заерзала на сиденье, усаживаясь удобнее и поправляя под собой плащ.

— Фух, — наконец, снова выдохнул Лёня, когда удивление отступило перед жгучей радостью. — Куда теперь?

— К Денису. Договорились же, что заедем. Сообщим радостную весть.

— А может, не будем?

— Как это не будем?

— Ну, как говорят, чтобы не сглазить.

— Лёня, прекрати только эти глупости. С чего это ты вдруг стал такой суеверный?

— Ладно, поехали. Как‑нибудь дотянет последние мили твой надежный друг и товарищ мотор.

Лёня и правда стал каким‑то суеверным. Откуда взялось это сам не понимал. Мир его внутренний как‑то странно преобразился, словно тронула его голубоватая дымка. И в этой эфемерной дымке рождались все его сомнения, предчувствия и ожидания. И в этом мире не было места пустякам.

Почему‑то мучительно долго ехали по городу. Застревали в пробках и ловили светофоры. Когда доехали до Шауриных, день уже утонул в мягких сумерках. Снова пошел дождь, запахло сырой землей и зеленью — пряно и терпко.

Пройдя в дом, Таня заспешила с пуговицами, так хотелось поскорее присесть на диван. Уж очень устала за день, да и в машине ее немного укачало.

— Вы голодные? — заботливо спросила Юля.

— Да, мы никуда не заезжали, сразу к вам.

— Тогда пойдемте на кухню, мы тоже не ужинали, ждали вас, — предложила Шаурина, и все двинулись в столовую.

— Ну, рассказывайте, как у вас дела, — с дружелюбной небрежностью поинтересовался Денис.

— А у нас двойня, — заявила с ходу Танюша и посмотрела на мужа.

Лёнька хмыкнул, сделав попытку улыбнуться, и потер подбородок. Уселся и вздохнул со счастливой уверенностью.

— Двойня… детей? — переспросила Юля.

— Ага, — посмеялась Таня, — двойня детей у нас будет. А вместе с Настей — тройня.

— Вот это да — а–а, — протянула Юля восторженно, но с оттенком тревоги. Представляла же прекрасно, какие Татьяну ждут трудности. — Лёня, ну ты рад?

— Рад.

— Лёня, включи папку! — Таня пихнула мужа локтем в бок, и он как будто вмиг весь взбодрился, собравшись с мыслями.

— Конечно, рад! Раньше у меня было два варианта — мальчика ждать или девочку, — а теперь три! Мальчик — мальчик, девочка — девочка, мальчик — девочка. Да я вообще в шоколаде, тебе, Шаур, такого не видать!

— Это точно, мне так не повезет, — усмехнулся Денис и полез в шкаф за коньяком. — Ну, что ж, мой простосердечный мальчик со скромными печалями, давай отметим такую радостную новость и расслабим немного твои нервы.

— Денис Алексеевич, я бы попросил не унижать мое человеческое достоинство.

— Ни в коем разе.

Ужин прошел под шутки и мягкие подтрунивания над Вуичем. Это стало своеобразной традицией. Когда перебрались в гостиную, Юля принесла чай и уселась поближе к Татьяне, чтобы поболтать, как говорится о своем, о женском.

— Как Настя, как в школе у нее дела?

— Ох, — вздохнула Татьяна, — у нас новое переживание.

— Что такое?

— Настя же всем в школе говорит, что Лёня ее отец…

— Ну, да, а разве это не так?

— А дети же бывают такие жестокие… вот кто‑то ей сказал, что раз у них с папой фамилии разные, то он ей не папа. Настя и сама все понимает, кто ей настоящий отец, а кто ей Лёня, но эти насмешки ее ужасно расстраивают, до слез. И меня тоже. Знаешь, когда будишь утром своего ребенка, а он говорит, что в школу не хочет идти, и ты знаешь, что это не потому, что он не выспался… Настя с таким воодушевлением начала учиться, она как губка все впитывает, соображает так быстро, все у нее получается, я не хочу, чтобы этот интерес угас из‑за этих конфликтов.

— Надо что‑то делать.

— Делаем мы. Разговариваем. И я, и Лёня. Образуется все…

Таня была очень благодарна Лёне за его участие. Не ожидала, что проблема Насти так тронет его. Признаться, она немного боялась, что мысль о собственном ребенке полностью захватит его, и он перестанет уделять Насте столько же внимания, сколько раньше. Но нет, он был все так же заботлив по отношению к девочке.

— Настя, наверное, теперь на седьмом небе будет, когда узнает, что у мамочки не один ребенок в пузике живет, а целых два, — засмеялась Юля.

— Это точно, она рада. Настя, как я, — нянька по жизни. Я малышей с детства люблю. Вот и она ждет не дождется.

— Это здорово. Я, если честно, боялась, что она ревновать начнет, истерики будут, она же привыкла, что все для нее, — поделилась своими сомнениями Шаурина.

— Я тоже боялась. Это сложный момент, конечно. Сейчас пока что все нормально, посмотрим, что будет, когда малыши родятся. Но я Настю настраиваю, конечно. Кстати, ты знаешь, этот придурок же женился, — шепнула Татьяна.

— Кто? Борька, что ли?

— Да, на любовнице на своей.

— Да и слава тебе господи, может, от вас окончательно отстанет.

— Пф — ф, он нам не сильно мешает.

— Вот и пусть совсем пропадет с глаз, будто его в жизни никогда не было, одни проблемы от него.

17

Побежали дни, похожие друг на друга как один. Потекли чередой заботы и дела. Дождливая осень сменилась зимой. Быстро и стремительно подкрался снежный декабрь. Все зажили ожиданием Нового Года, на улицах стало оживленно, люди куда‑то спешили, торопились…

Татьяна отказалась от работы, не дотянув до декрета. Не смогла выносить постоянную отдышку и скачки давления. Все чаще она лежала, все труднее было ей двигаться, живот рос, казалось, не по дням, а по часам.

Настя совсем привыкла в школе, пришла в равновесие после всех перипетий, не сразу, конечно, но научилась противостоять задирам и недругам. Пришлось объяснить ребенку, что плохое слово — не всегда плохо. Нельзя позволять унижать и оскорблять себя из скромности, иногда единственный выход — ответить тем же.

Но погорячилась Таня, когда сказала, что бывший муж не сильно мешает ее семье и личной жизни. Мешает еще как. Юля справедливо заметила, что одни проблемы от него. Решил Борис перед Новым Годом объявиться, хотя месяца три никто его не видел и не слышал.

Такой день был погожий, светлый. Выходной. Лёня собирал кроватку для малышей. Неделю назад они узнали, что ждут девочек. Вуич радовался больше всех и сам над собой иронизировал: на роду ему написано девок растить. С покупками тянуть не стали — кроватку, вещи, в общем, все, что нужно для малышей, купили заранее. Таня почему‑то пребывала в уверенности, что до конца срока не доносит, родит раньше.