Яна Перепечина - Непридуманная сказка

Они обе – медсестра и мать – встали над пеленальным столом, на котором дрыгала ножками Полина Вадимовна Валдайцева.

- Повезло тебе, Поленька, - расстроганно погладила её по головке Валентина Павловна и обернулась к Ангелине:

– Ну, детка, иди! Пора тебе документы подавать.

- Я на обратном пути зайду, Валентина Павловна.

- Да не рвись ты. Занимайся делами. Не бойся, я сегодня с Полей ночевать буду.

- То есть как?

- А вот на этой кровати, - медсестра махнула полной рукой в сторону узенькой, покрытой допотопным покрывалом типичной больничной койки, - я сегодня дежурю, а в такие дни я с отказничками сплю. Мне так спокойнее, они под приглядом, да и им самим нравится: сопят, довольные, что не одни. Так что не волнуйся. Завтра-то приедете?

- Обязательно. С утра Вадим будет, до обеда посидит, после ему на учёбу. А потом я его сменю и пробуду до вечера.

- Вот и молодцы, - удовлетворённо кивнула Валентина Павловна. Ангелина простилась с ней и отправилась к Ольге Анатольевне.

Взяв в опеке все необходимые для суда документы, Ангелина получила ещё и несколько путанную схему, которую добрая Ольга Анатольевна набросала на листочке и сунула ей в руку:

- Это как до суда дойти.

Она подвела свою посетительницу к высоким – от пола до потолка – окнам в холле и показала вниз. Между не до конца облетевшими ещё деревьями кое-где виднелась дорожка:

- Смотрите, Ангелина Николаевна, выйдете из здания, вот там, за тем домом повернёте налево и дальше пойдёте по схеме, мимо сквера, длинного забора и магазина «Огонёк». Потом через дорогу перейдёте, а там в обычном пятиэтажном доме, на первом этаже и есть наш городской суд. Вход со двора. Всё понятно?

- Понятно, - кивнула Ангелина, глядя то в схему, то в окно, - я найду, Ольга Анатольевна.

- Потом мне позвоните обязательно. И не забудьте спросить, какому федеральному судье отдадут ваши документы.

- Обязательно.

- Ну, с Богом!

- Спасибо!

- Идите, идите Ангелина Николаевна. И позвоните, я буду ждать!

Схема была хоть и довольно коряво исполненная, но, тем не менее, вполне читаемая, и Ангелина быстро дошла до суда. В пустых полутёмных коридорах, стены которого удручали странным грязно-бежевым цветом, было пусто. Будущая мать нашла укромный уголок, села и стала выкладывать на соседний стул документы, в последний раз проверяя, всё ли на месте. Шелестели листы: две копии финансово-лицевого счёта и выписки из домовой книги (с места прописки Вадима и её), документы, подтверждающие право на собственность, справки об отсутствии судимости, акт обследования жилищно-бытовых условий, копии дипломов, характеристики с работы, копии паспортов и ещё, ещё документы. Даже ветеринарные паспорта Шпики и Сибарита с отметками обо всех сделанных прививках. На всякий случай. А вдруг суд и это заинтересует?

Аккуратно сложив документы, Ангелина нервно выдохнула и пошла искать нужный кабинет. Секретарь суда, бледная печальная барышня лет тридцати, была не занята и, быстро просмотрев всю стопку, протянутую ей нервно потирающей руки посетительницей, милостиво кивнула:

- Всё верно. Можете идти.

- Простите, меня просили узнать фамилию судьи, которому передадут дело…

- Любарская Мария Георгиевна.

- Секундочку, я запишу, - Ангелина поспешно застрочила в блокнотике. – И ещё скажите, пожалуйста, когда примерно будет суд?

- Через месяц – два, - равнодушно бросила секретарь, убирая документы в ящик стола.

- Через ско-о-олько?! – ахнула, не сдержавшись, Ангелина.

- Девушка, суд завален делами, - недовольно поморщилась судебная барышня. – Месяц или даже два – это вполне приемлемые сроки.

- Я понимаю, - еле выдавила из себя совершенно убитая Ангелина, представив Полиночку, которой придётся ещё от тридцати до шестидесяти – как минимум! – дней провести в больнице. – Но у нас же не рядовое дело, речь идёт о ребёнке и его благополучии…

- Девушка, вы спросили – я ответила. Больше ничем вам помочь не могу. До свидания.

- До свидания, - пробормотала Ангелина и вышла во всё ещё абсолютно пустой коридор. За время посещения суда ни одного человека, кроме неприветливой барышни, она так и не встретила. И от этого всё происходящее казалось ей ночным мороком, изматывающим сном, от которого никак не удаётся очнуться.

На улице моросил дождь. Ангелина отошла подальше от суда, встала под деревьями и трясущимися руками набрала номер Ольги Анатольевны из опеки.

- Ну, как дела? – весело поинтересовалась та.

- Да не очень. Сказали, суд будет через месяц или даже два, - Ангелина шмыгнула носом, стараясь, чтобы Ольга Анатольевна этого не услышала.

- Они что там, с ума посходили, что ли? – удивилась та. – Ангелина Николаевна, не переживайте. Я этот вопрос решу и в ближайшие дни перезвоню вам. Хорошо?

- Да, конечно, - еле слышно шепнула уже откровенно ревущая будущая мать.

- Ангелина Николаевна, Лина, - сурово проворчала Ольга Анатольевна, но в её голосе Ангелина услышала улыбку, – ну-ка, не ныть! Суд будет уже совсем скоро, это я вам обещаю. Поэтому поезжайте-ка домой и готовьтесь к приезду дочери. Всё, до свидания. До пятницы я сообщу вам точную дату.

Ангелина несколько секунд послушала короткие гудки, раздававшиеся из трубки, вытащила бумажный носовой платок и решительно вытерла слёзы и раздувшийся нос. Плакать красиво она не умела и теперь чувствовала, как лицо покрылось красными пятнами. Но ей было всё равно. Ведь Ольга Анатольевна обещала помочь. Поэтому она снова потыкала в кнопки и с чувством выполненного долга сообщила:

- Милый, я отдала документы!

Вадим держал на руках невозможно маленькую девочку, дочку. Она спала, время от времени смешно морща носик. За окном светило тихое, ласковое осеннее солнце, звенели где-то далеко, за забором, детские голоса. Не склонный к сантиментам Вадим, сам себе удивляясь, представлял, как и они с Ангелиной будут гулять с малышкой, Полинкой, вдоль Москвы-реки уже скоро, совсем скоро. И острое, почти нестерпимое счастье заполняло его всего целиком, до самых дальних уголков и закоулков, как солнце заливало сейчас всю выходящую окнами на юг палату для отказничков.

- Скоро здесь будет пусто, а ты, Полюшка, будешь жить совсем в другом месте, - прошептал Вадим.

Тихо открылась дверь и вошла Валентина Павловна.

- Ох, Вадимушка, твоими бы устами, - покачала головой она, услышав его последние слова.

Он непонимающе взглянул на неё и встревоженно поднял брови.

- Я про то, что здесь будет пусто. У нас, к сожалению, пусто не бывает.

- Даже так?

- Сейчас часто отказываются.

- А берут?

- У нас тоже часто. Мы почти никогда не успеваем даже документы в банк отправить. За последние годы от нас ни одному малышу не пришлось в Дом малютки уехать. Все только с родителями по домам.

- Этим детям очень повезло родиться у вас…

- Да что мы? Это волонтёры, усыновители, знакомые. Рассказывают о нас, и люди приходят, - она устало села на кровать и принялась перезакалывать растрепавшиеся седеющие уже волосы. На плечо упала длинная, просто-таки девичья коса. Валентина Павловна ловко закрутила её в свободный пучок. Вадим смотрел на эту маленькую немолодую женщину, и чувство восхищения поднималось из глубины души.

- А как… - он прокашлялся, чтобы перебороть спазм, внезапно сжавший горло, и продолжил, - я всё хотел спросить, а как вы начали заниматься отказничками? Ну, в смысле, пристраивать их? И когда?

- Да как и когда начала?.. – Валентина Павловна, будто бы сама впервые задумавшись об этом, пожала плечами. – Давно… Сейчас тебе точно скажу… В восемьдесят девятом… Да, правильно… У нас девочка тогда лежала отказная. Сердечко у неё барахлило. Уж мы её выхаживали, добились, чтобы ей операцию необходимую в центре Бакулева сделали, всё хорошо было. А потом её перевели в Дом ребёнка. Там она вскоре умерла… Да ещё вышло так… Тяжело вышло…

Я приехала её проведать, а мне и сказали, что она… накануне… Не потому, что уход плохой или не уследили. А от тоски, я думаю… Я тогда так плакала. Вышла, села на крыльцо и разревелась. Порыдала, а потом сама себе сказала: никогда больше не отдам ребёнка сюда, только родителям. Как будто зарок себе дала такой. Как будто… Как бы сказать… Как будто задачу перед собой поставила. Вот после того случая я и начала…

Вадим молчал, прижимая к себе Полину. Валентина Павловна встала, подошла к окну, и он вдруг понял, что она прячет от него слёзы. Через пару минут она снова заговорила, быстро, сбивчиво, будто боясь забыть о чём-то очень важном, не сказать:

- Лежат у нас родители с детками, подойду, говорю: посмотрите у нас отказные детки, возьмите, хорошие! Вот так вот и говорю: возьмите! – она маленькой, сухой от воды, мыла и антисептиков ладонью сердито вытерла глаза и повернулась к нему.

– Лежала одна мать. Со своим сыном лежала. Пришла посмотреть на отказничка и не смогла его забыть – взяла ребёнка себе. У меня и пошло дело! Я стала по мамочкам ходить. «Возьмите!» – прошу. Начинаю говорить: «Мамочки, а может, кому из знакомых ребёночек нужен будет, посмотрите, какие детки, посмотрите!» Посмотрят, кому-то скажут – люди к нам и идут. И вот так вот пошло.

У меня всегда была единственная выгода: чтобы дети попали в семьи. Единственная… Ведь как им в семье хорошо! И когда самые первые родители взяли мальчика, который у нас лежал, какой он стал ухоженный, какой хорошенький!

Она уже не сидела, а быстро ходила по палате, поправляя то одно, то другое.