Почему-то нервировали телефонные звонки. Сережка говорил, что в Москве ужасная связь. Кто-то регулярно ошибался номером или молчал в трубку. Таня внушила себе, что это Костя, и сама ненавидела себя за подобную глупость. Зачем ему звонить? Не надо быть идиоткой!

И еще – изводили головные боли, проходящие только после приема «тройчатки». Но через день боль снова сдавливала виски, не давая ничего соображать, заставляя двигаться, как сомнамбула.

За пару дней до свадьбы они с Пашей остались дома одни. Она подозревала, что романтический вечер подстроили. Сережка с Катей отправились в театр. «Я сто лет нигде не была, сижу, как проклятая!» – заявила Катя, а Машку забрали к себе бабушка с дедушкой.

Катя чувствовала себя виноватой в истории с Лебедевым, в том, что поддерживала «Танькины глупости», и теперь всячески старалась загладить вину перед Звягинцевыми. Перед уходом она приготовила невероятно вкусный ужин.

Паша зажег свечи, поставил их на столик. Таня понимала, к чему все идет, и не собиралась сопротивляться. Во-первых, «не девочка уже» – эта фраза ей почему-то нравилась, напоминая о горьком опыте и намекая на то, что и она «знает жизнь». Во-вторых, в субботу уже свадьба, и «это» предстоит ей, судя по Пашкиному энтузиазму, выполнять регулярно.

Они слегка выпили, и Тане стало легко-легко. Паша поцеловал ее куда более страстно, чем обычно, он вообще на глазах становился все более опытным ухажером. Дрожащими руками стал расстегивать пуговицы на ее блузке, но у него не получалось, и Таня расстегнулась сама. Прикосновения его губ были приятны, и она почувствовала настоящее желание. Паша на руках перенес ее на диван, продолжая ласкать, но тут с ней случилось странное. Голова не болела уже несколько дней, но сейчас в висках страшно застучало. Как будто очнувшись от сна, она поняла, что лежит рядом с чужим, совершенно чужим ей мужчиной. Почему, зачем он оказался здесь, по какому праву дотрагивается до того, что принадлежит не ему и никогда ему принадлежать не будет? И это должно продолжаться с ней всю оставшуюся жизнь? Она вырвалась, соскочила с дивана и схватила одежду.

– Ну что ты? – испугался Павлик. – Ты чего, Танюш? Это я виноват, поспешил, да? Или что не так? Я ведь неумеха такой, сама знаешь…

«Это я виноват», – так говорил Костя тогда, у него дома…

– Ты не причем, – Таня быстро застегивала пуговицы обратно. – Это я кругом виновата, виновата перед тобой ужасно. Паша, я не могу. И, наверное, никогда не смогу… Я не знаю, что делать. Ты не понимаешь, ничего уже не изменится! И… надо кое-что объяснить тебе.

Паша вдруг понятливо кивнул.

– Я знаю… Это он… Лебедев – он такой, если поставил цель – от тебя ничего не зависело. Я тебя не осуждаю, мне это не важно.

Ах, вон он о чем…

– А мне важно, Павлик… Я ведь не о том совсем. Я сейчас поняла, что не разлюблю его. Никогда. Vis major… Прости.

– Что? Какой еще «майор»? – он тревожно всматривался в нее.

– Термин такой… Обстоятельства непреодолимой силы…

Паша помрачнел.

– Да ведь это чистой воды мазохизм! Разве тебе плохо со мной? Мне казалось, хорошо… Я тебе что, отвратителен? Таня, послушай, он никогда не вернется!

– Я знаю! И не надо! Думаешь, я смогу простить?! И с тобой мне хорошо, ты не отвратителен, а как раз наоборот. Но пойми – зачем тебе это? Какая радость жить с человеком, который любит другого? Всегда будет любить другого, Паш…

– Интересно, сколько людей в истории человечества отвечали на этот вопрос? – тихо произнес он, – и тот, кто спрашивал – никогда не понимал того, кто отвечал. А ответ простой. Я просто не могу без тебя, вот и все.

Она беспомощно опустила руки…


***


После переезда Костя отдал весь долг, а немного оставшихся денег хотел отложить, но не получилось. Они с матерью заняли одну комнату на двоих, стараясь, чтоб бабушке Оле не было от них беспокойства. Вначале мать пыталась ухаживать за Олей сама, не допуская Костю к судну, ворочала старуху, чтобы не было пролежней. Костя ничего этого не видел, он бегал в поисках дохода, то там, то здесь хватаясь за любую черную работу. Но весной мать попала в больницу – у нее всегда было слабое сердце. И Костя не на шутку испугался. Все деньги он положил в карман хирургу за сложную операцию.

К моменту выписки Костя уже сам менял Оле белье, мыл и делал уколы, не позволяя матери даже выносить мусорное ведро. Она только ходила в аптеку и готовила еду, потому что спорить с сыном было бесполезно. Но совмещать это с попытками заработать удавалось с трудом. Бабке на глазах становилось лучше, она внятно заговорила и даже задвигала правой рукой. А вот Костя держался на одном честном слове. Собственно, ему самому было не понятно, откуда он черпает силы для существования.

Он взял за привычку провожать мать в церковь по воскресеньям и сам истово молился. Вместо «отдать долги» в его молитве появились слова «найти работу», в остальном ее содержание не изменилось.

«Запорожец» он выкупил. Иногда он вспоминал то время, когда сидел в отличном костюме за рулем собственного «Форда»… Как быстро и круто поменялась его жизнь! Но о деньгах или машине Косте не жалел. Он только не мог спокойно представлять себе Таню замужем, рядом с другим. Звонить ей он перестал. Последний раз позвонил в день отъезда, одиннадцатого, то есть в день ее свадьбы. Подошла Катя, он слышал, что в квартире играет музыка – наверное, праздник уже начался. Костя тогда положил трубку и поднял глаза на икону в углу: «Зачем Ты так круто со мной, а? Нет, я знаю, что заслужил. Но зачем так-то…»

Сейчас он сидел за рулем уже третий час, время – десять, а клиентов – ни одного. Костя собирался было «побомбить» на другой улице, как вдруг из темноты показался энергично махающий человек с портфелем. Костя притормозил и открыл окошко:

– Куда?

– По Новой Риге, поворот на Нахабино, километра два. Возьмешь?

– Залезай, доедем.

Пассажир сел рядом, Костя бросил на него беглый взгляд – вроде солидный, из «крутых». А где же личный водитель?

Мужчина сам прояснил ситуацию.

– Отпустил шофера своего. У нас, видишь ли, с женой общий водила, меньше знает, крепче спит, – он хмыкнул.

– Ясно, – коротко ответил Костя.

У него не было никакого желания обсуждать чужие интрижки. Однако клиент оказался подвыпивши и не прочь поболтать.

– Нет, надо срочно второго брать, для себя только… – продолжал развивать тему тот. – А ты давно шоферишь? Мне со стажем человек нужен.

– Я не профи – в армии рулил.

– А кто по специальности?

– Бауманку почти закончил. Программист.

– Да ну? – изумился бизнесмен. – А что за баранкой сидишь? Такие люди сейчас – на вес золота.

– Был у меня кооператив, начинали писать программы. Да сплыл, – неохотно ответил Костя.

– Наехали, небось? – сразу понял мужик. – Слушай, парень… Если не врешь, что спец, приходи ко мне. Дела хорошо идут. Сейчас техникой торгую – телевизоры там, видаки пошли, но есть у меня идейка с компьютерами завязаться. Только толковые ребята нужны, чтобы разбирались. С компами будем впаривать программное обеспечение, на предприятия перепродавать и налаживать. Связи в министерстве есть. Как тебе мысль? Раскрутим? Золотых гор не обещаю, как себя покажешь.

– И сколько? – спросил Костя, стараясь не выдавать своего волнения.

– На хлеб с маслом хватит, – усмехнулся мужчина и назвал сумму. – Ну как?

Согласен?

– Если утром не передумаешь…

– Да я трезв, как стекло, – засмеялся пассажир. – Ты мне только ответь, как спец, пойдет это дело у нас?

– Расскажи сперва, – попросил Лебедев. – Что за техника, откуда?

Всю дорогу обсуждали подробности – собеседник не слишком здорово разбирался в теме, и Косте приходилось только догадываться, о каких компьютерах идет речь. К тому же, он видел, работа черная, неинтересная, но… Деньги были неплохие, а в его ситуации – даже очень хорошие, и случай, конечно, счастливый. Выходя, бизнесмен протянул визитку:

– Давай, завтра к девяти чтобы как штык.

В этот день хотелось верить в чудо. Август был в самом разгаре, но в воздухе пахло опавшей листвой. Природа уже готовилась поменять жаркую зрелость на тихую осеннюю мудрость. Костя притормозил у первой попавшейся на обратном пути станции метро и спустился в переход. Действовал он словно по наитию, не рассуждая, поддавшись внезапному порыву. Около телефонов-автоматов стояли две девушки – хихикали, набирая номер, вырывали друг у дружки трубку.

– Девушка, простите, вас как зовут? – обратился Костя к той, что казалась посимпатичнее.

– Таня, а что? – кокетливо улыбнулась она, и глаза ее заблестели.

Лебедев вздрогнул – а вдруг неспроста совпадение?

– Слушай, странная просьба, набери один номер…

– Да пожалуйста, – пожала плечами девушка. – А что сказать?

– Спроси Татьяну, скажи, из института, если поинтересуются, – он и сам не представлял, зачем это делает и что будет говорить, если Таня подойдет, но сердце его уже замерло в ожидании.

– А жетончик у вас есть? У нас своих мало…

– Возьми, без сдачи, – Костя протянул бумажную купюру.

Девушка прыснула в кулачок и послушно завертела диск.

– Здравствуйте! Простите, что так поздно… А Татьяну можно попросить? А… понятно, спасибо большое. Да нет, ничего страшного не случилось, я из института. Новый телефон? – она вопросительно посмотрела на Лебедева, но тот отрицательно покачал головой. В глазах у него снова появились усталость и пустота.

– Нет, не надо, спасибо, – девушка повесила трубку. – Вежливые люди, их разбудили, а они еще отвечают. Мужчина подошел, говорит, она здесь больше не живет.

– Да, я знаю… Извини, глупость просто… – горько усмехнулся Лебедев.

– Не грустите, – продолжала улыбаться Танина тезка. – Оставайтесь с нами, мы не хуже!

Костя уже не слышал. Он смотрел на часы – время за полночь. Ярко представил себе Пашкину комнату, широкую софу, уютный ночник и будильник на тумбочке. Наверное, Тане тепло и хорошо в объятьях Павлика… Лебедев тряхнул головой – зачем мучить себя, что изменилось? Дома ждет мать, а надо бы еще заработать сегодня ночью, пока есть силы.