– Женат? – спросила Антонина Кузьминична, которая уже почти справилась с первым потрясением, и теперь надо было узнать, насколько реальную угрозу он представляет для Женьки.

– Женат. Двое детей. Семью, разумеется, тоже привез.

– Это хорошо.

– Кому хорошо? – с усмешкой спросила Татьяна.

– Всем хорошо, – уже абсолютно спокойным голосом ответила Антонина Кузьминична, а потом вдруг опять встревожилась и спросила: – Ты никак что-то задумала, Танька?!

– Что хочу, то и задумываю! Я женщина свободная, и никто мне не указ!

– У него ж семья!

– А мне плевать! – Татьяна резко встала с кресла и добавила, глядя бывшей учительнице математики в глаза: – У меня семьи нет, а я хочу ее иметь!

– Вовка – твоя семья!

– Вовка – отрезанный ломоть! Он уже взрослый! А если хочет сесть в тюрьму – пусть садится! Я мешать не стану! Да и ваши показания о кражах пенсии и золота в этом случае как раз пригодятся! Я мужа хочу, понятно вам? Мужа! Не просто мужика на несколько ночей, а мужа навсегда! Вот видите эти ногти? – Татьяна сунула в нос Антонине Кузьминичне свои руки. – Так вот, я их отрежу под самый корень, чтобы мужу белье стирать, обед варить и гладить его тело! Понятно вам это?!

– Танька! Займись кем-нибудь другим! Ты женщина яркая, красивая! Да ты кого угодно охмурить можешь! Зачем тебе Юрину семью крушить?!

– А затем, что я его одного только всю жизнь и любила! Больше никого не смогла, как ни старалась! Думаете, мне никто замуж не предлагал? Да сто раз! Только я не хотела… Будто Юру ждала…

– Ты это брось! – взревела Антонина Кузьминична. – Не ждала ты его! Гуляла направо и налево! Нечего теперь Пенелопой прикидываться!

– Вот только не пытайтесь мне помешать! – программно заявила Татьяна и опять опустилась в кресло.

Антонина Кузьминична хотела сказать, что непременно помешает, а потом вдруг осеклась. Ведь Женькина жена, Лана, тоже вполне может испытывать какие-то чувства к предмету своей первой любви. Лучше уж пусть Танька уведет Майорова из его семьи, чем сам Майоров уведет Лану от Женьки. Исходя из этих соображений, она лишь буркнула:

– Да какое мне дело до всего этого, – и отправилась домой.


Дома пожилая женщина напилась чаю и углубилась в воспоминания.

Да-а-а… Антонина Кузьминична отчаянно невзлюбила Светлану Кондратенко после того, как потерпела фиаско в кабинете директора. Ей даже сейчас делается больно и досадно при воспоминании о том, что ни Кондратенко, ни Ермакова с Майоровым так и не получили наказания, которого заслуживали, вопя на весь коридор о любви. Вот если бы Лидия Ивановна проявила себя как настоящий директор советской школы, возможно, и не случилось бы того, что случилось. Антонина Кузьминична как чувствовала, что в подоле принесут! А почистили бы эту троицу с песочком на комсомольском собрании, может, Ермакова и не полезла бы к Женьке со своими гнусными предложениями. А как парню было устоять, когда из Таньки так и перло тогда то, что нынче называют сексапильностью? Нет, она сына вовсе не оправдывает. Она вообще его чуть не убила скалкой из цельного куска дерева, когда обо всем узнала.

Странно, почему при том раскладе она испытывала неприязнь все же не к Таньке, а к Светлане Кондратенко. Похоже, пришла пора в этом разобраться.

Антонина Кузьминична налила себе еще чаю, намазала сливовым вареньем кусок булки и, не донеся его до рта, вдруг обо всем догадалась. Ермакова чем-то напоминала Антонине Кузьминичне самое себя в юности. Она была такой же, как Таня, аккуратненькой, ладной, но несколько простоватой. Наверно, из-за этой ее простоватости Сеня Кузнецов, в которого она влюбилась со всем пылом юности, предпочел ей худенькую большеглазую Лидочку Ткачеву, чем-то неуловимо похожую на Кондратенко. Неужели она, Антонина Кузьминична, могла неосознанно мстить Лане за то, что Кузнецов выбрал не ее, а Ткачеву? Похоже, что так. Ей было невыносимо очередной раз убедиться в том, что в жизни всегда выигрывают большеглазые, тоненькие, с романтическими бреднями в голове, а положительным и основательным, как она сама и Таня Ермакова, приходится лишь локти кусать. Потом, правда, выяснилось, что Кондратенко проиграла. Антонина Кузьминична, конечно, не одобряла ермаковской беременности, но почему-то испытала чувство морального удовлетворения от проигрыша Светланы и даже перестала к ней цепляться и занижать оценки.

Когда у Тани Ермаковой, которая категорически отказалась от аборта, слегка обозначился животик, ее перевели на домашнее обучение. Даже экзамены приняли на дому, чтобы не смущать учащихся советской школы появлением в ее стенах несовершеннолетней беременной женщины. Юру Майорова всем педсоветом уговаривали жениться на Тане и даже обещали им, несовершеннолетним, свою помощь, но парень тоже отказался наотрез. Его долго стыдили, убеждали, что настоящие мужчины всегда должны отвечать за свои поступки, но поколебать его так и не смогли. Как потом выяснилось, поступать в институт Майоров не стал. Устроился на завод простым слесарем, всю свою зарплату передавал через родителей Ермаковой, а осенью, как только ему исполнилось восемнадцать, ушел в армию. Когда он служил, родители его погибли в автокатастрофе: в их легковушку врезался «КамАЗ», за рулем которого сидел пьяный водитель. После трагедии Юра остался в армии на сверхсрочную, попал в Афганистан, где, как все думали, и сложил голову. И вот теперь выходит, что не сложил…

Это известие растревожило Антонину Кузьминичну куда больше, чем она предполагала сначала. Танька оказалась вовсе не такой простой, как все когда-то думали, а потому вполне может закрутить новую интригу. Все дело упирается только в то, что Юра Майоров ее никогда не любил. А вот Лану… Не от Таньки, а от Ланы, которая не смогла ему простить Ермакову, он и сбежал в армию. Ведь Кондратенко не могла знать, что у Майорова ничего с Татьяной не было, если он и сам в этом сомневался.

Ермакова родила в июле, и по выписке из роддома принесла свежеиспеченного малыша Антонине Кузьминичне. Видимо, уже тогда она удостоверилась в том, что Юру женить на себе все равно не сможет. Изумлению учительницы математики не было предела. Она выгнала бы самозванку в три шеи вместе с довеском, если бы Женька не признался в отцовстве. Антонина Кузьминична, после того как несколько раз неслабо приложилась к спине сына той самой скалкой из цельного куска дерева, долго пыталась его убедить, что такая авантюристка, как Ермакова, после него вполне могла переспать еще с половиной мужского населения Дольска. Женька с этим не спорил, но считал себя виновным в том, что действительно хотел попользоваться ею, раз она все равно уже не девочка и сама откровенно набивается на интим. А сынишка Ермаковой очень скоро стал так похож на Женьку лицом, что никаких сомнений в том, кто приходится ему отцом, не осталось. Но жениться на Татьяне Евгений тоже отказался наотрез.

– Но ведь она тебе вроде бы нравилась, – сказала Антонина Кузьминична.

– Я просто приглядывался к ней по твоему же совету.

– Ну кто ж знал, что все так выйдет? Внешне она мне нравилась, такая была смирная, тихая. Скромницей казалась. Я ж не была их классной руководительницей, чтобы суметь разобраться в ее характере. Впрочем, Ермакова всем сюрприз преподнесла, даже собственным родителям.

Когда через полгода после рождения сына Женька сказал, что сделал предложение Лане Кондратенко, Антонина Кузьминична опять обомлела.

– Да ты что, совсем с ума сошел?! – вскрикнула она. – У нее ж сердечная драма!

– Знаю я все про ее драму. Излечу. Люблю я ее.

– Когда ж ты успел влюбиться-то?

– Честно говоря, именно тогда, когда по твоему совету к Таньке приглядывался. Они ж подругами были. Я не смел ничего предложить Лане, потому что знал: она влюблена в Майорова. Теперь вот смог…

– А ты уверен, что у нее к Майорову все перегорело?

Женька потерзал рукой свой нос, как всегда делал в минуты волнения или раздумий, и ответил:

– Не знаю… не уверен… Но я сделал ей предложение, и она его приняла. Мы даже уже и заявление в загс подали. Через два месяца свадьба.

– А как же Вовка? – только и сумела вымолвить Антонина Кузьминична.

– А что Вовка? Вовка Вовкой и останется. Моим сыном. На него я всегда буду давать Татьяне деньги. Лана с этим вполне согласна.

Во время подготовки к свадьбе Антонина Кузьминична окончательно удостоверилась, что Светлана Кондратенко ее сына не любит. Однажды, когда им довелось остаться наедине, она даже спросила девушку:

– Зачем ты это делаешь?

Та вздрогнула и, несмотря на то, что явно поняла, о чем идет речь, все же спросила:

– Что именно?

– Да за моего Женьку замуж идешь без любви!

Лана помолчала немного, крутя в руках веночек к фате, и ответила:

– Не волнуйтесь, Антонина Кузьминична. Я буду Жене хорошей женой. А полюбить я, видно, никого больше не смогу.

И Лана действительно стала хорошей женой. В квартире, которую Женька получил от завода, всегда полный порядок, сам он ухожен, чист, наглажен и, главное, абсолютно счастлив. Жена родила ему двух девочек. Женька их обожал, но очень хотел сына, которого вскорости и получил. Сама Лана несколько спала с лица, замотавшись с тремя детьми, но Женька сильно любил ее, а потому не замечал в ее внешности никаких изменений. Когда прошел слух о гибели в Афганистане первой любви Ланы, Юры Майорова, Антонина Кузьминична окончательно успокоилась. Смотреть на других мужчин Женькиной жене некогда, а потому счастью сына ничто не грозит. И вот теперь этот самый похороненный всеми Майоров вдруг восстал, яко настоящий мертвец, из гроба. Это не к добру…

* * *

Лана Кондратенко, в замужестве Чеснокова, была спокойна настолько, насколько это возможно с тремя детьми. В общем и целом дети хорошие и серьезных неприятностей доставляли мало, особенно если сравнивать с проблемным Вовкой, сыном Евгения и Татьяны Ермаковой. Конечно, дети Ланы болели, особенно в младенчестве и раннем детстве. Как ни уберегай от одного заболевшего двух других, все равно заражаются: квартира-то одна. Бывало, что дети ссорились, дрались, портили вещи, приносили из школы двойки и замечания учителей, но все это разрешалось как-то само собой и не лишало Лану сна или здоровья.