Мягко покачивая бёдрами направляюсь к нему. Снимаю и кладу очки на лакированную поверхность рояля. Туда же отправляется указка.

Пальцы легко находят завязки платья, тянут послушную ткань вниз. Я стою перед ним в прозрачном кружеве нижнего белья, чулках и туфлях. Тянусь к китайским палочкам, сдерживающим непокорные тяжёлые пряди.

— Оставь…те, — просит он. — И наденьте очки, Маргарита Сергеевна, вам они невероятно идут.

— Благодарю, Драгомиров. Сыграй что–нибудь на свой вкус.

— Предпочитаю сменить музыкальный инструмент на более изящный. Гладкий. Благозвучный.

Он поднимается и идёт ко мне, на ходу стягивая одежду.

— Виолончель в твоём распоряжении, Драгомиров, но она не настроена.

— У меня большой опыт в настройке, Маргарита Сергеевна. — Он берёт указку. — А особенно — во владении смычком. Начнём с ноты «ах».

— Такой ноты не существует, — уверенно… шепчу. Потому что от его тёмного взгляда внезапно сел голос.

Меня заставляют опереться двумя руками о рояль.

— Вам пора пройти курсы повышения квалификации, Маргарита Сергеевна, — заявляет этот наглец. — Итак, вы готовы? Открыты новым знаниям?

— Возможно.

— Вы уверены, что записались на правильные курсы? — В его голосе удивление. Думает, я трусишка и испугаюсь пары шлепков указкой по попе? Ха!

— Естественно. Я внимательно изучила программу семинара. И согласна с каждым её пунктом, — добавила, чтобы он не передумал.

— Итак, нота «ах», Маргарита Сергеевна.

Ягодицы обожгло ударом… ладони.

— А–а–а, — пропела я.

— Фальшивите. Нота «ах».

Указка коснулась кожи, проехалась сверху вниз и обратно, словно обрисовывая плавные изгибы. Пугающий свист… и несильный удар.

А я уже так возбуждена, что даже ахнуть не могу. Мне не больно. Ни капельки не больно. Да он и не бил всерьёз. Так, балуется.

А я… я сжимаюсь от скручивающего в спираль возбуждения.

— Ах, — произношу послушно. — Ах, как хорошо.

— Вижу, эту ноту вы усвоили, Маргарита Сергеевна. Будем закреплять материал?

Он говорит тем особым голосом, от которого я покрываюсь мурашками и теряю остатки здравого смысла.

— Пару раз и можно переходить к композиции, — шепчу, сгорая от страсти. — Только без смычка.

— Смычок необходим…

Он старается не рассмеяться и я бросаю ему коротко: «Пошляк!»

Шлепок. Взрыв удовольствия.

— Ах!

Второй. Я в шаге от оргазма. Перед глазами плывёт, в голове ни одной мысли.

— Ах, как хорошо, — стону я, сильнее изгибая спину.

И он понимает безмолвный намёк. Гладит восхитительно–скользкой шёлковой головкой члена, дразнит, раздвигает складочки и тут же выныривает, заставляя стонать от разочарования.

— Не люблю минорный лад.

— Виолончели слова не давали, — издевается он, продолжая сводить с ума каждым движением. Обжигающе–чувствительным, острым.

Меня начинает трясти крупной дрожью. Хочу его немедленно. Сейчас. Сию секунду. До боли, до умопомрачения.

Я коварно жду, когда его член начнёт нежное проникновение и резко, без предупреждающих стонов, насаживаюсь на него целиком.

— О, — выдыхаю умиротворённо. Это именно то, чего мне так не хватало. Наполненности. Его во мне. Нас. — А–а–ах! — шепчу почти неслышно, потому что оргазм подкрался незаметно и сейчас взорвёт в моём теле атомную бомбу.

Он не медлит. Переходит к активным, фееричным, восхитительно нужным, правильным движениям. И я взрываюсь. Рассыпаюсь на части. Осыпаюсь пеплом.

Минута. Вторая. Он всё ещё во мне. Рука обнимает плечо, не отпуская. Чувствую пульсацию внутри.

— Переходим к следующей композиции, — шепчет он. — Очень уж я сегодня… вдохновлён.

Глава 31

— Из меня бизнес–леди как из бабочки пчела, — сетовала Машка, наворачивая сотый круг, пока меня красили и завивали. — Перенесла открытие клуба на неделю из–за твоей свадьбы. Ни один деловой человек в мире меня бы не понял, честное слово.

— Ну так не переносила бы или перенесла на денёк, — хмыкнула я.

— Ага, сейчас! Десять раз! Половина ваших гостей приглашены ко мне на открытие. Как ты думаешь, что они выберут, шикарную пьянку под элитное музыкальное сопровождение зарубежных звёзд или возможность бесплатно протестировать новенькие тренажёры?

— Вот и не зуди.

— Я не зудю. Это я так тебе в любви признаюсь. Не могла ведь я испортить тебе свадьбу, вдруг кто–нибудь всё–таки припёрся бы и ко мне.

— В любви признаёшься или в своей меркантильности? — хихикнула я.

— Во всём сразу. Блин, почему я нервничаю и бегаю по потолку в день твоей свадьбы, а ты сидишь вся такая спокойная? — завелась Машка.

— А чего мне нервничать?

— Ну, я не знаю. Свекровь не примет. Торт сломается. Боже, что я несу? Прости! Рита, прости, я не хотела. Я даже не думала, что могу быть такой мнительной и нервной. Это я должна тебя сегодня успокаивать.

— Расслабься. Сломается торт — посмеёмся. Он такой огромный, сладкоежкам точно достанется по кусочку. А из–за свекрови я уже волновалась, когда ехала с ними знакомиться. Знаешь, что мне тогда сказал Святослав?

— Не нервничай? Расслабься? Забей?

— Нет, — расхохоталась я. — Он сказал, что у него чудесные родители, хоть и несколько своеобразные, и они примут его выбор и будут вести себя цивилизованно, даже если я — монстр в юбке.

— Пока ты монстр в неглиже. Весьма очаровательном, кстати, — хмыкнула нервная подруга. — И вообще. Ну какой из тебя монстр? Ты — фея. Светлая и нежная девочка. Когда не на работе, конечно.

— Спасибо. Так вот, свёкры мои — просто чудо. Его мама призналась, что днями и ночами молилась, чтобы сын женился на хорошей порядочной девушке, а не лицемерной девице из общества, потому что по её глубокому убеждению, дома должны царить любовь и взаимопонимание.

— Мудрая женщина. Тебе повезло. Мама Виктора считает так же, но я у неё совсем не в фаворе, так как отношусь к разряду лицемерных красоток. — Машка закатила глаза и, наконец, уселась, перестав мельтешить и всех раздражать.

— Ты не лицемерная.

— Ну, я не идеал. У меня идиотский характер, я капризная. Меня вообще в натуральном виде только ты любишь. Слушай, Ритуля, может, ну его этого Святослава, а? — спросила она совершенно серьёзно и лишь когда я натурально опешила, расхохоталась как ненормальная. — Ты бы видела своё лицо!

Визажист недовольно поджала губы, но промолчала. Красить болтающую с подругой невесту — сомнительное удовольствие.

— Ну тебя. Давай лучше дальше рассказывай. Ты меня здорово отвлекаешь. Даже, кажется, нервничаешь за меня.

— Разумеется, я нервничаю! — Машка мгновенно подскочила и вновь принялась нарезать круги. — У меня лучшая подруга замуж выходит! Нет, я, конечно, рада, это хорошее событие, но… сама не знаю, отчего я так волнуюсь? Слушай, ну чего ты сидишь такая томная и спокойная? Ну, Рита! Хоть немного эмоций! Я действительно нервничаю за двоих — и это всё из–за твоего неправильного поведения! Невеста обязана дёргаться и дрожать от страха.

— У меня две полоски, — сообщила коротко.

Эта новость куда качественнее меня взбодрила и позволила относиться к свадьбе как к почти обычному мероприятию. Шучу, конечно. Свадьбу я хотела и ждала, но теперь была спокойна как танк. Весь ужас остался там — в уборной. Когда тест задрожал в моих руках, а затем едва не переломился — так крепко я его сжимала, параллельно рыдая от волнения и счастья.

Стук Машкиных каблуков мгновенно стих. На секунду. Затем они вновь молоточками заколотили по паркету и меня обняли нежно–нежно, словно я драгоценная чаша из тончайшего фарфора.

— Наконец–то! Наконец! Я так рада! Ритка! Ох! — шептала она.

— Ты там что, рыдаешь?

— Нет, — заверила Машка, хлюпнув носом. — Я просто радуюсь. Вы ведь так хотели крошечку, а не получалось. Такая новость!

Шмыганье усиливалось равно как и объятия.

— Ты меня задушишь.

— Ой, прости, я от избытка чувств. Всё, прихожу в себя. Алина, посмотрите, пожалуйста, у меня макияж не потёк? — обратилась она к визажисту.

— Ты же говорила, что не плачешь, — заметила я чуточку ехидно, на самом деле до глубины души растроганная реакцией подруги.

— Это мне соринка в глаз попала. Полосатая! — обычным своим голосом заметила Машенька, подставив лицо мастеру. — В общем, раз уж у вас всё так хорошо, тьфу–тьфу–тьфу, конечно, придётся и мне прекращать морочить голову Виктору.

— В каком смысле?

— Помнишь, я тебе говорила, что возможно забеременела?

— И не единожды.

— Но я‑то в отличие от тебя пила таблетки, а они всё–таки довольно хорошо защищают. Просто я… — Машка глубоко вздохнула и продолжила: — Просто я не могла поверить, что небезразлична Виктору. И сама не могла его полюбить. Ты знаешь, почему. Тяжело довериться после того, что у меня было.

— Конечно. Я тебя понимаю.

— Но, ты знаешь, меня ведь прежде никогда не занимал детский вопрос. А с Виктором… он такой… воспитывает меня. Заставил работать и гордиться собой. Он не одаривает меня машинами и квартирами, а учит, понимаешь? Вкладывает свои время, силы, деньги в меня лично, втюхивает полезную информацию в мою стрекозью голову. Я…

— Он не откупается деньгами, а любит и заботится, — с улыбкой заметила я.

— Угу.

Машка вновь часто–часто задышала, стараясь предотвратить слёзы.

— Ты сегодня сама не своя.

— Я две недели назад допила противозачаточные и сделала перерыв, гормоны шалят.

— Надеюсь, они шалят в нужную сторону и я буду не одна толстая и неповоротливая как дирижабль! — расхохоталась я во всё горло.