– Да как не оставить! – подхватилась на шутку Зоечка.

Под смешки и разговоры все развернулись и пошли к дому. А Алиса все стояла, глядя на дорогу, и отчего-то сердце у нее екнуло, как перед бедой.

Но тут заплакала Лялька у нее на руках, и она прогнала минутное наваждение – ерунда, просто не хотела, чтобы муж уезжал, отмахнулась она от странного ощущения.

Через десять дней рано утром позвонила Света, администратор группы Красноярцева, и сообщила, что во время съемок в горах Алексей сорвался со скалы. Он сильно разбился. Его доставили на вертолете в поселок Батагай, а оттуда на самолете в Якутск и здесь уже сделали операцию. Врачи говорят, что повезло ему необычайно, поскольку никаких серьезных повреждений нет, даже переломов – трещины ребер и обеих рук, ушибы, гематомы, порезы, глубокие рваные раны, небольшое повреждение селезенки, ушиб правой почки и легкое сотрясение мозга, но ничего тяжелого. И Света поспешила заверить, что доктора дают положительный прогноз и уверяют, что через пару недель его можно будет выписывать.

Но Алиса знала, что простым испугом и парой царапин это падение не обойдется. Вот чувствовала!

Две недели, отведенные врачами, прошли, а Красноярцева так и не выписали из больницы. Доктора и Света только наводили туману и не могли ответить на конкретный вопрос Алисы: что с ее мужем?

С самим Алексеем они разговаривали по телефону постоянно и по скайпу связывались на протяжении каждого дня по нескольку часов. Он отшучивался, мол, фигня все и скоро пройдет, как обычно, задавал тысячу вопросов про Лялечку и контролировал все, что касалось Алисиной жизни.

И вроде все вошло, хоть и в странный, но все же уже привычный распорядок, и синяки его скоро сошли, и порезы зажили, и ушибы отболели, и даже ребра подживали, но дней через пятнадцать Красноярцев стал реже отвечать на звонки, ссылаясь на процедуры и непонятную занятость, а когда отвечал, то уже не так жизнерадостно и весело. А потом и совсем свел до минимума их общение и уже не требовал показать ему Ляльку и не спрашивал по сотне раз, как она ест и спит.

И чем дальше, тем все странноватей становилось его поведение. Однажды он вообще за день не ответил ни на один звонок жены, а некоторые вообще сбрасывал.

Алиса позвонила Свете.

– Свет, – сразу жестко начала она, – а теперь без партизанства и уверток, четко и ясно ответь мне, что происходит?

– Фигня происходит, Алис, – тяжело вздохнула та, сдаваясь. – У Алексея отказали ноги. Частичный паралич. Нам доктора диагноз не сообщают, говорят, врачебная тайна, только с родственниками обсуждать имеют право. Генеральный наш звонил главврачу больнице, но тот и ему отказался разглашать диагноз. Такие дела.

– Так, и что следует предпринимать? – выясняла Алиса.

– Да что! – возмущалась Света – Бог его знает! Вообще, Алис, все плохо. Лешка потребовал, чтобы мы вам ничего не рассказывали и что, мол, он справится с проблемой. А сам, знаешь, стал как медведь-шатун какой, ей-богу. Угрюмый, мрачный, замкнутый. Приказал группе возвращаться в Москву и ждать его там. А чего ждать, непонятно. Вчера генеральный дал распоряжение: если в течение недели состояние не улучшится, перевозить его в Москву, – и еще раз тяжело вздохнула. – Вот так, Алиса.

– Я прилечу, встречай, – распорядилась Алиса. – Сними нам с Лялькой квартиру поближе к больнице или гостиницу приличную.

– Да ты что? – попыталась было отговорить ее Света. – Ты хоть понимаешь, где мы находимся? Это ж тысячи километров от Москвы! Якутия! Да и Лешу отправят через неделю в Москву, зачем тебе прилетать?

– Встречай, Свет. Я сообщу номер рейса, – только и ответила Алиса.

Собрали большой семейный совет Ковчега. Алиса рассказала подробно, что происходит с Алексеем, и сообщила о своем решении лететь.

– О господи! – всплеснула руками Алевтина Николаевна. – С Лялечкой? В такой путь!

– Мы прекрасно долетим, – уверила ее Алиса. – Она у нас барышня большая, ей уж полгода.

– Надо кому-то с вами полететь, – заявил безапелляционно Павел Наумович.

Эта идея понравилась всем. Тут же вызвалась мать Алексея Алевтина Николаевна, но решили, что с ее гипертонией так нервничать нельзя, а если ее прихватит там, то станет два пациента вместо одного. И постановили, что с Алисой и дочкой полетит Зоечка. Она и быт наладит, если придется задержаться, и с Лялечкой поможет, и возьмет на себя хозяйство. Тем более что из всех кандидатов она была самой здоровой и крепкой физически.


Поначалу, когда Красноярцев осознал, что не чувствует ног, он не испугался и даже не расстроился особо, решив, что от сильного ушиба так и должно быть, тем более лечащие доктора ему про паралич или травму позвоночника ничего не сказали, наоборот, выказывали всяческий оптимизм, по сто раз, наверное, повторив, какой он везунчик.

Ну, еще бы!

Камень! Его подвел большой камень, казавшийся обманчиво устойчивым, когда он присматривал удобную площадочку, с которой открывалась потрясающая панорама. Алексей забрался на эту площадку, и когда уже заканчивал поворот с камерой вокруг оси, тут-то камень выскочил из-под ноги, и…

Красноярцев полетел спиной вдоль вертикально уходящей вниз на сотни метров скалы, в последнюю секунду неосознанно крепко прижав к себе двумя руками драгоценную камеру…

Именно это судорожное, сделанное на автоматизме движение уберечь, защитить камеру и спасло ему жизнь, буквально на чуть-чуть изменив траекторию его падения, когда он… уже безысходно летел к неотвратимой гибели… и вдруг проломился спиной через ветки сосны, одиноко растущей на небольшом выступе, совсем маленьком, наверное, около полутора метров от скалы и около двух метров в длину. И, продравшись сквозь ветки и хвою, оставляя на них куски одежды и кожи, ужасно изодравшись, рухнул на этот уступчик с такой силой, что выбило дух. Красноярцев потерял сознание на какое-то время.

А когда пришел в себя и огляделся, вот тогда и труханул по полной, увидев то расстояние, которое пролетел – не меньше метров двадцати. Отлежался, перевернулся на живот, осмотрелся и увидел, что от уступчика, на котором он приземлился, тянется вдоль скалы небольшой карниз.

Ну как тянется – не горная тропа, разумеется: где-то в сантиметров пятьдесят-семьдесят, то выпячиваясь, то и вовсе пропадая, но с его альпинистскими навыками по ней вполне можно было проползти. И главное, она теряется в относительно пологом скате, поросшем низкими деревцами сбоку отвеса скалы.

Перепуганные насмерть его падением члены группы что-то кричали беспорядочно сверху, он отвечал и знаками показал, куда будет двигаться.

Дополз. Два раза чуть в штаны не наделал, еле-еле удержавшись на честном слове и том самом чуде, но дополз. Отлежался на животе, перевернулся кое-как на спину и сел, откинувшись на ствол молодого кривоватого деревца. Так и сидел, ждал группу и проводников.

Что самое удивительное – камера практически не пострадала и работала все это время. Кадры его полета получились уникальными в самом прямом смысле слова – единственная натуральная съемка падения со скалы человека.

Поэтому, когда Красноярцев весело сообщил своему доктору, что, кажется, не чувствует ног, Алексею даже и в голову не пришло, что это может быть серьезно.

Но после его признания доктора вдруг сильно озаботились и в течение нескольких дней принялись возить Ярого на различные обследования на аппаратах и каком-то сложном оборудовании. И день ото дня напряжение и недовольство медиков все нарастало, а на его требования объяснить, что с ним происходит, они уклончиво отвечали, что надо подождать результатов всех анализов и обследований.

Но однажды утром к нему пришел его лечащий врач – Захар Иванович Крупинин и, придвинув стул к его койке, вздохнув, принялся объяснять:

– Тут такое дело, Алексей, мы провели тщательное обследование и не выявили никаких физических причин, спровоцировавших или послуживших возникновению паралича нижних конечностей. Единогласное решение консилиума врачей, которых я пригласил и которые, как вы помните, осматривали вас, – чистейшая психосоматика.

– А по-русски? – улыбнулся пациент.

– А по-русски, – повторил за ним доктор, – это когда психологические факторы влияют на возникновение и течение соматических, то есть телесных, заболеваний.

– Так, подождите, – уточнил Красноярцев. – Если я правильно понял то, что вы говорите: никаких физических причин для паралича у меня нет, то есть позвоночник и сами ноги здоровы и в полном порядке? Так?

– Так, Алексей Андреевич, – подтвердил доктор.

– То есть я сам придумал эту болезнь себе? – недоверчиво расспрашивал Красноярцев.

– Не совсем.

– Подождите, вы ответьте конкретно: то, что я не чувствую ног и не могу ими шевелить, это потому, что я это себе придумал?

– Нет. Не так, – строго ответил врач. – Вы ничего себе не придумывали. Есть такие психосоматические состояния, которые пациент нарабатывает годами и месяцами какой-нибудь навязчивой идеей или страхом. Это не ваш случай. Вы испытали самый тяжелейший стресс в момент падения, и ваше подсознание выдало вам вот такую острую реакцию на этот стресс.

– Получается, что я ненормален? То есть у меня что-то с психикой? – допытывался Ярый.

– И снова вы не правы, – возразил доктор. – Вы не просто испугались, вы пережили настоящий ужас в очень короткий промежуток времени, и сознание ваше среагировало вместе с телом, защищаясь таким образом от внешнего фактора.

– Понятно, – сделал для себя выводы Красноярцев. – То есть диагноз: трус со сдвигом по фазе.


Ну, перелет был, конечно, засада!

Шесть с половиной часов в самолете с грудным ребенком – это вам не кот чихнул, но ничего, продумали заранее, что с собой взять, как ребенка и чем занять, и ходить Алисе по проходу с Лялькой стюардессы разрешили, так что долетели.

Сюрпризом. Алексея ставить в известность о прилете Алиса Свете и остальным киношникам запретила.