Вскоре все важные проблемы были забыты, а причина тому оказалась самой что ни на есть прозаической: ни одна из них не умела открывать шампанское.

– Ох, не хватает нам мужского общества, не хватает, – пыхтя, посетовала Моника.

– Просто тебе маникюр мешает, – возразила Габриэль. – Дай я попробую. Все-таки я наполовину француженка.

– Думаешь, умение справиться с пробкой передается генетически? – фыркнула Моника. – Ты уже пробовала, едва бутылку не разбила. Просто надо было покупать дорогое шампанское, с которым не приходится так мучаться. О, кажется, поддалась… Еще чуть-чуть…

– Держи пробку! Улетит! – взвизгнула Габриэль и принялась подставлять бокалы, чтобы поймать струи пенного фонтана, хлынувшего из горлышка.

Хохоча, девушки наконец укротили взбунтовавшийся напиток и расположились в креслах друг напротив друга.

– Да, не «Вдова Клико», но пить можно, – умиротворенно заявила Моника, протягивая руку за тонким ломтиком сыра. – Но чтобы я еще раз возилась с этим сама!

– Ну и позвала бы Квентина, – пожала плечами Габриэль. – Раз тебе так не хватает мужского общества… Кстати, он звонил.

– Да, я знаю, мы сегодня встречались, – кивнула Моника. – Он хотел подняться со мной, но я отказала.

– Почему? – удивилась Габи.

– Ну… Ты же рассталась со Стивом. Я подумала, что тебе будет неприятно, если я приду не одна…

– И что теперь? Ты будешь прогонять Квентина из-за того, что у меня не сложилась личная жизнь? – пожала плечами Габриэль. Впрочем, она была тронута.

– Нам же не обязательно встречаться здесь… – отмахнулась Моника и как бы между прочим ввернула:

– Стив, бедолага, такой бледный, осунувшийся… Он так страдает…

– С чего бы это? – фыркнула Габи.

– Ему так плохо без тебя, он так по тебе скучает. И чем он тебе не угодил? Мне всегда казалось, он очень славный и чудесно к тебе относится… Ума не приложу, чем он мог провиниться?

– Он называл меня Санни, – с отвращением произнесла Габриэль, словно ей пришлось повторять грязное ругательство. – Я просила его этого не делать. Бесполезно. Мое терпение лопнуло.

– Боже! – Моника сделала выразительный жест рукой, свободной от бокала с шампанским. – Ну и что в этом криминального? «Санни» значит «солнечная». Или ты предпочитаешь обращение «моя сладенькая тыковка»? Тьфу. – Она скривилась, как если бы отведала приторной патоки.

– Да нет. Санни – это замаскированная Сандра, – отрезала Габи.

– Ты придираешься к нему. А он тебя любит.

– Не меня. Сандру. – Габи опять болезненно поморщилась. – И я не придираюсь, он сам признался, что обратил на меня внимание как раз из-за этого. Он фанат Галлахер. У него в комнате все стены оклеены ее портретами – еще со школы. Он написал ей сотни писем, и один раз она даже ответила. У него это письмо до сих пор в рамочке хранится на самом видном месте.

«Счастливого Рождества! Трам-пам-пам с наилучшими пожеланиями, Сандра». Витиеватая подпись, отпечатано на компьютере. Я так понимаю, это секретарь по списку рассылал самым настырным из фанов. Стив так гордится, словно она ему это лично написала!

– Ну и что, у каждого в подростковом возрасте были свои увлечения. Ты что, никогда не увлекалась каким-нибудь актером или группой? – заступилась за юношу Моника.

– Но я же никогда не спала с человеком только из-за того, что он похож на Эдриана Джона, – возмущенно возразила Габриэль. – И потом, Стиви – давно не подросток.

– Ах, Эдриан Джон? Ага, ага! Вот ты и призналась, кто у тебя в любимчиках! – обрадовалась Моника. – Теперь понятно, почему ты запала на того парня, который учился с нами в прошлом году! Он же – вылитый Джон.

– Вот еще. Мне просто нравится этот тип мужчин. Но я же не заставляла его размахивать мечом или носить плащ до пят, как у героя Эдриана в фильме «Шотландец»…

Габриэль раздраженно плеснула себе еще шампанского, чтобы справиться с обидой, от которой ее губы начинали дрожать всякий раз, когда она слышала имя Стива.

– Я думаю, ничего страшного нет в том, что Стиви обратил внимание на тебя по этой причине, – примирительно сказала Моника. – Ведь главное не то, из-за чего отношения начались, а как они продолжаются. Встречался-то он не с Сандрой. С тобой. И не мог не понимать того, что она – это она, а ты – это ты…

– Ну да. Если бы у него был выбор между мной и настоящей Сандрой… – горько усмехнулась Габриэль. – Конечно, ты права. Он бесконечно ценил мою неповторимость и индивидуальность. То-то я от него все время слышала: «А вот Сандра бы ни за что не надела эту юбку»… «А вот Сандра бы никогда так не сказала»… Пойми, Стив – просто больной, маньяк, помешанный, а я для него – резиновая кукла, призванная воплощать его эротические фантазии о Сандре!

Моника, которая как раз в этот момент делала глоток, фыркнула, подавилась шампанским и резко села, пытаясь прокашляться и отдышаться. Утерев слезы бумажным платочком, протянутым Габриэлью, и вновь обретя возможность говорить, она выдавила:

– Ну это ты загнула. Мне кажется, не будь у тебя комплекса на этот счет, ты бы и не обратила на такие вещи никакого внимания.

– А почему ты так защищаешь этого Стива? – подозрительно прищурилась Габриэль.

– Потому что ты – моя подруга, и я не хочу, чтобы ты разогнала всех мужчин, а потом сидела бы и страдала у меня на глазах.

– Хорошо. Следующий раз я уползу страдать в чулан, – пообещала Габи.

– Не придирайся к словам. Ты же прекрасно меня поняла. Не хочу, чтобы твои комплексы портили тебе жизнь. Например, сколько раз ты отказывалась участвовать в шоу двойников? А ведь это отличный шанс, чтобы тебя заметили! Сначала в этом амплуа, а потом рассмотрят, что ты и сама дорогого стоишь.

– А если не рассмотрят? – грустно спросила Габи.

– Тогда уходи из этой профессии. Устройся официанткой. Но учти, что в нашем городе гораздо больше официанток, стремящихся стать актрисами, чем актрис, готовых похоронить себя в придорожном кафе, но вакансии и там, и там не пустуют. Думай, куда тебе приятнее пробиваться. Моника, когда злилась, могла быть довольно резкой.

Габи уже почти заснула – шампанское делало веки такими тяжелыми… Но непрошеная мысль подспудно грызла, щекотала мозг, тревожа, девушку и заставляя вертеться с боку на бок, сминая простыни.

«Нам так не хватает мужского общества», – магнитофонной записью прокручивалась фраза, произнесенная звонким голоском Моники. «А Стиви так любит тебя»…

К черту Стиви. К черту всех тех бестолковых мужчин, что встретились ей за недолгую пока жизнь. Но как же хочется мужских объятий. Жара его тела рядом, горячего шепота его губ, его ласкающих рук… И ощущения того, что ты не одна, ты любима, тебя понимают и в любую минуту готовы защитить, поддержать, утешить…

Того самого ощущения, которое она ни разу не испытала в полной мере, но в погоне за которым временами готова была терпеть рядом с собой даже таких, как Стив. За треволнениями дня чувство зияющей ямы на том месте, где должна быть любовь, как-то стиралось и забывалось на время, чтобы ночью накрыть ее с головой и заставить содрогаться от рыданий.

Наконец Габи забылась, обнимая подушку, но и во сне продолжала всхлипывать и искать отсутствующего возлюбленного…

Глава 2

– Матильда! Моти!

Да куда же запропастилась эта чертова кошка? Габи уже и молока ей налила, и положила полную миску любимого корма, а Моти все не подавала признаков жизни.

Просторная родительская квартира хранила следы поспешных сборов в дорогу, и постороннему человеку, случайно заглянувшему в окно, могло показаться, что здесь побывали воры, охотники за драгоценностями, припрятанными в комоде под стопкой белья.

Но эти аркообразные окна располагались на седьмом этаже, и любителю подглядывать пришлось бы совершить альпинистское восхождение, цепляясь за фигурные решетки балконных перил и перегородок. А саму Габриэль не удивляли ни чулки и лифчики, охапкой сметенные из шкафа и брошенные на диван, ни разверстые пасти валяющихся в центре комнаты чемоданов.

Миссис Шонлейзенхоф, столько лет отправлявшая в путешествия других, сама так и не привыкла спокойно и без суеты собираться в дорогу, методично укладывая в дорожную сумку все необходимое и получая удовольствие от самого процесса сборов.

На работе – в те времена, когда Шарлиз еще была обычным менеджером, – она, приветливо улыбаясь, деловито инструктировала клиентов, что им стоит взять с собой, что непременно окажется в номере отеля, а что не понадобится вовсе. Она даже пару раз выступала в утренней телевизионной программе, демонстрируя телезрителям, как можно ловко и компактно уложить вещи в чемодан.

Но стоило зайти речи о ее собственной поездке, Шарлиз терялась, металась, нервничала и не могла решить, что из одежды ей пригодится и не толстит ли ее розовая кофточка.

Поэтому Габи без малейшего удивления прохаживалась по комнатам, заглядывая под кровати и носком босой ноги раздвигая брошенные на пол юбки и блузки в поисках кошки.

Матильда упорно не отзывалась на ее «кис-кис». И не дремала ни под одной из кучек одежды. Да и вообще у кошек бывает обыкновение нежно приветствовать любимых хозяев – по крайней мере, Моти при появлении Габи всегда так поступала.

Она величаво выплывала из-за угла, выгнув спинку и задрав хвост вопросительным знаком, начинала утробно мурчать, терлась о ноги Габриэли белоснежными боками и ушами, слегка привставая на цыпочки, если позволительно так сказать о кошке.

Исполнив сей непременный ритуал, подытоженный коротким «мр», Матильда возвращалась к прерванным важным занятиям: дремать на своей постилке на подоконнике или лениво следить за обитателями квартиры. Оживить ее могло только одно: настырные бесстрашные птички, обожающие прогуливаться по балконным перилам прямо перед носом у несчастной хищницы, отделенной от них оконным переплетом, словно стенкой аквариума.

Она мечтала добраться до маленьких нахалок, даже во сне видя, как ее зубки вонзаются в мягкий крмок, покрытый перьями. Это ясно читалось по ее движениям в минуты дремы.