Джули Гаррат - Непостоянное сердце

В школе Джули Гаррат лучше всех писала сочинения! В начале 90-х годов она окончила Институт Сити и гильдий Лондона по специальности преподаватель писательского творчества, и с тех пор часто ведет курсы обучения писательскому мастерству в разных учебных заведениях графства.

Джули — автор четырех любовных романов. Она утверждает, что отпуск обычно использует одновременно в двух целях — «для отдыха и совершения познавательных поездок!» Джули Гаррат замужем, у нее двое взрослых детей, она живет на вершине крутого холма, который возвышается над долиной, раскинувшейся на границе между графствами Ноттингемшир и Дербишир.

Она увлекается фотографией, любит водить автомобиль, интересуется музыкой, любит посещать ярмарки старинных книг, обожает свой сад, где, по ее собственным словам, под сенью деревьев пишет свои романы или играет со своими собаками!

Книги, входящие в серию «Скарлет», публикуются по соглашению с издательством «Robinson Publishing Ltd» (Великобритания) и выходят в свет вскоре после английских изданий.

Серию «Скарлет» можно выписать по почте наложенным платежом.

Заявки направляйте по адресу: 111250, Москва, а/я 56, «Скарлет»

Австралия

Мельбурн томился под палящими лучами жаркого январского солнца, выжигавшего влагу из палисандровых деревьев и азалий; в парках под сенью развесистых смоковниц дышалось легче. Но город не спал. Мельбурн жил полнокровной жизнью в любую погоду — и в жару, и в холод, и в проливной дождь. Гремели трамваи, резвились дети, на ступеньках станции метро «Флиндерз-стрит» в любое время дня и ночи устраивали свидания влюбленные.

В родильном доме было прохладно — работали кондиционеры. Над стерильной детской кроваткой склонилась темноволосая девушка. Ребенок ухватился за ее палец, и она улыбнулась, восхищаясь крошечным совершенством, которое произвела на свет.

Улыбка получилась грустной. Радость омрачало отсутствие Райана, который должен был бы сейчас находиться рядом. Но Райан был далеко, за тысячи миль, в Англии, куда увезла его холодная белокурая англичанка. Правда, Кирстен почему-то не испытывала ненависти к Серене.

Если бы полгода назад ее попросили назвать единственного человека, которому она готова доверить свою жизнь, она прежде всего подумала бы о Райане Фарраре. Теперь же ею владели сомнения и неуверенность. И разочарование. Нелегко будет одной воспитывать ребенка, о существовании которого Райан даже не подозревает.

Гнев, всколыхнувшийся в душе, сменила горечь. Кирстен сожалела, что ее не оказалось рядом с Райаном в Квинсленде в тот момент, когда погиб его отец, сожалела, что не сообщила о своей беременности до отъезда в Мельбурн, сожалела, что не придется работать на телевидении, заниматься делом, о котором мечтала.

Телефонные звонки и письма служили плохим утешением. Если б только она была там, рядом, делила с ним горе и радость, заботилась о нем, знала, что Райан любит ее.

Неужели теперь слишком поздно? — спрашивала себя Кирстен, отходя к окну. Неужели ничего нельзя спасти из того, что когда-то так дорого было им обоим?

Она стояла и смотрела на лежащий внизу раскаленный город, пытаясь сосредоточить взгляд на людях, но глаза застилала туманная пелена. После обеда приходила Холли. Губы Кирстен изогнулись в кривой усмешке. Старшие сестры всегда спешат на помощь, и Холли в данном случае не исключение.

Настроение поднялось. Холли подскажет, что делать, — хотя она и жутко сердится на Райана за то, что тот сбежал, ничего не объяснив.

Но сама Кирстен не верила, что он сбежал. Должно быть, есть какая-то веская причина. Ведь Райан любит ее.

Выход один. Решение созрело в одно мгновение. Она отправится в Англию. Отыщет его там и скажет про свою любовь.

И тут же в душу закралось сомнение. А вдруг он опять отвергнет ее? Что она станет делать, если окажется, что он теперь любит не ее, а Серену?

Что делать? Это она решит, когда вновь увидит его, посмотрит в глаза, один взгляд которых способен лишить ее разума и воли, и спросит, что же произошло.

Однако сильнее ее беспокоило другое. Как сообщить ему о дочери? Кирстен отвернулась от окна и, подойдя к кроватке, осторожно взяла на руки крошечную незнакомку, к которой еще только начинала привыкать.

— Он обязательно узнает о тебе! Он имеет право знать… — с жаром прошептала она.

Словно и не было последних десяти лет, думала Серена Кордер, глядя на пустынный сад Уинтерсгилла, который когда-то был ее домом.

Ничего не изменилось. Даже два разбитых каменных желудя так и стояли у подножия лестницы вымощенной плитами террасы. В детстве она присаживалась на эти желуди и, напевая колыбельную, укачивала на руках свою любимую куклу. На глаза навернулись слезы. Тогда все было совсем по-другому…

Серена почувствовала на себе пристальный взгляд стоявшего рядом мужчины.

— Я горюю не об отце, — решительно заявила она. — Даже думать не смей, будто я могу плакать из-за него. Тебе ясно это, Райан Фаррар?!

— Зря ты строишь свою жизнь на ненависти к Максу Кордеру.

В голосе спутника Серены угадывался австралийский акцент.

Она резко вскинула голову и посмотрела ему в лицо.

— Я никогда не говорила, что ненавижу отца.

— Не говорила! Но издавна приучила себя думать, будто ненавидишь все, что он защищал, отстаивал, символизировал. Потому и сбежала на другое полушарие, что не смогла одержать над ним верх.

— Ты считаешь, что я сбежала в Австралию? — растерянно промолвила Серена. — Но это же чушь. Я переехала в Австралию аж через восемь лет после того, как покинула родной дом. И все те годы жила здесь, на севере Англии, работала в Нортамберленде, а это, можно сказать, бок о бок с отцом.

— Отправься ты на край света, тебе бы и там казалось, что старый дьявол рядом, верно? — улыбнулся Райан. — Признайся честно, Сера, тебе ведь невыносима даже сама мысль о том, чтобы сегодня присутствовать на его похоронах. Я прав? Очевидно, поэтому мы и опоздали.

— Глупости! — Серена устремила взгляд на дом, стоявший на вересковой пустоши на фоне живописных кливлендских гор, затем опять повернулась к Райану. — Ты прекрасно знаешь, что мы не могли приехать раньше, — возразила она. — Чем я виновата, что в аэропорту произошла путаница с автомобилем, который я взяла напрокат? К тому же на подготовку к отъезду у нас было всего четыре дня. За это время просто невозможно достать билеты на самолет, вылетающий в Англию.

Темноволосый мужчина с худым лицом выставил вперед ладонь.

— Ну, хорошо, хорошо, Сера! — примирительно произнес он, останавливаясь рядом с девушкой. — Черт с ними, с этими похоронами. — Райан поежился и втянул голову в плечи, кутаясь в черное кожаное пальто. — Боже! Ну и холодрыга, — пробормотал он и, чтобы согреться, стал выстукивать ногами дробь на тропинке. — Когда же кончатся похороны? — Он обвел взглядом сад. — И почему твой отец не выстроил в саду какой-нибудь домик или сарай, где можно было бы укрыться от холода, пока остальные вернутся с церемонии?

Серена только теперь сообразила, что Райан впервые столкнулся с английской зимой, и, в отличие от нее, проведшей в Австралии всего два года, был более чувствителен к холоду.

— Как ты себя чувствуешь? — встревожилась она.

— Замерз, черт побери!.. Только и всего. Заледенел.

— Возвращайся в машину и включи мотор. Идем, я провожу тебя.

Серена взяла его за руку, но Райан сердито вырвался и, раздраженно заворчав, стал в нетерпении вышагивать взад-вперед по заиндевелой тропинке.

У Серены едва не сорвалась с губ резкая реплика, но она вовремя прикусила язык, вспомнив, что пообещала себе не досаждать Райану чрезмерной опекой. Он меньше всего желал, чтобы с ним носились, как с малым ребенком! Серена погрузилась в созерцание сада и окрестностей, стараясь не замечать худую сутулую фигуру Райана, его бледное лицо и страдальческий взгляд, но ей это плохо удавалось. Сад с голыми влажными деревьями и кустами, на которых торчали сморщенные плоды шиповника и побитые морозом бутоны, навевал тоску и уныние. В этот момент Серена ненавидела Англию с ее отвратительной зимой. Ей хотелось вновь оказаться в солнечной Австралии, хотелось вернуть то время, когда Дон, отец Райана, еще не умер.

— Хорошо, что тебе не пришлось так мучиться, когда хоронили моего отца, — произнес Райан, словно прочитав ее мысли.

Серена стиснула ладони и, почти не сознавая, что делает, стала крутить кольцо, спрятанное под кожаной перчаткой на пальце левой руки.

— Дело ведь не в погоде, верно? Но ты прав: на похоронах Дона все было по-другому. Я его любила…

Райан подошел к девушке и обнял за плечи.

— Все это ужасно нелепо, — тихо проговорил он. — И бессмысленно.

Отказываясь вспоминать события полугодичной давности, она смотрела на широкие квадратные окна старого дома, на рыхлую стену, сложенную из бледно-розового кирпича, на невысокую серую шиферную крышу, и неожиданно почувствовала, что на сердце становится теплее. Она так долго была лишена этого тепла, что сейчас, в день похорон отца, просто не могла отгородиться от него.

Как бы она ни сердилась на отца, Уинтерсгилл, этот горделивый старый особняк, — ее дом. Он представлял собой длинное приземистое двухэтажное здание с крыльцом, наполовину утопающим в спутанных ветвях жимолости; в древних каменных желобах под окнами в прежнее время всегда цвели георгины. Сейчас в желобах было пусто, опавшая листва выметена, однако у застекленных створчатых дверей столовой, в «саду камней», торчали зеленые ростки крокуса, вскормленные плодородной почвой вересковой пустоши; в траве под яблонями в другом конце сада белели грациозные подснежники.