– Доброе утро, мисс Маршбанкс! – ответил мистер Уорнер. – Да, в самом деле. Ее светлость находится с его светлостью.

– Наедине?

Мистер Уорнер выглядел смущенным.

– Ее светлость настаивала, мисс Маршбанкс. Я знаю, что так не полагается, но она велела мне ждать за дверью, и, сами понимаете, что я мог сделать?

Мисс Маршбанкс оттолкнула его в сторону.

– Ей не полагается находиться там одной, – сказала она и подошла к двери. И, только взявшись за ручку, на мгновение остановилась и машинально поправила шляпку. Затем открыла дверь.

Минуту Вирджиния ничего не видела, потому что мисс Маршбанкс стояла прямо перед ней. Затем Вирджиния услышала истошный крик, напоминавший крик раненого животного, и мисс Маршбанкс бросилась вперед. Герцогиня сидела у письменного стола, раскинув по нему руки, чернильница валялась на полу, а ее содержимое разбрызгалось по ковру. Над герцогиней стоял лорд Рафтон, сжимая обеими руками ее горло!

– Остановите его! Остановите его! – закричала мисс Маршбанкс, и, подбежав вместе с мистером Уорнером к старику, они разжали его руки.

Лорд Рафтон, как заметила Вирджиния, был так напуган, что не мог ни двигаться, ни говорить. Герцогиня соскользнула со стула и теперь лежала в неловкой позе на полу.

– Ваша светлость! О боже! Ваша светлость! – причитала мисс Маршбанкс, опустившись на колени рядом с герцогиней и растирая ее руки.

Вирджиния видела, что обычно белое лицо герцогини было теперь багрового цвета, глаза, казалось, вылезли из орбит, а рот оставался открытым.

– Воды! Принесите… воды… бренди… чего-нибудь! – кричала мисс Маршбанкс, и, когда Вирджиния повернулась, повинуясь ее приказу, от двери донесся требовательный голос:

– Что здесь происходит?

– Себастьян! – Вирджиния скорее выдохнула, чем произнесла его имя и бросилась к нему с чувством огромного облегчения.

Герцог окинул взглядом мистера Уорнера, пытавшегося усадить беспокойного лорда Рафтона в кресло, и мисс Маршбанкс, кричавшую во весь голос рядом с телом герцогини, лежавшим на полу.

– Что он с ней сделал? О, ваша светлость, что он сделал с ней? – завопила мисс Маршбанкс при виде герцога.

Герцог шагнул вперед, наклонился и поднял мать.

– Идите за мной, – резко приказал он и, выйдя в открытую дверь, зашагал по коридору.

Он шел быстро, мисс Маршбанкс следовала за ним, не переставая рыдать. Вирджиния шла позади, пораженная тем, что увидела, и чувствуя себя так, словно очутилась в ужасном ночном кошмаре, отрешиться от которого она была не в силах. Казалось, что они никогда не дойдут до комнаты герцогини. Герцог задержался на секунду, чтобы мисс Маршбанкс открыла дверь, а затем внес мать в спальню и положил ее на просторную кровать под балдахином, стоявшую на возвышении, покрытом белым меховым ковром.

– Бренди! – резко приказал он.

Мисс Маршбанкс подбежала к умывальнику. На мраморной доске стоял небольшой хрустальный графин, содержимое которого явно было известно ей. Она вытащила пробку и налила бренди в стакан. Затем герцог, обняв мать за плечи, приподнял ее на постели и поднес стакан к ее губам.

Вирджиния видела, что глаза герцогини больше не вылезают из орбит и что ужасный цвет ее лица немного побледнел.

– Она еще жива, – прошептала мисс Маршбанкс.

Герцог попытался насильно влить немного бренди в рот матери. Похоже, ему это удалось, так как через мгновение глаза герцогини заблестели.

– Она жива, – повторила мисс Маршбанкс. – О, слава богу, она жива!

Губы герцогини шевельнулись, будто она хотела заговорить, а затем внезапно все ее тело потрясла конвульсия. Голова ее откинулась назад, и она замерла. Очень осторожно герцог опустил мать на подушку.

Мисс Маршбанкс издала душераздирающий крик:

– Она мертва! О, ваша светлость, сделайте что-нибудь! Она не должна умереть! Она не может умереть… вот так!

Герцог стоял, опустив глаза на свою мать, и на секунду Вирджиния, наблюдавшая за ним, подумала, что он не слышит крика мисс Маршбанкс. Затем он тихо произнес:

– Да, она умерла!

Он пересек комнату и закрыл дверь, которая оставалась полуоткрытой, когда они вошли в комнату.

– Мне нужно кое-что сказать вам обеим, – произнес он. – Послушайте, мисс Маршбанкс, это важно!

Его голос внезапно зазвучал резко, и мисс Маршбанкс, которая, казалось, готова была упасть в обморок, вынуждена была взять себя в руки.

– Да, ваша светлость, – пробормотала она.

Моя мать умерла, – герцог, казалось, тщательно выбирал каждое слово, – и умерла она от сердечного приступа. Как вам известно, мисс Маршбанкс, сердце беспокоило мою мать не один год и несколько раз к ней вызывали врача. Я намерен послать за ним сейчас, и вы, ни одна из вас – вы понимаете это? – ни одна из вас ни слова не скажет ни ему, ни кому-то другому о том, что только что случилось в покоях лорда Рафтона. Я не потерплю скандала в своей семье! Вы понимаете не хуже меня, что сообщение о том, что моя мать была задушена одним из гостей замка – человеком, который в дни своей молодости был чрезвычайно известен, – привлечет весьма нежелательное внимание к нашей семье. Этого я никогда не допущу.

Герцог вздохнул всей грудью. Казалось, он обращался непосредственно к мисс Маршбанкс, но на секунду его взгляд остановился на Вирджинии.

– Как я уже сказал, – продолжал он, – скандал недопустим. Только в этом вопросе мы с моей матерью были солидарны, и вы, мисс Маршбанкс, лучше всех знаете, что любой скандал был бы так же неприятен моей матери, как и мне, против этого она решительно возражала. Благодаря вашему молчанию, мы будем вполне уверены, что никто не узнает об этом немыслимом несчастном случае.

– Мистер Уорнер… знает… что случилось, – пробормотала мисс Маршбанкс, ее голос прерывался рыданиями.

– Я разберусь с мистером Уорнером, – сурово ответил герцог. – Никто не отменял очень строгое правило, установленное мною. Никому не позволяли входить без сопровождающего в покои лорда Рафтона. Я давно знал, что лорд Рафтон страдает тяжелым нервным расстройством. Такие больные часто нападают на тех, кого они больше всего любили. Вот почему я всегда настаивал, мисс Маршбанкс, чтобы вы или кто-то другой сопровождали мою мать, когда она навещала своего старого друга. Мои приказы были нарушены.

– Это не моя вина, ваша светлость. Я ездила в деревню.

– По какому поводу? – Тон герцога не оставлял надежд на снисхождение.

К удивлению Вирджинии, мисс Маршбанкс только склонила голову и ничего не ответила.

– Вы понимаете, мисс Маршбанкс, что отчасти вы виноваты в том, что случилось, – сказал герцог.

– О, я знаю! Знаю! – зарыдала мисс Маршбанкс. – О, ваша милость, смогу ли я когда-нибудь простить себя?

– По крайней мере, вы можете способствовать тому, чтобы не возникло никаких разговоров о том, как умерла моя мать, – вздохнул герцог. – Я попросил бы вас, мисс Маршбанкс, потому что я знаю, что вы любили мою мать, оказать ей последнюю услугу. Мне хотелось бы, чтобы вы сняли с нее платье и переодели ее в ночную рубашку. Наденьте ей на шею колье-воротник из жемчуга и бриллиантов, который она так часто носила.

Мисс Маршбанкс колебалась мгновение; затем, подойдя к туалетному столику и достав маленький ключик из перламутровой шкатулки, украшенной бриллиантами, она открыла им один из ящиков. Вирджиния увидела, что в ящике множество бархатных коробочек для драгоценностей. Мисс Маршбанкс достала одну из них. В ней лежал великолепный воротник из жемчуга. Вирджиния знала, что многие женщины с длинной шеей любят надевать на бал такие украшения. Колье состояло из пяти ниток жемчуга, перемежаемого длинными бриллиантовыми вставками, которые поддерживали воротник в вертикальном положении.

– Да, это тот самый, – сказал герцог. – Наденьте его на шею моей матери, мисс Маршбанкс, и я отдам приказ, чтобы его не снимали, так как она хотела быть похороненной в нем. Когда приедет доктор, попытайтесь организовать, чтобы на ее плечи был также наброшен шарф. Врач выслушает ее сердце, так как подумает, что она умерла от сердечного приступа, – и это действительно так. Она была жива, когда я принес ее из комнат лорда Рафтона, и, как вы обе видели, перенесенное переживание поразило ее сердце. На самом деле она умерла не от удушения, а от сердечного приступа. Это ясно?

– Да, конечно, – ответила мисс Маршбанкс.

– А вы, мисс Лангхолм? Вы все поняли? – спросил герцог. – Вы новенькая в нашей среде, но я чувствую, что вам ясно, что речь идет о семейной гордости, о семейной чести. И я попросил бы вас дать мне слово, что ничто из того, что вы видели, не выйдет за пределы этой комнаты.

– Даю слово, – тихо произнесла Вирджиния. Герцог подошел к кровати и постоял, глядя вниз, на свою мать. В эту минуту между матерью и сыном происходило нечто такое, во что никто не имел права вмешиваться. Вирджиния отвернулась. Мисс Маршбанкс уже подошла к окну и задергивала шторы.

Затем герцог заговорил, и звук его голоса нарушил тишину, которая становилась почти невыносимой.

– Я намерен послать за доктором. Вы, мисс Маршбанкс, сделаете то, о чем я просил вас. А вы, мисс Лангхолм, пожалуйста, оставайтесь за дверью, чтобы никто не входил сюда. Я не хочу, чтобы горничная моей матери или кто-то другой узнали, что она умерла, пока мисс Маршбанкс не будет готова показать ее доктору.

– Понимаю, – произнесла Вирджиния сдавленным голосом.

Герцог отвернулся и вышел из комнаты. Вирджиния посмотрела на мисс Маршбанкс, которая теперь вновь стояла рядом с кроватью и лицо которой было залито слезами.

– Могу ли я сделать что-то еще? – спросила Вирджиния.

– Только то… что приказал его светлость, – ответила мисс Маршбанкс. – О, моя… бедная… госпожа! Это… это должно было… случиться с ней.

– Вы не должны винить себя, – попыталась успокоить ее Вирджиния.

– Если бы только я… не… оставляла… этого письма! – с отчаянием произнесла мисс Маршбанкс.