Снова взглянув на Адриана, Фейт едва удержалась от слез. Она вдруг поняла, что никогда не будет счастлива без него, никогда не сможет забыть его…

Когда судебное заседание закончилось, Адриан встал и обернулся. Увидев ее, радостно улыбнулся и поспешил к ней.

«Неужели он действительно обрадовался? — думала Фейт. — Ведь он не позвонил ни разу, хотя я очень ждала». Она решила, что должна предоставить ему последний шанс.

По-прежнему улыбаясь, Адриан взял ее за руку.

— Фейт, не нужно было ехать так далеко, чтобы увидеть это. Я мог бы позвонить тебе.

— Но ты не позвонил. — Она отдернула руку. — Мне пришлось попросить Белинду, чтобы Джим узнал, когда начнется суд. Я хотела убедиться, что Тони не удастся выкрутиться.

Адриан обнял ее за плечи и повел к выходу.

— Тони и Пигги с таким усердием обвиняли друг друга, что даже не понадобились собранные мной улики.

Фейт вежливо улыбнулась:

— Значит, теперь тебе вернут лицензию? Что ж, я очень рада за тебя.

— Правда? — Он внимательно посмотрел на нее, и ей показалось, что она увидела в его глазах грусть.

Ей тоже стало грустно при мысли о том, что им придется расстаться. Но если в жизни Адриана нет места для нее — пусть прямо об этом скажет, пусть выложит карты на стол.

— Ты, должно быть, ужасно занят, — сказала она, когда они вышли из здания суда. — Белинда говорит, что вы с окружным прокурором наконец-то уладили ваши разногласия и собираетесь вместе работать.

— Да, не исключено. А как у тебя дела? Хуан говорит, что ты продаешь его работы сразу же, как только он их присылает.

— В последнее время Хуан делает замечательные вещи. Наверное, сказывается твое влияние. Его статуэтки про сто очаровательны. Они легко продаются. Он рад, что именно ты расписываешь их, но его фарфор… Возможно, он будет медленно продаваться, но это — подлинное искусство. Я подумываю устроить выставку.

— Я рад, что фарфор тебе нравится. — Адриан улыбнулся. — Но если он плохо продается, то как же ты заработаешь на достойную жизнь? Неужели так и будешь жить в своей ночлежке?

— Я подыскиваю новую квартиру. И больше не буду петь в баре. Твои друзья — прекрасные помощники, и я подумываю о расширении дела.

— Ты надолго приехала? — спросил он осторожно.

И эта его осторожность окончательно убила в ней надежду… Адриан, которого она знала, был совсем другим. Да, он изменился, но вовсе не так, как она надеялась.

— Я собираюсь вернуться сегодня вечером, — ответила Фейт. Собравшись с духом, спросила: — Ты бы предпочел, чтобы я оставила тебя в покое? Адриан, я не хочу быть помехой. Я пойму, если ты скажешь, что тебе это не нужно.

Он стиснул зубы. Пристально взглянув на нее, проговорил:

— Ты не так понимаешь, Фейт. Просто дело в том… Видишь ли, мне еще не вернули лицензию. И я не знаю, когда вернут. Сомневаюсь, что смогу когда-нибудь завести собственную семью. Ведь ты хочешь ребенка, я знаю. Ты прекрасная женщина, и тебя ждет прекрасное будущее. Фейт, я не хочу быть препятствием на твоей дороге к счастью.

Она кивнула:

— Я знала, что ты так скажешь, Адриан. Но хотела услышать это от тебя, чтобы быть уверенной… Все-таки ты редкостный болван, если думаешь, что лучше меня знаешь, что мне надо.

Ей хотелось броситься в его объятия и разрыдаться. Но Фейт поспешно отвернулась, чтобы он не заметил ее слез.

«Это было прекрасно, пока продолжалось», — думала она, шагая к своей машине.


Декабрь

Адриан задержал дыхание и осторожно открыл дверцу печи с остывшим фарфором. Он боялся, что небольшая ошибка, допущенная при глазуровке, скажется на качестве изделий.

Горевшие в мастерской лампы не могли заменить солнечный свет, но у него не было выбора. Быстро разгрузив печь, он принялся сортировать и раскладывать изделия по полкам.

Глазом опытного мастера он высматривал в каждой вещице трещины или другие пороки. Наконец взял в руки изящную вазу в форме сердца, поднес ее к свету и тщательно осмотрел.

Похоже, у него получилось… Его пальцы дрожали, когда он поглаживал вазу, пытаясь обнаружить дефекты. Цвет же получился самый изысканный, лунно-серебристый. Да, это был настоящий «лунный» фарфор, и женщина, которой предназначалась эта ваза, конечно же, оценит ее по достоинству.

Адриан не знал, что она подумает, когда он отошлет ей вазу со следующей партией изделий Хуана. Но Фейт наверняка узнает работу, ведь у нее уже имелась подобная вещица.

Он открыл окно, чтобы выпустить жар от печи, и тотчас же услышал звонкий смех Исабель, басовитые смешки Хуана и лепет малышки. Они назвали девочку в честь Фейт, но использовали ее девичью фамилию. Маленькая Хоуп Мартинес была гордостью своих родителей.

Адриан вздохнул. Он снова, в который уже раз, позавидовал кузену. Ведь Исабель с Хуаном были счастливы, а бедность лишь проверила на прочность их любовь — так печь проверяет, чего стоит искусство гончара.

У него, у Адриана, не было их силы, он это знал. Как необожженная глина, он высыхал и крошился, разрушался…

Что ж, ваза готова, и он отошлет ее Фейт. Возможно, она все поймет. Поймет, что он не хотел причинить ей боль.

За окном уже давно стемнело, а сейчас начался дождь; он слышал, как капли барабанили по жестяной крыше.

Адриан снова вздохнул.

«Дождь в конце декабря не предвещает ничего хорошего, — подумал он, выходя из мастерской. — Если дождь перейдет в град или в снег, Хуан не доставит очередную партию до Рождества. А ведь ваза — подарок, и Фейт должна получить его вовремя».

Может, он совершил ошибку, отказавшись от Фейт? Но он отказался от нее, потому что любил, потому что желал ей счастья.

Стоя под дождем, он думал о Фейт, и капли стекали по его щекам, словно слезы.

Да, он отказался от этой женщины, хотя именно она превратила его ярость и ненависть в любовь. Она пролила бальзам на его раны и излечила его боль одним лишь своим присутствием. Как ей это удалось — не имеет значения.

Он думал, что не сможет жить, если не сделает карьеру, если не будет иметь дорогие машины, если не сумеет обеспечить своих родных. Но оказалось, что он не может жить без этой женщины.

Может, он просто-напросто глуп? Ведь он сам сделал выбор. Сделал выбор за нее.

Он почувствовал, что на лицо его упала снежинка. А рубанка уже покрылась тонкой корочкой льда. Значит, утром он не сможет проехать по горной дороге.

Резко развернувшись, Адриан бросился в мастерскую. Ваза стояла на полке, излучая красоту в ярком свете лампы.

«Если ваза — подарок к Рождеству, то она принесет Фейт счастье», — подумал Адриан.

На сей раз он был уверен, что не совершает ошибки.

Поездка в Ноксвилл на ржавом пикапе Хуана обычно занимала четыре часа, и Адриан, со скрипом и скрежетом преодолев горную дорогу, въехал в город уже на рассвете. Снег лежал белым кружевом только на деревьях и кустах; по дорогам же, разбрызгивая серую жижу, скользили машины.

Адриан остановился у кафе, чтобы выпить чашку кофе и обдумать свой следующий шаг. Его сентиментальное ночное путешествие с рассветом превратилось в целый комплекс проблем.

Откроет ли Фейт свой магазин накануне Рождества? Или у нее другие планы? Должен ли он позвонить ей? Он даже не знал, переехала ли она уже в новую квартиру. Хуан как-то обмолвился, что вот-вот переедет.

И самое главное — как ему себя вести? Может, про сто доставить подарок и поздравить с праздником? Если ему покажется, что Фейт не очень обрадовалась, он сразу же уедет. Уедет как можно дальше. Возможно, отправится добровольцем в космос. Если же обнаружит, что у Фейт появился другой мужчина — наверняка перережет ему глотку.

Адриан взглянул на часы. Было почти восемь.

Снова усевшись за руль, он поехал к магазину. Он все еще чувствовал себя бродягой — как и несколько месяцев назад, когда впервые появился в баре, где пела Фейт. Но сейчас ему хотелось, чтобы все выглядело иначе — Фейт этого заслуживала.

Миновав полупустую стоянку, он подъехал ко входу в магазин. Фейт украсила окна изящными гирляндами из живых вечнозеленых растений, увитых блестящими золотыми лентами. «Прекрасное сочетание, — подумал Адриан. — Выглядит празднично и ничуть не аляповато». Белые огоньки гирлянды мерцали в утренних су мерках.

Выбравшись из машины, Адриан шагнул к двери и увидел табличку с надписью «Закрыто до 26 декабря». Было очевидно, что Фейт теряет деньги, упуская возможность рождественских продаж «в последнюю минуту». Наверное, у нее были более важные дела, чем работа. Может, приют?

Когда он подъехал к приюту, еще не было девяти. Чувствовалось, что здесь неплохо подготовились к Рождеству. Окна были украшены гирляндами, а мигающие огоньки вокруг двери создавали праздничное настроение. «Знакомый мотив, — мысленно улыбнулся Адриан. — Зеленый с золотом… Видимо, и тут не обошлось без Фейт».

Открыв парадную дверь, он услышал веселый детский смех и пожалел о том, что не догадался принести подарки. Елка, украшенная бумажными цепями и вырезанными из картона ангелами, занимала весь угол холла, и тут же сто ял керамический Санта-Клаус, державший в руке мешок с мятными конфетами.

Энни с удивлением посмотрела на Адриана. Было очевидно, что она не очень-то обрадовалась гостю. «Наверное, все еще вспоминает историю с „похищением“«, — подумал Адриан.

— Что вам угодно? — спросила она.

Он в смущении улыбнулся:

— У меня для нее… специальная доставка. А ее магазин закрыт. Я подумал, что, может быть, она здесь. Это не она устраивает шум там, наверху?

— Нет, она придет позже. А наверху Гризли. Фейт уговорила его нарядиться Санта-Клаусом, и он сейчас входит в роль. — Усевшись в кресло, Энни выжидательно посмотрела на Адриана.

Он снова улыбнулся. Фейт всех очаровывала, все из меняла к лучшему. Только она могла уговорить старого пьянчугу Гризли сделать что-нибудь полезное. Фейт Хоуп… Ее родители выбрали для нее очень подходящее имя.