Она сразу же отпрянула от него и пятилась до тех пор, пока не уперлась спиной в пирамиду стоявших у стены мешков с мукой. Хотя тьма была полная и Линии не могла видеть выражения его лица, она вдруг почувствовала, что настроение у него изменилось.

— Что же ты остановилась? Ищи, — скомандовал Экстон, но без прежнего гнева в голосе.

Ничего не ответив, Линии направилась в дальний угол кладовки — туда, куда она зашвырнула подарки мужа. Там было темно, как в колодце, но Линни тем не менее понадобилось всего несколько минут, чтобы обнаружить пропажу.

? Лови! ? воскликнула она, поворачиваясь к Экстону и швыряя цепочки в его сторону. Они ударили его в грудь и упали на пол у ног. — Поскольку мы больше не муж и жена — в глазах церкви, по крайней мере, — с радостью возвращаю тебе твой отвратительный дар.

Поскольку Экстон продолжал хранить молчание, она приободрилась и добавила:

— Мне было крайне неприятно носить на себе эти побрякушки.

Экстон нагнулся и поднял цепочки с пола. Даже в темноте кладовой блеснуло золото и кроваво-красными огоньками вспыхнули рубины. Линии вынуждена была признать про себя, что она слукавила, носить цепочки было вовсе не было так уж неприятно. Впрочем, об этом она умолчала.

Экстон некоторое время перебирал в пальцах изящное украшение, после чего — не говоря ни слова — направился в ее сторону. Теперь уже Линии не отступила перед ним ни на шаг. Когда их разделяли всего несколько дюймов, Экстон остановился и поднял руку с цепочками вверх — так что они, свесившись с его ладони, стали раскачиваться между ними наподобие маятника.

— Стало быть, мой подарок вызывает у тебя отвращение? ? отреагировал он на импульсивное заявление Линни. — Что ж, может быть, и так. А может — и нет. В любом случае эти игрушки свою службу сослужили. Остается выяснить, как они будут воздействовать на твою сестру.

Если бы он ударил ее, вряд ли бы она испытала больше унижения и боли. Пораженная услышанным, Линии сделала шаг назад и приглушенно застонала.

Тьма скрывала выражение лица Линни, но тихий возглас Экстона выдал ее душевные муки. Ему вдруг сделалось стыдно. Неужели безумие, которое вкралось в их отношения, никогда не прекратится?

Не испытывая больше ни малейшего желания продлевать страдания этой женщины, Экстон повернулся на каблуках и направился к двери. В этот момент он чувствовал себя подонком, недостойным звания рыцаря.

Когда Экстон вышел из кладовой, глаза всех, кто находился поблизости, устремились на него. Впрочем, хватило одного его грозного взгляда, чтобы приструнить любопытных и заставить их возобновить прерванную работу. Весь день от кладовой до большого замкового зала его сопровождало почтительное испуганное молчание. Впрочем, Экстон не сомневался, что с его уходом слуги снова бросят работу и начнут перемывать ему кости. Эта женщина превратила его в объект насмешек всей его многочисленной челяди, а ведь она, в сущности, самая младшая и наименее значимая представительница ненавистного ему семейства де Валькур. Младшая дочь!

Он с такой силой сжимал цепочки, что золотые розетки рубинов врезались ему в кожу, Экстон выругался.

— Черт бы побрал эту девку! Проглоти ее дьявол!

Он помчался вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через три ступеньки. Захлопнув за собой двери господских покоев, он устремился к просторной, укрытой богато расшитым балдахином просторной кровати, намереваясь уж в этот раз не дать ей спуску и изрубить мечом на кусочки. Однако цепь, которая по-прежнему оставалась у него в руке удержала его от этого. Словно вихрь, остановленный ту громадой гранитной скалы, он замер посередине комнаты и снова взглянул на золотую, с рубинами побрякушку. По сути дела, эти цепочки, которые он прикрепил на Линни, являлись своеобразным орудием пытки. Можно ли осуждать ее за то, что она с негодованием сорвала их с себя?

Экстон сделал несколько шагов и со стоном опустился на край большой кровати, зарывшись пальцами в волосы. Сначала ему хотелось, чтобы эта женщина оценила утонченное жало пытки, которую он ей учинил. Потом ему захотелось, чтобы она оценила его мужские качества. А чуть позже его обуяло новое желание — ему захотелось, чтобы эта женщина отдавалась ему по доброй воле. Вот и получилось, что его попытка отомстить в ее лице всем де Валькурам обернулась против него самого. Поскольку он так и не сделался для нее единственно желанным, а сам воспылал к ней сильнейшей страстью. Но как такое могло случиться? И что это? Колдовство? Заговор? Наваждение? И вообще — что ему теперь делать? Он, разумеется, знал, что ему следовало послать вызов Юстасу де Монфору, вступить с ним в бой и завоевать право жениться на настоящей Беатрис. Это было самое простое из того, что ему предстояло. Экстон не сомневался в победе хотя его раздражало, что ему приходится прибегать к всевозможным ухищрениям для того, чтобы вернуть себе, то что принадлежало ему по праву рождения.

Но как быть с Линни? Что ему делать с ней? Экстон опасался, что этот вопрос так и останется без ответа.

Линни страстно желала сбежать из своей тюрьмы. Дверь кладовой была распахнута. Охрану в коридоре не выставили. В сущности, между ней и внешним миром не было ни какой преграды. Линни даже подозревала, что, пожелай она вообще уйти из замка, ей никто бы не стал чинить препятствий. Ей оставалось только выйти за дверь, пересечь двор а потом пройти по подъемному мосту — и перед ней открылся бы вольный простор: лес, поля, вся английская земля, наконец. Можно было скрыться в чащобе и выбросить из головы как некое досадное недоразумение даже сам Мейденстонский замок. А заодно и его владельца — Экстона де ла Мансе.

Ах, если бы это было возможно! Но как оставить. Да и куда, собственно, идти? И что делать потом?

Линни провела в кладовой несколько минут, показавшихся ей вечностью. Прежде всего, ей требовалось привести в порядок мысли и чувства и вернуть себе ровное расположение духа. И решить, по возможности, как ей быть дальше.

Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Потом стала бороться со слезами, хотя это сражение неожиданно оказалось трудным. Пришлось дать себе слово больше никогда в жизни не плакать из-за Экстона. Слово это, впрочем, мало что значило. Стоило бы ей только вспомнить произнесенное им нежное слово или бурные ласки, которым они предавались, как глаза тут же оказались бы на мокром месте.

«Дура! — обругала она себя. — Какая же ты дура, Линни!» Это, однако, успокоения не принесло. Когда она, наконец, поднялась на ноги, первым ее побуждением было отыскать отца. Он был в замке ее единственным союзником. Если не считать леди Милдред, конечно. Линни прикрыла рот ладошкой. Не стоит больше о ней упоминать. Разобраться в мыслях и намерениях старой дамы было столь же трудно, как понять ее сына. Решив выйти из темницы с высоко поднятой головой, охраняя достоинство де Валькуров, Линни направилась к двери. На пороге она носком туфли отшвырнула со своего пути какой-то маленький темный камешек, который отлетел в сторону, ударился о каменную стену и снова откатился под ноги. Линни нагнулась и поняла, что это выпавший из оправы рубин.

Она смотрела на него со смешанным чувством испуга и умиления. Это был кроваво-красный рубин из золотой цепочки, подаренной ей Экстоном.

«Нет, подарок Экстона не столь уж неприятен», — напомнила она себе, стараясь быть справедливой. Линни украдкой осмотрелась — не видит ли кто? Когда она потянулась к камешку, пальцы у нее сильно дрожали. Линни даже испугалась, что не сможет его поднять или тотчас уронит. Стоило ей покатать рубинчик на ладошке, как ее сгь стала слабнуть, а ей между тем надо было быть уверенной в себе, абсолютно убежденной в своей правоте. «Ведь Экстон его обязательно хватится, — подумала она. ? Когда он будет повязывать цепочки вокруг бедер Беатрис, ему сразу бросится в глаза, что одна розетка пуста.»

Но как бы он ни злился, камня ему не найти. Ни за что на свете! Она спрячет его и будет хранить, он пригодится, когда… когда придет пора бежать отсюда. Если рубин продать, то хватит денег, чтобы навсегда покинуть это место, да еще и прихватить с собой Беатрис. Они с сестрой с помощью этих денег смогут внести вклад в монастырь и обрести две тихие, кельи под крышей святой обители.

Линии, конечно, понимала, что замысел этот легковесен и его надо еще продумать. Но теперь у нее по крайней мере появилась цель и какая-то надежда на будущее. Ну, а пока надо было найти отца и вместе с ним дожидаться торжественного въезда в замок герцога Генри и женщин из семейства де Валькур, которые должны были приехать вместе с ним.

Питер сидел на парапете стены, свесив вниз ноги, и разглядывал деревушку Мейденстон. Отколупывая от стены кусочки извести, молодой человек от нечего делать швырял их в ров и следил, как эти крохотные снаряды с бульканьем погружались в темную воду, оставляя после себя на гладкой поверхности воды идеально ровные расходящиеся круги. Питер сидел слишком высоко, чтобы слышать всплески, но результаты его деятельности были ему видны хорошо.

Занятие было приятное, но несерьезное. К тому же Питер был слишком взрослым, чтобы подобное развлечение могло его увлечь. Тем не менее, он снова бросил в ров твердый кубик. Надо же было как-то убить время?

— Вот ты где!

Услышав голос матери, Питер повернул голову в ее сторону.

— Тебе не следовало подниматься так высоко, — сказал он, заметив, как у матери раскраснелись щеки. — Уж ее тебе понадобился, можно было послать на розыски служанку.

— Может, я уже и стара, но чтобы добраться до любого, даже самого удаленного уголка Мейденстона, сил у меня еще достанет. — Она оперлась о парапет стены слева от Питера и с минуту молча озирала окрестности. — Помню, как радовался отец, когда стены замка были наконец достроены. Эту часть, где мы стоим, возводили последней. — Она коснулась рукой шершавой поверхности камня, словно надеясь обрести с его помощью желанный покой. — До чего же отец любил это место…