Ада Ридель - Непорочная для бандита. Я тебя сломаю

Отец – Климов.

Золотистые волосы. Сначала я думал, что это из-за Виктора, ведь он тоже голубоглазый блондин, но сейчас понимаю…

Детский дом.

Холодный пот прошибает тело.

– Майя? – шепчу сухими губами.

– Она самая. Скажи же, один в один?

Я только сейчас понимаю насколько они похожи. Алёна и Майя. Сравниваю в голове. И палец неосознанно спускает курок. Простреливаю Райскому руку из-за чего он падает.

– С-сука…

– Дальше, – велю ему. Он скоро откинется, надо поторопить.

– А всё… – касается щекой пола. Пошевелиться не может. – Спустя десять лет Климов дочь свою показал. Говорит, нашёл случайно несколько лет тому назад. К любовнице пошёл, а там – она. В итоге наплевал на неё. Он-то Алёну не любил. Плевать ему было. Блондинку твою отбросом считал. А мне вот нет… Смерти её захотелось. Слишком они похожи. Настолько, что готов был свернуть Климовой шею. Только из-за сходства. Потому что Алёна… Поступила подло. И я вспомнил о тебе. Натравил тебя на девчонку.

Ярость застилает глаза.

Делаю шаг вперёд. Пистолет не убираю, но как следует, со всей дури ударяю ему по животу. Смотрю на кровь, что каплями падает на чёрные ботинки.

А он даже в полумёртвом состоянии говорит.

– Понравилась же, аргх, скажи? Вот и я не выдержал. Себе решил забрать. Но ты смотри… – вновь отхаркивается. – Как она тебя зацепила.

Замахиваюсь ногой.

Если бы не он – я бы не узнал, что та официантка из «Дурмана» – мой враг. Может, встретился бы в другой раз. Начал по-новому. Без говна и прочего. Но нет. Время вспять уже не повернуть.

Наступаю ботинком на простреленную руку.

И опять этот крик, что безумно мне нравится.

Вижу на его теле оранжевый огонёк и поднимаю взгляд вверх. Огонь уже подбирается к нам. Полдома горит.

Надо заканчивать и убираться отсюда. Оставлю эту падаль здесь. Пусть сгорит заживо. Уж точно не убежит.

– Ты жёстко ошибся, Райский, когда решил это сделать, – на всякий случай простреливаю ещё одну руку. Чтобы точно уж не встал. Убираю пистолет на пазуху. – Натравил меня на Майю. Чуть не сделал ей больно. Застрелил моего ребёнка. Шантажировал им. Чуть не убил меня и едва не изнасиловал мою жену… Это не проступок. А смертный грех. Тебя ждёт наказание, Григорий.

– Ха-ха… – смеётся с придыханием. – Ребёнок… Эта девчонка та? Хочешь знать правду, Артур?

– На сегодня мне хватит, – обрубаю. Закончим. Мне достаточно. Я изнасиловал дочь человека, который вернул меня к жизни.

– Но я всё же скажу… – хрипит. – Знаешь, откуда в лесу, зимой, на обочине появился маленький ребёнок? Как её зовут? Сонечка, ах, да… Она говорила, своё имя, когда я выкидывал её из машины…

Гнев простреливает одним мощным ударом. Я без раздумий, резко, сжимая зубы, вытаскиваю пистолет. Снова.

Видит, Бог… Я хотел его мучений. Спускаю курок. Наблюдаю, как по спине растекается огромное пятно из крови.

– Встретимся в аду, – проговариваю, разворачиваясь. Ещё чуть-чуть и стёкла начнут трескаться. А мне выжить надо. Меня жена дома ждёт. Ребёнок. Сонечка. Маленькое создание, ставшее приманкой в этой игре.

Я понимаю, почему он сделал это. Чтобы знать, на что давить. У бандитов нет слабости. Они живут ради себя. Редко мы заводим семьи из-за среды нашего обитания. Убийства, наркота, оружие. Всем нужна слабость.

И она у меня была – маленькая девчонка, которая плакала зимой в лесу.

И сейчас моих слабостей стало ещё больше…

Я рассказываю Майе только ту часть, которую ей нужно знать. Убийство Райского. Правду о её настоящей матери и отце, которому она была не нужна, я умалчиваю. И про Соньку. Пусть эти секреты буду знать только я. Хватит ей нервов.

Опускаю ладонь на большой живот. Чувствую – сын. Хочу спросить, но Майя опережает меня.

– А дальше?... – размыкает свои соблазнительные пухлые губы. Как же я по ним скучал…

Говном буду, если солгу, что не думал о них, вдали.

Артур, брат, да ты поплыл, придурок. Одна маленькая блондинистая макушка выводит тебя из равновесия.

– Скажу честно – не хотел появляться у тебя на глазах, пока не пришёл бы и не сказал, что всё кончено.

– В каком смысле? – озадаченно и робко.

– Когда я уходил из дома Райского, по пути зашёл в его кабинет. Риск был огромен сгореть в большом доме, но я подумал, что Григорий не дурак. В том плане, что держит тебя у себя и не боится остальных. Он не хочет морок. И я подумал, что у него есть запасной план насчёт тебя… И не прогадал. У него были адреса всех юристов, ответственных за завещание Климова. Я нашёл всех. Убил. Перед этим от твоего имени сделал отказ от завещания, и теперь…

Я смотрю в эти голубые прозрачные глаза, которые в течение полутора часов не перестают слезиться.

– Завещания нет? – спрашивает так, будто не верит. Глаза сияют от услышанной новости, а розовые губы подрагивают. Поцеловать бы её, да… не могу. – И срока в виде трёх лет тоже?

Я усмехаюсь.

Понимаю, к чему она клонит.

– Да, – киваю. – С этого дня никому твоя жизнь ради денег уж точно не потребуется. Не нужны три года. Не нужен брак.

И как бы мне не было стрёмно и больно говорить – признаюсь.

Не вижу смысла врать.

– То есть… – пытается вымолвить.

Я понимаю, к чему она клонит. Поэтому прежде, чем она скажет два убивающих слова, спокойно спрашиваю, поглаживая пальцами обнажённый живот. Пинается.

– Сначала скажи, кто у нас?

Я улыбаюсь. Чувствую маленькую ножку, что утыкается в ладошку.

– Мальчик, – выдыхает.

А я прикрываю глаза.

– А я говорил, – победно отвечаю. – Чувствовал же. Сына своего. А ты всё девчонка, девчонка. Я отпраздную свою победу чуть позже. А пока… Я скажу тебе честно, Май. Без увилок. Возвращаясь к прошлой теме.

Чувствую, как маленькое тельце напрягается на коленях.

– Ты свободна, Май, – выдыхаю, не дожидаясь, когда она скажет это сама. – И можешь уйти в любой момент. Выйти на улицу, не бояться за свою жизнь. И если ты сейчас встанешь, плюнешь мне в лицо… Проклянешь всеми матами, выговоришься – я пойму. И отпущу. Это будет моей платой за то, что я сделал с тобой в прошлом. Моим искуплением.

Его слова заставляют задохнуться.

Он говорит то, чего я ждала больше всего тогда, три месяца назад.

Что завещания больше нет.

Нет этого долбанутого срока. Условий. Ничего из этого. И сейчас… Когда Артур говорит это – меня захватывает облегчение.

Но Алиев расстроен. Вижу по глазам и по его жестоким словам. Он сказал… Что я свободна.

Могу развестись, вернуться обратно в свою, ту жизнь.

Но хочу ли я это сделать?

Какой она будет, когда я это сделаю? У меня нет чёткой картинки перед глазами. Впервые. Там, где я одна. Живу, дышу.

А вот там, где есть Артур… Цепочка из событий сама выстраивается воедино.

Поднимаю ладонь на его щеку. Колется. Провожу по ней и, не колеблясь, отвечаю:

– Все мы в жизни совершаем ошибки, Артур, – возможно, я бы не сказала эти слова, если бы не те два месяца вдали. Я многое поняла. Осознала. Поняла, каково жить без него. – И здесь дело не в том, что ты сделал. А в том… Что ты раскаиваешься. Мне, правда, это важно. Я тоже много раз ошибалась в жизни, и порой жалела о своих последующих решениях. Но здесь… Я не уверена, что смогу уйти. Возможно, сказав ты мне это полгода назад… Я бы без раздумий собрала свои вещи и убежала. Но сейчас… Я понимаю, что не смогу. Я привыкла к твоей поддержке. Твоим пошлым шуткам. Твоему вечно подвешенному состоянию. Не знаю, пожалею ли я об этом в будущем, но сейчас…

Я делаю паузу, потому что слёзы едва не душат.

Я опять сейчас заплачу.

– Ты стал для меня не последним человеком, – выдыхаю. – Я хочу попробовать. Начать с чистого листа. Без оглядки на прошлое. И если ты готов…

Я понимаю, что говорю, хоть и не верю.

– Я бы хотела… Начать всё заново.

Я сделала это.

Сказала.

Перешагнула через себя.

Свои обиды. Свою злобу.

Их запросто нет. Я выдохлась, и всё уже простила. Давно.

Я не хочу возвращаться во внешний мир, и дело не в социофобии, взявшейся из ниоткуда.

Я хочу жить. Нормально. Без тяги на душе. И я верю…

Что такой я буду только в жизни с Артуром.

Который сейчас слегка улыбается.

Я делаю это ответно. Поддержать нас обоих.

Заставляю наклониться его к себе сильнее. Тяну голову на себя. Слегка касаюсь его тонких и грубых губ своими. Невесомо целую и позволяю сделать это в ответ.

Он опять первый. Опять властвует. И я привыкла. Я – та самая маленькая девочка, которая не справится без него. Без поддержки и опоры. Без его фигуры за своей хрупкой спиной.

Слегка приподнимаюсь, и понимаю – ну, к чёрту.

– Мне неудобно, – кряхчу.

– Зараза, – летит в ответ.

Привстаёт, скидывает меня со своих коленей. Аккуратно, бережно, убирает меня с себя.

Снимает пальто, которое ему мешается. А я пододвигаюсь от края к середине. Чтобы не упасть. Дать нам места.

Рассматриваю мужчину, что молчит, не сводит с меня пылающего взгляда. В один момент запрыгивает на кровать, нависает надо мной и старается не касаться живота.

– Я соскучился, – говорит твёрдо. – И пока я не зацелую тебя до смерти – я даже не шелохнусь.

Он, кажется, не знает, что мне можно больше, чем поцелуи. Которые он оставляет на моих губах.

И мне так приятно, что он не летит на меня и не кричит мне про секс. Забота, проснулась, что ли? Или, действительно, соскучился?