Ада Ридель - Непорочная для бандита. Я тебя сломаю

Я не знаю, откуда у меня эти мысли в голове. Всё этот мальчик, что растёт у меня в животе. Ему передаётся характер отца. А мне в итоге его желания.

– Нет, – отрезает. – О нём позаботятся. Молчи.

Захлопываю рот. Нет, так нет.

Выбегаем на улицу. Бежим по траве. И только сейчас… Я замечаю рыжие отблески на макушках деревьев. И когда мы начинаем отдаляться от дома, понимаю…

Что он горит.

Красиво. Ярко.

Красно-оранжевым пламенем.

Господи, там же люди… Ещё и девушки. Лиза.. Она ведь хорошая! Что если… Господи, именно та часть дома и горит!

Закусываю губу, и снова чуть не плачу.

Мне их жалко. Правда, жаль. Они были… Беременны. Как и Лиза. Она одна-единственная, кто был нормальной в их дурной компашке.

– Назар, стой, – неожиданно останавливаю его. Округляю от изумления глаза. Что он творит? – Там Арс, он…

Присматриваюсь. Мужчина остановился примерно метров в десяти от нас. Смотрит на горящий дом и прикуривает сигарету.

– Ой, бл*ть, – вздыхает. – Арс, хорош! Уходим! Потом на огонёк свой долбанутый посмотришь! Фетишист грёбанный.

– Что он делает? – он вообще нормальный?!

Назар вздыхает.

– Пока не сгорит всё дотла – хер уйдёт. Знаешь, с каким он удовольствием поджигал дом? Я думал, он прям в штаны кончит.

А…

Ясно… А по нему и не скажешь. С виду серьёзный такой.

– Херово, – изрекает громко псих. – Хорошо горит. Кому-то там не поздоровится… Может, и повезёт, живым выйдет…

Я буду бездушной тварью, но…

Мне становится всё равно. Я хочу убраться отсюда.

Поэтому когда Арс всё же оборачивается и вальяжно идёт следом, пока Назар уносит меня всё дальше, я, наконец, облегчённо выдыхаю.

Потому что…

Мой двухнедельный кошмар… Закончился.

Я опять сижу у окна. В этот раз на полу, на тёплой подушке, а не на подоконнике. Трогаю стекло. Касаюсь пальцами. И смотрю на первый выпавший снег.

Прошло два месяца с тех пор… Как меня спасли от Райского.

Надежда не покидала меня ни на день, что Артур всё-таки жив. И скоро придёт.

Но шёл первый день, второй…

А его всё нет.

Руки опускаются. До сих пор.

И вот, когда первый снег упал не землю…

Осознаю. Зима. Нет его больше рядом. Лежит где-нибудь в холодной земле и не дышит. Сына своего не увидит. А он и отца никогда не узнает.

Ненавижу Райского! Чтобы ему пусто было! И хорошо, что он сдох, тогда, в огне!

Назар, спустя неделю после того происшествия всё мне рассказал. Обмолвился, что Райский сгорел в том доме со всеми. Арс постарался. И хоть они избавились от главного врага – остались другие.

Артура нет. Защиты нет.

И только Назар взял на себя хоть какую-то ответственность за моё сбережение. Нет, остальные от меня не отказались. Но… Поселилась я в многоэтажке у Назара. И это так приносит мне дискомфорт.

Потому что из-за меня с Даной они ссорятся.

Я не могу сказать ей, что Назар и умерший Артур – бандиты. Убивают людей. Но… И скрывать это тяжело. Особенно когда она постоянно спрашивает об этом. Откуда эта охрана у дверей, где Артур, почему я ничего не говорю.

И из-за этого.. Из-за вечных расспросов, они ругаются.

И вот… Сегодня, пока я молча смотрела в окно, никому не мешая, Назар признался Дане. Я же сидела и притихла так, что меня было и незаметно.

Что мне ещё надо? Иногда есть, пить, да спать. А ещё сидеть и мучиться здесь от несправедливости.

Вот и сейчас я это делаю, пока Назар поехал вслед за Даной. Извиняться. Вымаливать прощение. Я хотела ему помочь… Но…

Не могу.

Даже встать с этого места.

Постоянно здесь сижу. Смотрю в небо.

На котором теперь живёт он. Отец моего ребёнка. И муж.

Я верю в это. Не мог он попасть в ад, но… кто его знает.

Но.

Мне так его не хватает.

Сердце сжимает от мысли, что его больше нет.

Слёзы наворачиваются на глаза, когда понимаю, что человека, которого я считала кошмаром, не существует. Растворился как пепел. Исчез из моей жизни, оставив с огромной раной на душе. И нет, не из-за того… Что было у нас в начале.

Я забыла.

Это легко сделать, когда мысли совсем о другом.

Мне не хватает его шуток.

Не хватает его грубых касаний.

Его милой стороны.

Грубых ласк.

Его твёрдого и железного голоса.

И взгляда.

Такого… Заботливого. С насмешкой. Который вмиг вспыхивает желанием.

Да, мы не были парой года. Вообще нет. Мне не хочется этого говорить, особенно после того, что между нами было. Но… Это всё в прошлом. Нет больше того Алиева. Я видела его изменения за то время, когда Сонечка лежала в больнице.

Во взглядах, в движениях.

Тех нас, которые были в начале – не стало.

С каждым днём мы сближались, относились теплее друг к другу. Я перестала думать о прошлом, хоть оно и постоянно догоняет и дышит в шею. Но, несмотря на это…

Я научилась жить.

Он сломал меня, но потом восстановил. Заставил вдохнуть свежего воздуха. Ступить на порог новой жизни.

Но он всё же сделал то, что хотел сделать изначально – сломал меня. Втоптал в грязь.

Своей смертью.

Мне так холодно… Без него.

Как будто мороз бежит не только по спине, но и в груди. Льдиной разрастается в стороны. Морозит склеенные до этого трещины, которые Алиев сам же сделал и сам же заделал цементом. И тут же заморозил.

Слёзы наворачиваются на глаза.

Почему мне так хочется плакать. Когда думаю о нём.

Я должна его ненавидеть.

Но вместо этого…

Оплакиваю. Сжимаю пальцы в кулаки и по стеклу. В который раз за этот месяц. Каждый день. Несколько раз.

Потому что это невыносимо.

Да, у меня будет ребёнок, ради которого я и должна жить, но мне пусто. Одиноко. И Грустно.

Будто частичку меня отобрали от сердца.

Порой я проклинала своего малыша за то, что он подтолкнул нас поехать в ту больницу. Тот глупый спор. Хотелось сделать себе больно. Ругалась про себя. Но, со временем поняла, что я конченая дура.

Виню своего же ребёнка, который ни в чём не виноват в смерти Артура.

Я так… Привыкла к нему. Поэтому так среагировала.

Поняла, что этот человек важен мне. Он защищал меня до последнего. Моего ребёнка. И хоть был сдержан и груб… Всё равно относился как к человеку.

И от этого ещё больнее. Грудь разрывается на части. И я опять всхлипываю. Реву белугой.

Больно осознавать его кончину. И так грёбаный каждый день по несколько раз. У меня не осталось нервов. Ничего. Выдохлась.

– Ты сломал меня, – всхлипываю, роняя прозрачные слёзы на пол. Сжимаю ладони, зарываясь в мягкий ворс. – Даже будучи в могиле.

И вновь мне хочется рассыпаться вслед.

Да почему так больно это осознавать? Каждый раз? Что нет его, нет больше!

– Больной придурок! – не выдерживаю. Ругаюсь на него всегда. И сейчас не исключение.

– Это самый лучший комплимент, что я когда-либо слышал от девушки.

Я усмехаюсь. Галлюцинации. Ясно. Слетела с катушек. Такое часто бывает. И я не удивлюсь.

Я достигла той стадии, когда дыхание позади становится реальным. А руки галюников материализуются и ладонями проводят по щекам, стирая слёзы.

И у этой иллюзии запах Артура. Такой… Вкусный и родной. Господи, я даже здесь его чую.. Хотя, казалось бы, должна была забыть за столько месяцев.

Неосознанно поворачиваюсь назад. Чтобы прогнать эту иллюзию, которая делает мне больно.

Встречаюсь с карими яркими глазами взглядом. Они сверкают в темноте.

Но не пропадают.

Происходящее не сразу доходит до моего больного мозга.

Но вот его слова… И добрая ухмылка…

Ударяют в самое сердце.

– Соскучилась?

Я вскакиваю с тёплой подушки. Аккуратно, слегка придерживаясь за большой живот.

Делаю шаг вперёд.

– Ты живой?..

Не могу поверить своим глазам. Передо мной будто призрак. Думаю, что сошла с ума, но нет… Поднимаю ладонь, провожу пальцами по щетинистой щеке. Записываю в голове каждую секунду. Каждое прикосновение.

И всё ещё пытаюсь проснуться ото сна, который снится мне иногда в бреду.

Нет. Это не он.

– Скажи что-нибудь на-Алиевском, – прошу его. Глаза слезятся с новой силой.

Боюсь не услышать. Или вообще проснуться.

– С ума сошла что ли? – насмехается. Как и в старые добрые времена.

– Скажи! – восклицаю. Пока не удостоверюсь – даже не двинусь.

Призрак Алиева закатывает глаза.

Размыкает неплотно сжатые губы и проговаривает:

– Ты даже в этих потёртых штанах и огромной кофте выглядишь возбуждающе, – глаза округляются от удивления.

Я не знаю, чем думаю, но сама прижимаюсь к нему, обвивая руками шею. Живот не даёт сделать этого как следует, но мне плевать. Вдыхаю запах, который даже за эти два месяца не смогла позабыть. Пряный и древесный.

Слёзы продолжают стекать по щекам, и когда грубые по-прежнему привычные руки обвивают моё тело, остаются на спине – я понимаю.

Реальный.

Живой.

– Но как? – отрываюсь от него. Но этот амбал опускает ладонь на макушку. Прижимает к своей груди.

Я помню его смерть.

Последние его слова. И предпоследние. Как он назвал меня Климовской сучкой…

Но я не поверила. Нет, это бред. Он перестал меня так называть. Только Алиева.

– Жив и ладно.

– Нет! – вскликиваю. – Это всё сон! Я видела, как ты умирал! Чувствовала, как сердце под моими ладонями останавливается.