И самое отстойное – когда это произойдёт, ты кинешься, чтобы закрыть её собой. Жертвуя своей жизнью, всем. Хоть ты и эгоист всю свою жизнь.

А теперь… Ребёнок.

Я не понимаю, как так вышло. У нас был секс, два раза. Первый… Нет. А вот второй… Я был не в себе. Злился, ненавидел. Мог и не заметить.

Блять, как память отбило. Назар тогда ещё… Хрен его знает. Но не думаю, что беременна она не от меня. Срок тот же. И вряд ли девчонка мужика бы к себе подпустила.

Если не… Износ. Но нет. Не думаю. Там Маратов за ней приглядывал сто процентов по началу.

- Ты… - вижу отчаяние в голубых глазах. Она пятится назад, а я не знаю, как себя вести. Что она хочет сказать? – Не поможешь даже собственному ребёнку?

Она чуть не плачет. Истерика накрывает.

А меня как прошибает. Током. Импульсом. Сильным. Резким. Оглушающим. Бьёт прямо по башке.

Впервые в жизни теряюсь.

И спустя секунду, когда она уже хочет сорваться с места и убежать дальше, прихожу в себя.

Ей не уйти. Не из этого места.

Да и я…

За ней пришёл.

Снимаю тёмный пиджак, ловлю на ходу. Пока пытается пробежать мимо. Хватаю за плечи, накидываю одежду на её маленькое тельце. Закрываю безобразный костюм, что так режет по глазам. Подхватываю на руки.

Осматриваюсь по сторонам, пока не шевелящееся тело не дышит. Застывает, как статуя. Но мне пох. Иду на выход, пытаясь пройти мимо людей Райского незаметно. Тяжело. С бабой-то на руках.

Чуть не палюсь.

Через главный вход выходить – самоубийство. И если я смерти не боюсь, то…

Нет, сдыхать не вариант.

Поэтому открываю одной рукой первое попавшееся окно.

- Обхвати меня руками, - приказываю побледневшей девчонке. А она продолжает белеть сильнее. Плачет, не двигается.

Какого хера?

- Очнись, бля, - рычу на неё. Срываться начинаю. Только вернулся в обратное русло. Перестал так реагировать. А тут она. Одним своим бездействием пыл мой пробуждает.

- Н-не м-могу, - руки поднимает, а дотронуться не может. Пальцы ходуном ходят.

Цыкаю от досады. Времени нет.

Обхватываю её сильнее одной рукой. Эта напрягается. Как статуя становится. Даже не дышит.

Распахиваю окно и спрыгиваю на землю. Кубарем не катимся, но ещё чуть-чуть, и понесло бы.

Выравниваюсь, осматриваюсь по сторонам и, пока никого нет поблизости, шустро иду к машинам.

****

- Ну, рассказывай, - поворачиваюсь в сторону девчонки. Сидит, дрожит.

Зарывается в мой пиджак. Ей идёт. Но не это меня сейчас волнует. А её состояние.

– Как так умудряешься неприятности на свой аппетитный зад искать?

Усмехаюсь, понимая как ей не везёт. Начнём с того, что дочерью Климова оказалась. А дальше уже… Со мной встреча. Это уже всё. Чёрная метка.

На всю жизнь.

- Это всё ты виноват, - шипит куда-то себе в руки. Ого, смелая.

Так своего спасителя благодарят? Награду бы. Хотя бы минет. На секс не претендую. Тут как бы… Неудобно.

Трахаться беременным небось нельзя.

- Если бы не ты, всё было бы нормально, - продолжает свои шипения. А меня напрягать начинает. Это за спасение мне такие слова?

Выпрямляюсь, тяну к ней руку.

А она её видит и шугается. Как кошка на дыбы становится и шипит.

- Не прикасайся ко мне! – точно осмелела. А меня от смелости этой и дерзости развозит. Чуть пальцами в шею не впиваюсь. Да держусь. Зависаю рукой в воздухе на полпути. Пальцы разжимаю. Так и зудят.

Раздражённо, пытаясь себя сдержать, одёргиваю руку. Калит. Как бы не грохнуть её. Да нельзя.

- Куда мы едем? – очухивается. – К тебе в квартиру? Опять меня будешь…

Какая скромная девочка. Не говорит грубых слов.

Смотрю на неё, и что-то мне это напоминает.

Нашу первую встречу. Да только теперь мы поменялись местами. Перевернулось всё. С ног на голову.

Она мне руку прокусила. Сидела и тряслась. Слёзы пускала. А теперь смотрит зло, пальцы сжимает. Ногтями в плоть впивается.

И костюм ей всё-таки этот не идёт. На шлюху похожа.

- Мы едем в мой дом, - в квартире я обитаю. Привожу кучу баб, развлекаюсь с ними. Скрываюсь, когда хочу побыть один. Но у нас есть дом, общий. Мы часто там собираемся. Бухаем. Собрания проводим. А ещё там…

- Я к себе домой хочу, – прерывает девчонка, всхлипывая.

- Можешь забыть о нём, – произношу резче, чем сам ожидаю.

– Что, опять будешь…

– Не начинай, – огрызаюсь. Слишком уж она дерзкой стала. А мне самому тошно. Хотя я бы её сейчас всё же треснул. По заднице.

Признавать этого не хочу, но… Ребёнок-то мой. Да и девка эта… Что-то не то чувствую. И рядом, и поодаль. Совесть мучает что ли? Да странно. Нет у меня её.

- Тебе нельзя домой, если не хочешь, чтобы ещё один больной придурок пришёл за тобой и не сделал того же самого, что Райский, – пояснять это нет никакого желания. Но всё же. – Ты теперь в дерьме, Майя, по уши.

– Я знаю, – неожиданно отвечает, но уже более - менее спокойно. Что это она? Откуда?

– И что ты знаешь? – выгибаю бровь и издаю смешок. Интересно узнать.

– Я слышала разговор того мужчины, – она зарывается лицом в колени. Сводит пятки в белых носках вместе. Миленько. – О наследстве. И о том, что теперь на меня охотится толпа головорезов…

Умная. Молодец. И приспосабливается быстро.

Вон как шустро просекла. Меня увидела – испугалась. А потом про ребёнка вспомнила. Решила надавить. Вдруг поможет.

Помогло.

Хотя, я её и так искал. Забрал бы, даже если и не беременная была. Я же рыцарь благородный. Супермен, блять.

Грехам своим искупление ищу.

– Ты не кричишь, – замечаю её спокойствие.

– Смысла нет.

– Почему же? Я ведь здесь. Украл тебя. Везу в своё звериное логово, где буду иметь, иметь, иметь. А ты и сопротивляться не сможешь. Защита же нужна. Да и не спасёшься. Выйдешь – жизни лишишься. Ты должна сейчас в истерике биться. Но почему-то не делаешь этого. Хочу услышать твою точку зрения.

Она слушает молча, не прерывает. Отворачивается к окну, смотрит на улицы через тонированное стекло.

– Я смирилась, – отвечает равнодушно. Апатично. Участь свою приняла. – Не хочу этого говорить… Но лучше уж ты, мудак, чем тот же Райский, что…

Её передёргивает. Трястись начинает. Плечи подрагивают.

И тихий всхлип разлетается по салону авто.

Её слова не до конца до моего ума доходят.

– Что он сделал? – прищуриваюсь, пододвигаясь к ней. Хочу её лицо видеть. Ладонь к нему тяну, хоть и понимаю – неприятны ей мои прикосновения. Как только дотронуться пытаюсь – отстраняется.

По этой же причине тогда держаться не смогла. Боится. После всего, что я с ней сделал.

– Что он сделал, Майя? – спрашиваю уже жёстче. – Отвечай. Сейчас же. Изнасиловал?

– Нет… – очередной всхлип. По душе царапает. – Пытался. И трогал меня. Везде. Какая разница? Он такое же животное. Вы все здесь ненормальные. И одинаковые.

Злость вспыхивает с новой силой. Я на звание самого доброго не претендую. Но она реально стала слишком смелой. И всё же ударить не могу. Но рука тянется. Медленно. Мучительно.

Одёргиваю. Она и так многое пережила. Я знаю, что делают с девушками в доме Райского. Ничего хорошего.

Я на его фоне – ангел.

Цежу сквозь зубы:

– Чего же тогда со мной пошла? Животным. И сидишь сейчас здесь, дрожишь, боишься, но не пытаешься ударить. Выпрыгнуть. А я ведь могу разложить тебя прямо здесь и сейчас. Почему, Майя, а?

Так и хочется услышать её ответ.

– Потому что у меня выбора нет. Не ты, так кто-то другой.

И всё же не глупая.

– Тем более… Я беременна. От тебя. И, может, хоть сейчас ты будешь относиться ко мне мягче.

И доля правды в её словах есть.

Я её не трону.

И нет, не из-за ребёнка.

А из-за того, что повёл себя как конченный уёбок. Нет, я не жалею о том, что тогда так обращался с Майей. Но после разговора с Назаром…

Осознал.

Как током прошибло.

Не сразу. Как в замедленной съемке. И бухать из-за этого стал.

Впервые в жизни это скажу – вину почувствовал.

Но нет. Хорошим человеком я от этого не стану.

Но теперь мне надо защитить эту девчонку. И моего ребёнка. Это будет моей платой. Моим извинением за то, что ей пришлось пережить. Искуплением.

Я не стану к ней по-другому относиться. Но трахать не буду. Наверное. Если сама не захочет. Или всё же…

Бля, нельзя о сексе думать. Как вспомню, что на Майе сейчас ничего нет, яйца разбухают. И член, что покоится в лежачем состоянии уже три месяца, начинает подниматься.

А у меня мат изо рта рвётся.

– Умно, – киваю и решаю поставить решающую, жирную точку в нашем будущем сотрудничестве. – Мои условия: ты подчиняешься, не ноешь, не создаёшь мне проблем. В ответ я тебя защищаю.

– А моя семья? – сжимаю плотно зубы. Я похож на благотворительный фонд?

– Перегибаешь, – слишком многого просит. Мне не интересна та женщина и тот пацан. Если они умрут, максимум, как это отразится на моей жизни – я увижу заплаканное лицо Золотовой. И всё. Не хочу париться.

Мне сейчас важна и интересна только она. И тот, кто растёт у неё в животе. Хоть я и понятия не имею, что с этим делать.

Хоть на аборт её тащи. Дети – не моё. Слишком много проблем. Мороки. Страха.

Что с ним что-то случится.

Но что-то меня останавливает.

Сильно желаю это сделать. Учитывая, что девчонка даже не поймёт. Усыпить, отвезти в больницу. Да только вот…

Не могу.

Ребёнка собственного грохнуть.

Поэтому создаю себе ещё больше проблем. Везу Майю в родной дом и наживаю себе ещё врагов.